— Они убили шесть тысяч человек?

— И эти жертвы не будут последними. Для каслонцев пьесы — это оружие, нас контролировали этими текстами. Воплощенные в них верования живут в разуме и душе каждого создания на планете. Они имеют воздействие даже на неверующих.

— Нахид — неверующая.

— Нахид? Женщина–солдат, которую ты принес сюда?

— Республиканский гвардеец, вы послали ее со мной. Она не верит, но сыграла свою роль и помогла мне добраться до монастыря.

Дарий подал мне бокал укрепляющей настойки, словно это он был послушником, а я — мастером. Он сел в свое большое кресло, усадил меня напротив и велел вспомнить каждую деталь миссии. Я так и поступил.

— Воистину удивительно, что ты вернулся живым, — задумчиво произнес Дарий. — Если бы ты умер, пьесы были бы утрачены навсегда.

— Боги не допустили такого святотатства.

— Возможно. Единственные экземпляры сейчас существуют только в твоем разуме?

— Да. Я даже цитировал их Нахид.

— Надеюсь, не слишком обширно.

Я засмеялся и сказал:

— Теперь мы можем освободить Гельветику. Прежде чем пострадает еще больше невинных, вы должны связаться с каслонским колониальным правительством и сказать, что пьесы у нас. Сказать, что они должны остановиться, иначе мы уничтожим тексты.

Мастер поднял руку и пристально взглянул на меня — во время моего обучения я очень часто видел этот жест.

— Сначала позволь задать мне несколько вопросов о твоей истории. Ты говорил, что, как только обрел сознание в имперском городе, бог приказал тебе бежать. Но бег в каслонской столице всегда привлекает ненужное внимание.

— Да. Бишамон, наверное, хотел ускорить мой отлет.

— Но когда ты добрался до портового базара, бог приказал тебе остановиться и зайти в ресторан. То есть сначала ты бежал, напрасно рискуя, а потом зря потратил время и чуть не попался. Где тут смысл?

От усталости я даже думал с трудом. Что мастер пытается мне объяснить?

— Возможно, я не должен был останавливаться. И причина в моей слабости. Я сильно проголодался.

— Затем ты сказал мне, что, когда десантники ворвались на корабль, ты сбежал, послушавшись Нахид, а не божьего слова.

— Лю–Бей вывел нас из машинного отделения. Думаю, в этом кроется причина моего недопонимания…

— И этот металлический человек, которого вы повстречали в древнем городе. Разве он не сказал, что боги хотят смерти Нахид?

— Статуя говорила немало безумных вещей.

— Но она дала тебе устройство, которое вас спасло?

— Да, я воспользовался им. — От стыда я не сообщил мастеру, что ослушался бога, когда тот велел мне бежать.

— Как много парадоксов. — Дарий сделал глоток из своего бокала. — Итак, если мы отдадим пьесы, что случится?

— Гельветика обретет свободу.

— А потом?

— А потом мы сможем поступать так, как пожелаем. Каслонцы не осмелятся нарушить священную клятву. Боги накажут их. Они об этом знают. Они — верующие, такие же как и мы.

— Да, они — верующие. Они подчинятся любому договору из страха перед гневом божьим. Адлан, они верят в то, что информация, которая сейчас хранится в твоем разуме, истинна. Поэтому, как ты и сказал, ты должен отдать мне тексты прямо сейчас, и я распоряжусь ими.

— Распорядитесь? Как вы ими распорядитесь?

— Это не твоя забота, сын мой. Ты все прекрасно сделал и заслуживаешь нашей благодарности. Брат Исмаил избавит тебя от великой ноши, которую ты сейчас несешь.

Наступила тишина. Я знал, что должен был уйти, отправиться к брату Исмаилу, но не двинулся с места:

— Что вы с ними сделаете?

Мастер Дарий не сводил с меня своих карих глаз и тихо произнес:

— Ты всегда был моим любимым учеником. Полагаю, ты знаешь, что я задумал.

Я вспомнил весь наш разговор.

— Вы… вы собираетесь их уничтожить.

— Возможно, я допустил ошибку и должен был приказать тебе уничтожить пьесы в тот самый момент, когда ты получил доступ к архивам. Но тогда я еще не пришел к нынешним выводам.

— Но гнев каслонцев не будет иметь пределов! Нас уничтожат!

— Возможно, нас уничтожат и Гельветика останется в цепях, но, когда пьесы исчезнут безвозвратно, человечество станет по–настоящему свободным. Металлический человек сказал, что, уходя, боги оставили лучшую часть себя. Это очень глубокая и верная мысль. Но нет и секунды, когда бы они не заглядывали нам через плечо. Если мы хотим стать свободными людьми, а не марионетками, за ниточки которых дергают невидимые силы — причем непонятно, существуют они или нет, — бога должны уйти. И начало этому положит уничтожение космогонических пьес.

Я не знал, как себя вести, и по своей наивности сказал:

— Кажется, это неправильно.

— Уверяю тебя, сын мой, все правильно.

— Если мы уничтожим пьесы, это будет нашим последним поступком.

— Разумеется, нет. Время не остановится.

— Может, нет, а может, и да. Если мы потеряем богов, все последующее перестанет иметь смысл.

Мастер Дарий встал с кресла и подошел к своему столу.

— Ты очень устал и очень молод. — Он стоял спиной ко мне. — Я жил в тени богов гораздо дольше тебя.

Он открыл ящик, достал оттуда что–то и выпрямился.

Он лгал. Как будто голос самого Инти раздался у меня в голове. Я чувствовал невероятное изнеможение, но двигался бесшумно. В ботинке у меня до сих пор лежал силовой нож, украденный из ресторана на Каслоне. Я вытащил его, достал лезвие и подошел к мастеру, когда тот начал оборачиваться.

В руке он держал бластер и очень удивился, увидев, насколько близко я стою. Его глаза широко открылись, когда я вонзил нож прямо ему под ребра.

После того как орден связался с каслонским правительством, оно капитулировало через неделю. Как только империя стала выводить войска с планеты, а в Астаре появилось временное правительство Гельветической республики, я прошел через сложный процесс скачивания космогонических пьес из своего разума. «Уход» вновь заключили в кристалл и даровали каслонскому легату во время торжественной церемонии по случаю возрождения человечества.

Она прошла в солнечный день посредине лета в городе тысячи шпилей. Свет затопил улицы, на которых граждане в ярких цветастых одеждах танцевали и пели под музыку волынок. Пурпурные и зеленые флажки развевались на вершинах башен; дети свешивались из окон вторых этажей всех школ, выбрасывая целую бурю конфетти на шествие, проходящее внизу. Из огромного храма доносился аромат благовоний, а на небе флаеры разноцветными линиями выводили сложные узоры.

Мы с Нахид тоже там были, хотя я не вел церемонию, предпочтя выбрать свое истинное место. Я на самом деле мало значу. Я всего лишь слушался велений богов.

Я покинул орден, как только завершились переговоры. Поначалу братья пришли в ужас от убийства мастера Дария. Я объяснил им, что он сошел с ума, хотел застрелить меня и уничтожить пьесы. Конечно, многие сомневались. Но когда я настоял на том, что нужно придерживаться плана, который мастер изложил всем, прежде чем отправить меня на задание, они, кажется, поверили мне на слово. Успех нашей миссии затмил потерю великого лидера, и, более того, его гибель стала частью легенды, превратив Дария в поистине трагическую фигуру. О его жизни и смерти, а также об освобождении Гельветики сочинили драму.