Джейн поспешила ее обнять.

— Девочки, вы просто устали. Вот поужинаете и ложитесь в кроватку. А утром все будет хорошо.

Окситорин…

Кто действительно устал, так это я. Почти ничего не соображал. Но все–таки вспомнил слова Надутой: «Восприимчивость к генной модификации у каждого своя, наподобие того, как восприимчивость к холере зависит от группы крови».

Что–то не заметно никакого повышения заботливости у Белинды, наблюдающей, как Джейн нянчится с Бриджит. Таким взглядом можно кактус засушить.

Из кладовки, которой не существовало в пору моего владения дачей, Лейла вынула три спальных мешка. Детей уложили на полу в спальне. Этан удостоил лишь презрительным взглядом мешок, расстеленный для него в углу гостиной. Джейн и Лейле на двоих досталась кровать.

Мы с Этаном укладывались последними. Я залез на бугорчатый диван, выключив все источники света, кроме телевизора — перед ним сидел Этан и смотрел какую–то ерунду. С его прекрасного лица — и как только нам с Лейлой удалось сотворить этакое чудо? — сошла угрюмая мина, мышцы расслабились, и появилась улыбка нормального пятнадцатилетнего мальчишки.

Нормальный… Карлики не любят это слово и редко им пользуются. На то есть серьезные причины.

Но вот он, мой сын, и как тут удержишься от попытки достучаться до его сердца?

— Что смотрим?

— Ничего. — Мигом вернулась мрачность.

Меня это рассердило.

— «Ничего» ты бы смотреть не стал. Так что же?

— Не лезь ко мне с дурацкой логикой, — буркнул Этан. — Я тебя знать не знаю…

Неужто он чуть–чуть поколебался, прежде чем сказал следующую фразу? Как хотелось бы верить.

— …лилипутишка убогий.

Мы перекинулись через темную комнату уничтожающими взглядами, затем я повернулся на бок, закутался в одеяло и попытался уснуть.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Джейн потрясла меня за плечо:

— Барри! Барри, проснись! Белинда сбежала.

Я рывком сел, уставился на спальный мешок у камина. Мешок был пуст. А мой рассудок — холоден и ясен.

— Посмотри, обе ли машины на месте.

Ну конечно, одна исчезла. Мой «Лексус».

— У него даже водительских прав нет, — посетовала Лейла.

За рулем сидела она — у меня слишком разболелись ноги. Джейн пришлось оставить с Бриджит, которая так и не проснулась.

В темноте Лейла вела очень медленно и дрожала на опасных участках серпантина, но руки сжимали баранку надежно. Да, это уже не та юная карлица, что самозабвенно танцевала на Фестивале малого народа Америки. Не та новобрачная, что с обожанием ловила каждое слово самодовольного муженька.

— Я-то думал, он понимает, как опасно сейчас возвращаться, — проговорила Лейла.

— Он понимает. Потому–то и сбежал.

Она покосилась на меня и вновь сосредоточилась на управлении машиной, не забывая посматривать на обочину. Что это, уж не брешь ли в кустах? Не мог ли туда улететь автомобиль? И не следы ли покрышек выхвачены светом фар?

— Не потому, — возразила она. — Из–за девчонки. Белинда хотела домой, я видела, как они весь день шушукались. Могла бы сообразить… Но он же не такой, как все дети! А ей еще только одиннадцать… Поди додумайся, что он способен попасть под ее влияние.

Все верно. Лейла не виновата, это я должен был обо всем догадаться и предвидеть побег, ведь Белинду я знаю гораздо лучше, чем моя бывшая. Близняшке ничто не мешало в точности распознать чувства Этана и сыграть на его слабостях. Наверное, она при этом даже не думала, просто дала волю инстинктам.

— Барри, у него вообще–то не злая душа. Иногда бывает таким милым… Просто ты этого ни разу не видел.

— Верю, — грустно улыбнулся я, подумав: «А кто бы мне позволил увидеть?» — Но иногда он просто не может с собой справиться. Так ведь? Это в генах…

— Еще чего! — сразу вскипела она, но при этом ни на миг не отвлеклась от вождения и поиска. — И чего вы всё приписываете генам! Из–за них ты родился карликом и считаешь, что из–за них искалечена судьба. Нет, Барри, не гены делают человека угрюмым и несчастным. Я же тебя совсем другим помню. Хотя и в тот день, когда мы познакомились, ты был карликом. Но потом взял манеру жалеть себя, а я не захотела, чтобы эта жалость распространялась на Этана. И сейчас не хочу. Может быть, врачи правы насчет его влечения к опасности, насчет его предрасположенности к агрессивным, импульсивным поступкам. Но он же не ищет себе оправданий. Такое поведение — его личный выбор. Точно также, как твой личный выбор — нытье и самобичевание.

— Слишком упрощенный анализ, и ошибок в нем столько… Даже не знаю, с которой начать.

— Так и не начинай. С моими ошибками я как–нибудь сама разберусь, а ты лучше своими займись… Что это?!

Я увидел на секунду позже, чем она. «Лексус» врезался передним бампером в дерево; только это удержало его от падения с кручи.

Лейла помоложе, да и позвоночник у нее искривлен меньше, чем у меня. Поэтому из «Форда» она выбралась первой. И бросилась к месту аварии, выкрикивая что–то бессвязное. Я устремился следом, да только больные ноги предательски подкашивались. Но снова и снова я вставал и пытался бежать.

То были самые долгие секунды в моей жизни. Да какие там секунды — минуты, часы, тысячелетия.

Но!

Вот!

Я!

Наконец!

Добрался!

Слава богу, оба живы. Белинда как будто невредима, хоть и пищит, прижатая к сиденью ремнем безопасности. Этан, принявший весь удар на себя — в последний момент довернул, чтобы спасти девчонку? — потерял сознание и навалился на баранку. Его волосы в крови.

— Не трогай его! — поспешила предостеречь Лейла. — Вдруг что–нибудь сломано… Я вызову помощь.

Она бегом вернулась к «Форду». Я отстегнул ремень, кое–как вытащил Белинду и усадил на темную придорожную траву. При этом чувствовал ее страх — наверное, как и она чувствовала мою ярость. Девочка съежилась, прижалась спиной к стойке ограждения. Я залез в машину, на пассажирское сиденье.

Рядом пошевелился сын.

— Мама…

— Этан, она сейчас вернется. Все будет хорошо, скоро нам помогут.

Он сказат что–то еще, прежде чем снова потерять сознание. Наверное, «да пошел ты».

Возможно, никакие другие дети, кроме Арленовых, не способны по–настоящему понять родительские чувства. Возможно, я и права такого не заслужил — чтобы меня кто–то считал своим отцом. Возможно, Лейла не ошибается: мои горечь и гнев действуют на Этана плохо, и лучше бы вообще меня рядом не было. Не знаю. Как не знаю и того, что здесь от генетики, а что — нет. Потому ли Джейн так нянчится с близнецами, что у нее природный избыток окситориновых рецепторов или давняя склонность заботиться о «раненых птицах» усилилась из-за вируса Группы?

Восприимчивость к генной модификации у каждого своя.

Я долго сидел в потемках возле сына. Наконец смочил в своей слюне палец и очень осторожно просунул его между губами Этана. Почувствовал мягкость безвольного языка, твердость молодых зубов. Крепкие зубы, крепкие длинные кости. Он не карлик. Я снова плюнул на ладонь и повторил процедуру.

Над головой в ночном небе загудели медицинские и полицейские флаеры. Когда они приземлились, я одолжил у кого–то комлинк и связался с Элайн Браун из Агентства по защите человека.

Неделю спустя я сидел в Сан–Диего, на территории временного карантинного лагеря, и смотрел телевизор. По ту сторону вакуумного барьера работали специалисты из военного НИИ инфекционных болезней в одежде четвертого уровня защиты; к нам они пробирались через воздушный шлюз. Кроме нас с Джейн, здесь содержались и близнецы Баррингтон. Этан находился в лос-анджелесской больнице, за ним ухаживали Лейла и ее друг из Орегона, немедленно прилетевший на зов.

С нами обращались хорошо. Правда, все время надо было что–нибудь сдавать на анализы, но я привык. Врачи, кого ни возьми, держались вежливо и позволяли себе разве что любопытство. Возможно, они нас боялись, но я ничего такого не замечал, а сестрицы, если и замечали, со мной не делились. Вскоре Бриджит сделалась любимицей медперсонала, а Белинда все время просилась домой, хоть ей и нравилось, как о ней заботится Джейн. Несколько раз на дню близнецов «посещали» посредством ЛинкНета их родители. Фрида выглядела вполне довольной: детки в стеклянной клетке, и в любой момент можно прекратить разговор с Белиндой.