— У них ускоренное восприятие. Ты можешь усилить свое?

Она окинула меня взглядом, словно приняв за дурака:

— Уже усилила.

Загерметизировала костюм и опустила щиток шлема.

Я не обратил на нее внимания, так как, когда она говорила, ко мне обратился всевидящий Лю–Бей. За дверью три человека. Перед глазами встал машинный отсек и три солдата, готовящихся вскрыть кладовку.

Я прикоснулся своим шлемом к шлему Нахид и прошептал:

— Снаружи трое. Командир прямо напротив двери. У него обыкновенный бластер, на парализаторе. Справа, где–то в метре от него, десантник с импульсной винтовкой. Третий ставит заряды, у него пневматический газомет, скорее всего, заряжен сонным газом. Когда они взорвут дверь, я пойду вверх, ты — вниз. Три метра до перекрестного коридора, вниз на один уровень и по правому борту до спасательного челнока.

Тут солдаты вскрыли кладовку, и внутрь ворвался залп сонного газа. Но на нас были костюмы и герметические шлемы. Лучи наших бластеров, розовые во тьме, скрестились, когда мы появились из мрака. В невесомости оттолкнулись от переборок, паля по врагам. Десантники стояли именно там, где мне сказали боги. Я срезал одного, еще не успев выбраться наружу. Хотя они двигались столь же быстро, убить не могли, к тому же присутствие Нахиды застало их врасплох.

Лейтенант выстрелила у меня над ухом, убрав еще одного солдата. Мы нырнули в люк и полетели по трапу. В конце коридора из рубки вышли еще два десантника; я умудрился разрезать одного прежде, чем тот успел поднять оружие, но заряд из парализатора второго попал мне в ногу. Нахид отстрелила солдату голову, схватила меня за руку и швырнула в боковой коридор.

Вход в челнок охраняли двое. Лейтенант открыла по ним огонь, одним выстрелом убила одного и ранила второго. Но направилась не к шлюпке, а дернула меня в другую сторону, к рукаву, ведущему в каслонский корабль.

— Ты что делаешь? — запротестовал я.

— Заткнись. Они могут нас услышать.

Где–то на середине соединителя Нахид остановилась, прижалась к одной стене и без колебаний прожгла дыру в противоположной. Сирена объявила о разгерметизации корпуса, у входа в каслонский корабль появился еще один десантник — я тут же срезал его, — и мы вылетели в открытый космос. Лейтенант схватила меня за руку и потянула вокруг борта моего собственного судна.

Я понял, чего она хотела. Хватаясь за осколки льда, мы перевалили через край корпуса, пока не добрались до внешнего шлюза спасательного челнока. Я вбил код доступа. Мы вошли внутрь, и, пока Нахид закрывала люк, я включил энергию и быстро отстыковался. Мы даже пристегнуться не успели.

Челнок понесся к верхним слоям атмосферы. Десантники, охранявшие внутренний люк, вылетели в вакуум. Перегрузка вжала нас в кресла. В хаосе, оставшемся после нашего отлета, парили тела, но тут каслонский рейдер ударил по нам протоновыми лучами, и шлюпку сразу завертело.

— Ты хоть с этим без меня справиться сможешь? — спросила Нахид.

— Давай без сарказма, пожалуйста. — Я сражался с управлением, выравнивая аппарат и ориентируя тепловые щиты на вход в атмосферу.

Мы рухнули в верхние слои. Поначалу нас тормозил реактивный поток, и в крохотной капсуле стало жарко. От Нахид пахло потом и розовой водой; похоже, она подушилась, прежде чем ее сложили в мешочек, а потом имплантировали в меня. Она медленно осматривала внутренности челнока.

— А какое сегодня число?

— Девятнадцатая кунигунда, — ответил я. Шлюпку резко тряхнуло, по моему лицу тек пот. На приборной доске зажглись три красных индикатора, но поделать с этим я ничего не мог.

— Какого года?

Я понял, что скрывать от нее всю правду не получится.

— Ты пробыла в девятимерном пространстве шестьдесят лет.

Челнок вновь дернулся, отлетел кусок теплозащитного экрана. Лейтенант сидела неподвижно, осознавая, что вся ее жизнь потеряна безвозвратно.

На ум мне пришли незваные строки:

— Очень поэтично, — заметила Нахид. — Мы на челноке до самой земли спустимся? Они, скорее всего, ведут нас по локатору еще с орбиты и испарят, стоит нам сесть. Я лучше вернусь домой попозже.

— Мы катапультируемся на высоте в десять километров. Вот твой парашют.

Когда жар от вхождения в плотные слои воздуха сошел и мы достигли тропосферы, то взорвали пироболты и вылетели из кувыркающейся шлюпки. Несмотря на разреженность воздуха, от сопротивления я чуть не лишился сознания, вращаясь молитвенным колесом, и тут же потерял из виду Нахид.

Падал я долго, но в конце концов смог выровнять полет, раскинув руки и ноги. Голова кружилась, в животе что–то ворочалось. Внизу, в лучах восходящего солнца, с севера на юго–запад протянулся Якобинский хребет, покрытая ледяным покровом скала напоминала сброшенное платье, а густой лес карабкался к снежной границе.

Несколько минут спустя я увидел впечатляющую вспышку, когда челнок вонзился в вершину одного из пиков, прорезав рану в студеном панцире и взметнув вверх столб черного дыма, который вскоре развеял ветер. Я ткнул языком триггер в шлеме, меня затошнило от сильного толчка, когда из рюкзака вырвался парашют–крыло. У Нахид был такой же, красный, в пятистах метрах подо мной; я полетел к ней, надеясь, что мы приземлимся недалеко друг от друга. Лесистый склон быстро приближался. Я заметил поляну на уступе где–то в двух третях пути от вершины и решил направиться туда, но обожженное плечо работало плохо, и летел я слишком быстро. Крыло Нахид мелькнуло в скальном шраме впереди, но добираться до нее я уже не собирался.

В последнюю минуту я поддал вверх, прямо над верхушками деревьев, задел ногой крупную ветку и кувырком рухнул в листву, свесившись с лиственного полога вверх ногами. Жесткость костюма сохранила мне кости, но стропы я отстегивал минут десять. Чуть снизил твердость пьезоволокна и снял шлем, чтобы лучше рассмотреть, куда попал. В этот самый момент сук, на котором я висел, сломался, и последние десять метров я пролетел сквозь листву, по пути врезался головой в еще одну ветку и потерял сознание.

Очнулся я от того, что Нахид растирала мне лицо. Костюм она отключила, и ткань вновь стала эластичной. Лейтенант склонилась надо мной, поддерживая мне голову:

— Ногами двигать можешь?

Бедро все еще не восстановилось после парализатора. Я попытался пошевелить правой ногой. Ничего не почувствовал, но ботинок дернулся.

— Похоже на то.

Нахид расслабилась и отпустила мою голову:

— И как, есть у тебя план?

Я подтянул колени к груди и встал. В затылке стреляло. Вокруг возвышались стволы елей, ветер качал верхушки деревьев, но внизу воздух был неподвижен, а солнечный свет пятнами проникал сквозь полог, скользя по плотному слою иголок на земле. Нахид стянула мой парашют, чтобы тот нас не выдал, и сейчас присела на одно колено, проверяя заряд бластера.

Я поднялся на ноги и подсчитал запасы — примерно литр воды в резервуаре костюма, три пачки крекеров в поясе. У лейтенанта было не больше.

— Нам надо двигаться; каслонцы отправят за нами людей или уведомят местные власти в Гулистоне, чтобы те прислали охрану.

— А мне–то какая разница?

— Ты сражалась за республику против каслонцев. Когда мы проиграли войну и был установлен протекторат, тебя сложили. Разве ты не думала снова взяться за оружие, когда вернешься к жизни?

— Ты сам мне сказал, что прошло уже шестьдесят лет. Что случилось с Республиканской гвардией?

— Всех убили во время последних атак каслонцев.

— А наш сложенный батальон?

Над деревьями раздался разъяренный рев флаера. Нахид прищурилась, следя за сверкающим кораблем:

— Они полетели к месту крушения челнока.

Она потянула меня вниз по склону, наверное надеясь отыскать подходящее убежище в густом лесу около одного из ручьев, сбегавших с горы.