— Алло?

— Ваш сотовый телефон выключен, но я позвонил Винсу во Фриско, и он сказал мне, что вы в отеле «Вестин».

Бун. Она закрыла глаза.

— Самолет у вас не раньше четырех, верно? Коди, вы тут?

— Да. Я тут.

— Если вы не слишком вымотаны, может, не будете возражать заглянуть ко мне в офис? Мы накормим вас ланчем.

— Ланчем?

— Ну да. Знаете, такая еда. Что, на Западном побережье не едят ланч?

— Едят. Я имею в виду: зачем?

Он хохотнул.

— Потому что нам нужно утрясти кое–какие детали этого контракта. Ну, скажем, к одиннадцати тридцати?

— Да, отлично. Хорошо, — брякнула она наобум и положила трубку.

Она уставилась на свой чемодан. Одежда. Ей нужно переменить одежду. Неужели он действительно отдает ей контракт?

Телефон зазвонил снова.

— Алло? — нерешительно произнесла она, ожидая услышать кого угодно, от господа бога до самого дьявола.

— Привет, Коди. Это я.

— Ричард?

— Да. Послушай, как дела?

— Я не… Дела… — Она набрала в грудь побольше воздуха. — Я получила контракт.

— Здорово, просто великолепно. Но как прошел вчерашний вечер?

— Господи, Ричард, я не могу болтать сейчас. У меня нет времени. Я уже на полпути к Буну, доглаживаю последнюю тряпку. — Ей нужно все обдумать. — Я позвоню тебе через недельку–другую, хорошо?

— Нет, Коди, подожди. Только не делай ничего, что ты…

— Потом, ладно?

Она бросила трубку на рычаг. Как он догадался позвонить в «Вестин»? Почему его заботит, как она провела вечер? Она снова потерла лоб. Еда может помочь при контракте. При головной боли, хотела она сказать. И расплылась в улыбке: контракт. Она чертовски ловко выиграла этот контракт. Она точно получит огромный бонус. Она точно станет вице–президентом. Она точно опоздает.

В ванной она подняла зубную щетку, смыла с нее грязную пасту и решительно отказалась думать о прошлой ночи.

Куки позвонила в отель.

— Это Коди. Оставьте сообщение, или перезвоните мне на мобильный, — и дальше цепочка цифр, начинающихся с 216. Сан–Франциско. Все верно. Прошлой ночью она говорила Куки: Сан–Франциско с его туманом, и горы, и большой эспрессо воскресным утром.

Может, все к лучшему. Что–нибудь затушит этот жар Атланты.

Буну хотелось не столько обсуждать детали, сколько смеяться, и подливать кофе, и учить Коди есть сэндвич «по–бой». В конце концов, если они собираются работать вместе, им следует познакомиться получше, разве он не прав? И никаких упоминаний о стрип–клубах или приватных танцах почти до самого конца, когда он подписал письмо о намерениях, протянул его ей и сказал:

— Мне нравится, как вы себя ведете. Возьмите хоть этого парня из Остина, Дейва. Никакого воспитания. Неумерен в выпивке, не может держать себя в руках и называет женщин по именам при всех. Но вы: никакой похвальбы, никаких пышных фраз, вы просто сидите тихонько, а потом вцепляетесь в подвернувшуюся возможность.

Он лукаво улыбнулся.

— Поступайте так же и в бизнесе, и мы с вами кое–что заработаем.

И теперь, когда спина Коди еще помнила его дружеское похлопывание, в сумке для ноутбука лежало письмо, а лицо ее, ожидающей машину чтобы ехать в аэропорт, согревало солнце, она начала каким–то образом забывать о своем смятении. У нее был великолепный секс, она заложила основу для выгодных рабочих отношений, ей тридцать один, и она вот–вот станет вице–президентом, и ее даже не мучает похмелье.

Пришла машина, и Коди забралась в прохладный салон в зеленых тонах.

Целых десять минут она позволяла миру за окнами скользить мимо, прежде чем достала письмо о намерениях. Она перечитала его дважды. Энергичная подпись. Упоительный ряд нулей перед десятичной точкой. Если все останется как есть, один этот контракт позволит им держаться на плаву, пока они не отыщут еще несколько источников дохода. И это сделала она. И никто другой. Она была чертовски хороша! Кому–нибудь следовало бы устроить для нее грандиозный праздничный ужин.

Она достала телефон, покрутила его в руках. Уровень сигнала менялся по мере того, как машина перемещалась от соты к соте. Кому бы позвонить? Ни один человек в здравом уме не пожелал бы обедать с Винсом. Ричард лишь захочет узнать все подробности, а она пока не желает говорить об этих самых подробностях; и в любом случае, он в Каролине. Полная задница.

Прием внезапно стал уверенным, и ее телефон пискнул: голосовое сообщение.

— Привет. Это Куки. Я знаю, ты не выходишь раньше полудня. Если ты… Я знаю, это странно, но прошлая ночь была… Черт. Слушай, может, ты мне не поверишь, но я не могу перестать думать о тебе. Я хочу увидеть тебя, ладно? Я буду в парке, том, про который я тебе говорила. В Пидмонте. На скамейке около озера. Я сейчас иду туда, и я жду. Надеюсь, ты придешь. Я принесу пончики. Ты любишь пончики? Я буду ждать. Пожалуйста.

О–о–о, ты другая, о-о, ты совсем особенная, о-о, сделай это, детка, просто заплати еще тысячу долларов, и я буду любить тебя вечно. Непременно. Но голос Куки звучал так тихо, так неуверенно, словно ее слова были правдой. Но так, разумеется, и должно быть. Такова ее жизнь: притворяться и играть. Используя людей.

Лицо Коди начало покалывать. Если честно, сказала она себе, кто кого здесь на самом деле использовал? Кто отхватил большой контракт, кто получил в точности то, чего хотел: грандиозный секс безо всяких хлопот, ну, и по соответствующей цене.

Все это очень запутанно. Она так устала. Она уезжает. В любом случае, уже поздно, думала она, пока машина плавно скользила по автостраде.

Женщина сидит в одиночестве на скамейке, быть может, ей жарко, быть может, хочется пить, хочется принять ванну. Она боится встать и пойти в туалет, а вдруг пропустит того, кого она ждет. Быть может, сладкий аромат пончиков напомнил ей, что она голодна, но она не станет есть их, потому что хотела подарить их, всю дюжину, во всем великолепии, своей любимой, увидеть ее счастливую улыбку. Она будет колупать облупившуюся краску деревянной скамейки и вскидывать глаза всякий раз, когда кто–нибудь, похожий на Коди, проходит мимо, и всякий раз снова разочаровываться. В ее жизни приключилась одна волшебная история, весьма похожая на чудо, но горячее упитанное солнце спускается все ниже, и она понимает, что это чудо, эта мечта должна умереть, потому что та, на которую она возлагала все свои надежды, испугалась, не слишком ли глупо она будет выглядеть. Или не захотела признаться, что использовала женщину для секса и вышвырнула ее прочь.

Коди прищурилась, взглянула на часы. Она подалась вперед и кашлянула.

Водитель взглянул на нее в зеркало.

— Мэм?

— Где находится парк Пидмонт?

— К северо–востоку от центра.

— Мы проедем мимо него по дороге в аэропорт?

— Нет, мэм.

Она сошла с ума. Но единственное, что ждет ее дома, — банка с рыбкой.

— Отвезите меня туда.

Без шляпы и ботинок, в джинсах, сандалиях и топике на бретельках, какой Коди и сама могла бы носить, Куки выглядела юной. Это подтверждал и язык ее тела. Волосы были заплетены в косу. Она перебрасывала ее с плеча на плечо, ерзая на скамейке и озираясь по сторонам. При виде Коди на лице ее вспыхнула широкая улыбка, открытая и беззащитная.

— Сколько тебе лет? — выпалила Коди.

Лицо замкнулось.

— Двадцать шесть. А тебе?

— Тридцать один.

Коди не стала садиться. Они смотрели друг на друга.

— У меня лицо запачкалось?

— Нет. Прости. Оно выглядит… ты выглядишь иначе.

— Ты ожидала, что в свой выходной я буду одеваться так же, как там?

— Нет! Нет. — Но отчасти она ждала этого. — Ну вот. У тебя часто бывают выходные?

Короткий смешок.

— Не могу себе этого позволить. За них не платят. Ни зарплату, ни страховку, ни в пенсионный фонд, ни в счет оплачиваемого отпуска.

Коди покраснела.

— Зарабатывать по две тысячи баксов за ночь — не худший вариант.

— Я их стоила?