Должен ей деньги! Будь проклято твое черное сердце, Мондрагон!

Она улыбнулась охранниками. Она знала, что на правой руке остались следы их пальцев; рука болела по всей длине.

Я вырву тебе потроха, Галландри. Я никогда не забуду твое лицо. А тебе моего не разглядеть — какой-нибудь темной ночью.

Мама так говорила.

Я убила десяток людей, мама. Пусть. даже сумасшедших. Я сделала правильно, сохранив один патрон.

Что ты сейчас делаешь… кроме того, что тебя нет здесь?

Ручка двери шевельнулась. Снова вошел Мондрагон — вместе с Хэлом и остальными.

— Джонс, где твоя лодка?

Она сидела со стаканом виски и сердито разглядывала его.

— Весьма мило с твоей стороны назвать меня по имени,

— Джонс, все в порядке. — Он подошел поближе к ней; в своих тонких одеждах. — Кто охраняет мосты? Кто-то, кого ты знаешь?

Она покачала головой.

— Нет. Они просто бросились мне в глаза. И они видели, как я там околачивалась. Я прикинула, что было бы не очень умно проходить мимо них. И потому пришла сюда и постучала в дверь.

— Где ты оставила лодку?

— Это мое дело, не правда ли?

— Джонс. — Он поманил ее пальцем. — Вставай. Пошли. — Она осталась сидеть, уставившись на него. — Ну, пошли, Джонс. — На этот раз он протянул ей руку.

Она выплеснула виски в рот, встала и холодно подала ему стакан.

И его лицо было холодным. Потом его губы медленно скривились в улыбке. Он отставил стакан таким демост-ративным движением запястья в сторону, что из-под рукава выглянул кружевной обшлаг.

— Вот сюда, Джонс… — Он указал на другую дверь в задней части комнаты.

Ей ничего не оставалось. Она двинулась в указанном им направлении, и ее сопровождали только Хэл и Мондрагон. Хэл открыл дверь в какую-то комнату с такими же окнами, как и в первой комнате, но эта была по-настоящему меблирована: мягкие стулья, ковры на стенах и на полу, книги. И можно было видеть лестницу, отполированное до блеска дерево которой покрывал красный ковер. Мондрагон положил одну ладонь на перила и знаком дал понять Альтаир, что она должна подняться.

Так! Ну хорошо, на миг она примет приказ. Альтаир поднялась, Мондрагон шел следом за ней.

Наверху, на первом выступе следовала вторая лестница, а рядом была открытая дверь. Альтаир в нерешительности остановилась. Мондрагон схватил ее за локоть и вдвинул в великолепие полированного дерева, мягких стульев с цветочным узором, украшенной воланами кровати на столбах и пышного ковра.

Она обернулась, когда он снова отпустил ее. Мондрагон закрыл дверь и прислонился спиной к ней; они были одни.

— Проклятье, Джонс! Что ты замышляешь?

— Замышляю? Небо, я думала, ты, бедняга, находишься в готовности пережить второй бросок в канал! И вот я быстренько прибежала сюда, только на всякий случай, видишь… а эти слонялись там снаружи… — Она махнула в направлении окна, крыш и башен Ардена. — Они отрезали мне обратный путь.

Он стоял, прислонившись к двери, и его лицо по-прежнему было красным от солнца. Или от гнева.

— Тебе не следовало вмешиваться в это дело. Ободряюще. Голос звучал дружелюбнее, чем прежде.

Впервые с тех пор, как они снова встретились у Галландри. От облегчения ее бросило в дрожь.

— Чего тебе, собственно, надо. У меня есть лодка. Я знаю каналы. Я обнаружила этих снаружи… — Она показала пальцем на окно. -…пока ты не дал им возможности неожиданно появиться у тебя за спиной.

— Не говоря о том, что ты еще натворила, когда околачивалась там и привлекала их внимание.

— Ну, ты был тоже не слишком ловок в том, чтобы следить за самим собой! Как бы я тогда могла идти за тобой, а?

Он ничего на это не ответил.

— Они… не твои люди, да?

— Нет. — Он глубоко вздохнул, подошел к стулу, отстегнул меч и повесил его эфесом на стул. Потом расстегнул свои кружевные перчатки. — Не мои. Кажется, я знаю, кто они. Значит, теперь молчаливое соглашение нарушено. Может быть, и к лучшему. — Он обернулся и снова посмотрел на нее. — Эх, Джонс, Джонс. Не нужно было тебе вешать на свою шею такие трудности.

— Ну, я ведь уже повесила, да? — Она упала на один из изящных стульев, подхватила свою фуражку, когда та едва не слетела с затылка, и снова ее поправила. — Этот проклятый идиот чуть не сломал мне руку. Я попыталась помочь одному человеку. Попыталась присмотреть, чтобы он безопасно прошел по городу…

— …попыталась узнать, куда он идет.

— Ну, а как еще убедиться, что он дошел, если не увидишь, куда он идет?

— Ты что, глупая, Джонс? — Ласковым, дружелюбным голосом. — Джонс, ты что, глупая?

— Большие трудности, да?

Он подошел к окну и посмотрел на канал.

— Опять они там?

— Я думаю, теперь они будут осторожнее.

— Кто это были? Он обернулся.

— Джонс. — Печальным голосом. — Ты не сможешь никуда уйти, пока не стемнеет. Есть хочешь?

— Я не голодна.

— Прими это как услугу за услугу. Я у тебя в долгу, должен тебе обед. Я кое-что заказал; скоро должны принести. — Он указал на боковую дверь. — Там найдешь ванну. Вода еще не остыла; ты ведь так быстро пришла. Это снимет боль.

Ее лицо охватило жаром. Некоторое время она сидела совершенно неподвижно, потом поднялась, сняла фуражку и выбила пыль, похлопав ею по ноге.

— Конечно. Прекрасно. Снимет боль. — Она прошла через комнату и бросила фуражку на стул. Расстегнула штаны. — Мондрагон, если ты будешь так часто мыться, от тебя ничего не останется. Неудивительно, что ты такой белый.

Альтаир шагнула на белые плитки и оказалась перед большой латунной ванной… Латунной! Небо и предки! Вся проклятая ванна целиком! Блестящая латунь.

И пахнет, как в аптеке.

Альтаир стащила через голову пуловер, сбросила штаны и сунула в воду ладонь. Теплая, как солнечный свет. Вдруг она вспомнила, что ее видит Мондрагон, и обернулась, чтобы пинком закрыть дверь.

Вот, значит, чего он хотел.

Я чертовски хорошо поняла, что он намеревается.

Она осторожно переступила через край ванны и погрузилась в благоухающую воду до подбородка.

Она уже мечтала о таком, не зная толком, о чем именно должна была мечтать. Она вдыхала запах парфюмерии жителей Верхнего города и спрашивала себя почему они под ним так чисто пахнут.

Все дело в четырех или пяти ваннах в день, вот и все; все дело в латунной ванне и парфюмерии, мыле и воде ароматным маслом.

Альтаир подняла правую ногу, взяла мочалку, которая плавала в ванне, и начала оттирать черноту с подошвы, потом то же самое Сделала с другой ногой. Она взяла мыло с полки в ногах ванны, вымыла волосы, нырнула в воду и снова всплыла на поверхность. Запах парфюмерии в носу и глазах и горьковато-сладкий привкус масла во рту.

О небо и предки, и вкус такой же, как запах!

Свет шел от масляной лампы, целиком из золота, с латунной отражающей пластиной. На другом конце комнаты находился ватерклозет из латуни, снабженный всевозможными приспособлениями, которые Альтаир видела однажды в одной из витрин Верхнего города.

«Что это?» — спросила она тогда свою мать, и Ретрибуция Джонс объяснила, как богаты некоторые люди. Откуда мать знала это, она не сказала. Но это было правдой, и здесь Альтаир видела это; со сливом прямо в канал внизу, где он отдавал старому Дету все то, что производили в равной степени и богатые, и бедные.

Альтаир попробовала краны ванны. Они походили на общественные водяные краны цистерн, вода в которых стоила пенни за кувшин, только эти здесь были личными, принадлежали жителям этого дома. В течение одного или двух ударов сердца Альтаир просто смотрела, как течет вода, потом завернула их и вылезла из ванны, чтобы осмотреть клозет — эту высшую форму элегантности. Она нашла там даже бумагу, парфюмированную бумагу для использования и выбрасывания, видели бы предки! Богатые люди расточительны во всем. Альтаир опробовала эту штуку, и она функционировала. Она потянула за цепочку второй раз, из чистого очарования, только чтобы еще раз посмотреть, как вода течет вниз и наполняет унитаз.