совершенного?

Бл*дь, нет. Я слишком много работал, чтобы все потерять.

Если бы секс с женщинами доставлял больше удовольствия. Возможно в этом

проблема. Это не значило, что я ничего не чувствовал, но какой бы ни была женщина

красивой, горячей и страстной, как ни готова она была мне отдаться, независимо от того,

что я мог взять ее даже грубо и жестко, у меня всегда было смутное ощущение, как будто

всё должно быть ярче, но почему-то этого со мной не происходило.

Так, чтобы дрожали стены.

Закрыв глаза, я глубоко дышал. Это не повторится. Не имело значения, что дрожали

стены, потому что на кону были более важные вещи, чем сексуальное удовлетворение.

Моя карьера. Репутация. Самооценка. Мои отношения с семьей. Планы на будущее. Если

я позволю себе быть с Максимом, это поставит под угрозу всё.

Вчера вечером я сказал Максу, что у меня нет мечты, но это неправда. Моей мечтой

было быть нормальным. Жить той жизнью, которую окружавшие меня люди одобряют и

54

которой восхищаются. Создавать видимость, что ты такой же, как и все, даже если в

глубине души знаешь, что это неправда.

Что хорошего такая правда, в конце концов, сделает со мной?

Я не мог заснуть почти до трех часов утра, поэтому позволил себе поспать

подольше, что было редкостью. Обычно я встаю очень рано и даже в выходные, чтобы все

успеть сделать. Было почти одиннадцать, когда я наконец встал с постели, но совсем не

чувствовал себя отдохнувшим. Голова болела, во рту было сухо. Я определенно

переборщил с виски прошлой ночью.

Я пошел в душ, пытаясь спланировать, как именно мне вести себя с Максимом.

Бедный парень — он, должно быть, смущен, возможно, даже сердит. Вероятно, я был

совершенно не в себе, что так им воспользовался. Использовал его как оружие в этой

борьбе против себя. Он был абсолютно невиновен.

Ну, не совсем так.

От воспоминаний о вчерашнем вечере, кровь закипела, а член начал быстро

наливаться тяжестью. Бог мой, стоя на коленях, с моим членом во рту, он так сексуально

выглядел.

Нет. Это то, что принесет тебе неприятности. Перестань думать о нем таким

образом. Нахмурившись, я стоял совершенно неподвижно, закрыв глаза и стараясь думать

о менее возбуждающих вещах, представляя их в своем воображении — сестра Мэри Рут,

моя учительница во втором классе в Огайо, я помню, как она называла нас всех лжецами и

связывала руки резинками, тем самым утверждая, что поймала нас на лжи. Бог видит, что

ты лжешь, — сказала бы она. — Бог видит все, что ты делаешь.

Спустя тридцать секунд тело снова стало моим, а я продолжал мыться и задаваться

вопросом, что делать. Мне извиниться? Притвориться, что этого не было? Должен ли я

сказать, что был пьян и ничего не помню? Часть меня хотела, чтобы все было так просто:

что? Минет на кухне? Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Ты долбаный трус. Ты не можешь так поступить с ним. По крайней мере, признай,

что ты сделал. Скажи ему, что тебе жаль. Скажи, что ты не знаешь, что на тебя

нашло. Скажи ему, что ты никогда не делал ничего подобного раньше и больше никогда

не сделаешь.

Морщась, я ополоснулся и, оттягивая неизбежное, стоял еще несколько минут под

душем. Это будет самый неприятный разговор в моей жизни. Чертовски жестоко. Но, по

крайней мере, возможно, это удержит меня от того, чтобы когда-либо снова поддаться

этим чувствам.

Почистив зубы, вышел из душа, надел футболку и джинсы. Я посмотрел на себя в

зеркало — на меня смотрели красные воспаленные глаза с темными кругами под ними.

Пришлось закапать их каплями, но сам себе я сказал — после всего, что ты сделал, ты

заслуживаешь выглядеть как дерьмо. Сделав несколько глубоких вдохов и расправив

плечи, я открыл дверь своей спальни.

Дверь комнаты была открыта, но внизу было тихо. Медленно, я спустился по

ступенькам на кухню, предполагая найти Максима там.

На кухне никого не было. Никаких доказательств того, что он был там вообще — ни

кофе, ни запаха завтрака, ни тарелок в раковине. Я проверил комнаты и коридор. Меня

привело в замешательство то, что его обувь отсутствовала. Какого хрена? Он что, ушел?

Как? У него не было машины или средств, чтобы поймать такси. Эллен забрала его?

Краем глаза я уловил движение во дворе. Я открыл заднюю дверь и босиком вышел на

улицу.

Он стоял со шлангом и поливал расставленные на подъездной дорожке горшки с

цветами.

55

— Доброе утро, — подходя к нему, сказал я.

— Доброе утро, — он посмотрел на меня, но через секунду повернулся к растениям.

Его лицо не выражало никаких эмоций.

Я засунул руки в карманы.

— Хорошо спалось?

— Отлично. А тебе?

Уклонившись от ответа, я пожал плечами и пробормотал что-то нечленораздельное.

— Думаю, что начинаю справляться с разницей во времени. Проснулся около

восьми, во мне было столько энергии, что я решил здесь закончить то, что не успел

доделать вчера.

Я осмотрел двор и понял, как много он сделал: терраса вычищена, клумбы

прополоты и политы, кусты роз обработаны.

— Ого. Круто.

— Мне тоже нравится.

Я снова изучал его, внутренности стягивало в узел. Он опять надел джинсы и одну

из моих рубашек. Он не брился с тех пор, как приехал, его щетина была немного темнее,

чем волосы на голове. Конечно, никакой седины. И под этой рубашкой, я знал, какой

идеально гладкой была его кожа. Абсолютно подтянутый пресс. Он был так молод — и я,

умудренный опытом старик, читающий ему лекции о действиях и последствиях, первым

поддался своим чувствам. Который, прежде чем действовать, вообще ни о чем не думал.

Который искренне сожалел о том, что сделал, даже если это и привело к лучшему оргазму

в его жизни.

Старайся не думать об этом. Делай то, ради чего ты сюда пришел и двигайся

дальше.

— Максим, я должен перед тобой извиниться.

— Нет, не стоит, — он не смотрел на меня.

— Да, должен. Не знаю, о чем я думал.

Никакой реакции.

— Со мной никогда в жизни не происходило ничего подобного, — это даже не было

ложью. Но следующая часть была. — Скорее всего, это виски.

Наконец, он посмотрел на меня, изучая мое лицо.

— Окей.

— Максим, я натурал. Мне совсем не нравятся парни. Я просто, на минуту, потерял

контроль, — я сосредоточился на том, чтобы не моргать, не отводить взгляда, не

сдаваться. Крепкие оборонительные стены были подняты.

Он медленно кивнул.

— Произошедшее ничего не значит. И это больше не повторится, — я сказал это

твердо и значимо.

Он с нечитаемым лицом снова сосредоточился на растениях.

Господи, Максим. Не мог бы ты быть прямо сейчас менее русским и позволить мне

понять, о чем ты думаешь? Сходишь с ума? Оскорблен? Все ли с тобой хорошо? Тебе

вообще есть до этого дело?

— Давай забудем об этом. У тебя получится? — спросил я, скрестив руки на груди.

Он перешел к следующему кусту.

— Конечно.

— Отлично.

Между нами возникла неловкая пауза.

— Итак... ты уже заканчиваешь здесь? Ты что-нибудь ел? Я тут подумал, может,

приготовлю нам обед, а потом мы могли бы поискать в интернете варианты квартир, —

56

чем спокойнее буду себя вести, тем лучше. Я думал о том, чтобы попросить его уйти или

даже заплатить за отель, чтобы он мог в нем остановиться, но решил, что сделаю только

хуже. Я не мог так поступить, тем самым подтверждая его влияние на меня.

Единственный способ пройти тест, который я провалил прошлой ночью, это попробовать

пройти его снова.