– Ты зачем её сюда притащил? – спросил Валера своего ночного гостя. – И вообще, где ты её взял? Пацюк, ты не перестаёшь меня удивлять…

– Ну, где я мог её взять, как ты думаешь? – сказал Сергей и закрыл за собой калитку. – У соседа украл! Думаешь, зачем я притащил её именно к тебе? Дома оставлять нельзя, родители могут заметить…

– А у меня, типа, можно? – возмутился Валера. – Пацюк, на кой она вообще нам сдалась?

– А ты с чем завтра на выпускной вечер идти собираешься? Не переживай, всё схвачено. Я договорился с Лариской, завтра на три бутылки водки и две пачки сигарет её обменяем.

– А если сосед ментов вызовет? Она всё-таки денег стоит, и не малых…

– Валера, ты же знаешь, что я сразу после выпускного сваливаю в Москву. Да и не станет он ментов вызывать из-за такой мелочи! Ничего мне не будет, за эту рухлядь…

– Ух, Серёжа, хотелось бы тебе верить. Ты в прошлый раз тоже так говорил. Помнишь, чем всё закончилось?

– Такого больше не будет, верь мне. Эх! Вернусь лет через десять из Москвы на крутом кабриолете! Все будут завидовать моей длинноногой фотомодели и полному багажнику денег! Будем вспоминать с тобой эту историю, пить дорогой коньяк…

Десять лет спустя…

Перфоратор в руках Сергея работал веселее обычного, все-таки конец рабочей недели, день зарплаты. Тяжелые коржи старой штукатурки с грохотом падали на землю, окутывая всё вокруг облаками жёлтой пыли. Сергей с нетерпением ждал завершения трудового дня, фантазируя, как пышногрудая официантка подаёт ему бокал холодного пива в любимой «забегаловке». Приехав из белорусской глубинки в Москву десять лет назад, Сергей Пацкевич представлял своё будущее немного иначе, чем произошло на самом деле. Как зачастую бывает, вместо шикарного автомобиля, длинноногой блондинки и квартиры в центре, Пацкевич ограничился работой на стройке, арендованной квартирой на окраине города и женой-истеричкой, постоянно требующей от него невозможного – денег.

Смахнув ладонью пот со лба, Сергей присел на бетонную плиту и закурил. На стройплощадке было как всегда шумно, гул от множества работающей техники изредка разбавляли матерные переклички его интернациональных коллег. Не успел Пацкевич докурить сигарету, как из-за временного жестяного ограждения показался начальник участка, держа в руках распухший от наличности небольшой портфель.

– Здорова Михалыч! Долго ты сегодня, наверно много денег нам несешь? – крикнул кто-то из рабочих.

– Давай работай! Денег ему… ещё полтора часа горбатить, – грубо ответил начальник, направляясь в свой кабинет – ржавый вагончик.

– Антон Михайлович, а я уже всё! Отбил штукатурку, о которой вы говорили, – робко сообщил Сергей о проделанной работе.

– Ну а мусор кто вывозить будет, я? Весь мусор на кучу вывезешь, и свободен… – холодно приказал Михалыч и скрылся за дверью своего «кабинета».

Пацкевич взглянул на огромные горы битой штукатурки, тихо ругнулся и принялся за работу. Несмотря на приближающийся вечер, температура воздуха не опускалась ниже тридцати градусов, тем самым превращая «дембельский аккорд» рабочего в настоящую пытку. Его глаза заливал едкий пот, спина ныла от усталости, а пальцы сами разжимались под тяжестью этой проклятой одноколёсной тачки. Но все эти трудности и неудобства просто меркли перед перспективами предстоящего вечера. Мысли о холодном, душистом пиве с копченой корюшкой помогали Сергею толкать одноколёсную рухлядь вперёд. Спустя час, волоча последнюю порцию мусора за территорию стройплощадки, боковым зрением он заметил как последние рабочие, переодевшись, покидают территорию производства. Закончив работу и приняв импровизированный душ, которым служила ржавая бочка с технической водой, Пацкевич направился к вагончику начальника.

– Антон Михайлович, можно? – войдя в «кабинет» спросил Сергей.

– А, Пацкевич… ты мусор вывез? – пробормотал Михалыч, не отрывая глаз от своего смартфона.

– Вывез, инструмент и даже свою рожу вымыл! – бодро пошутил Сергей.

– Ну, тогда давай, до понедельника… – безразлично ответил начальник, продолжая смотреть на экран своего телефона.

– Мне бы ещё денежку получить, что бы дожить до понедельника! – уже без улыбки на лице продолжал иронизировать Пацкевич.

– А денежка будет только на следующей неделе, – с издевательской ухмылкой ответил босс, наливая по края стакан дешёвого коньяка.

– Но Михалыч, у меня денег вообще нет, даже на метро… – с явным разочарованием в голосе произнес Сергей, присев напротив начальника.

– Проездной себе купи, Сережа! Денег никто не получил! Ашет не получил, Чингиз не получил, я тоже не получил! Ты что, особенный? Я почти целый день в банке проторчал, не пришел перевод… – сделав суровый вид, нарычал начальник.

– Понятно, до понедельника… – Пацкевич встал со стула и направился к выходу.

– Сергей, постой! – окликнул его начальник, доставая из кармана тысячу рублей. – На дорогу говоришь даже нет? Хрен с тобой, отдашь с зарплаты…

Взяв деньги и покинув территорию производства, Сергей отправился в сторону метро. Преодолев несколько сотен метров, Пацкевич остановился и посмотрел куда-то в сторону. Его внимание привлекла музыка, громко звучавшая из ближайшего питейного заведения. Этот недорогой бар, предназначенный как раз для представителей низшей социальной касты, показался Пацкевичу неким оазисом веселья и беззаботности среди бесконечной суеты огромного города. Весёлая музыка, звон бокалов, реки свежего разливного пива, запах копченой рыбы, практически не оставляли Сергею выбора. Сжав волю и единственную тысячу рублей в кулак, Пацкевич принял нелегкое решение – напиться. Оказавшись на территории летней площадки, он заметил, что за одним из столиков шумно заседают трое его сотрудников. Они громко обсуждали геополитические изменения в мире, войну на ближнем востоке, скорое падение доллара, неизбежность распада соединённых штатов, и бог знает что еще.

– О! Пацюк! Давай к нам, чё шифруешься? – громко крикнул Паша, единственный коренной москвич со всей их бригады.

Сергею была крайне неприятна эта компания. Над ним любили пошутить на работе и, зачастую, эти шутки переходили все нормы морали и этики. А главным генератором юмора как раз являлся Паша, шутки которого скорее были откровенными унижениями, чем юмором. Пацкевич не раз представлял, как сгибает прут арматуры о затылок своего обидчика, но каждый раз глядя на внушительные габариты этого человека, подомные мысли сразу улетучивались. Но деваться было некуда, купив две бутылки «паленой» водки, Сергей присоединился к своим коллегам.

– Пацюк, у тебя же вроде не было денег с утра. Ты чё, Михалычу интим услуги оказываешь после работы? – без прелюдий начал «шутить» уже изрядно опьяневший Павел.

– Не называй меня пацюком, ладно? Меня так даже в школе не называли, – наливая в пластиковый стакан водку, огрызнулся Сергей.

– Пацюк, а почему тебя не называть пацюком? – упорно продолжал издеваться Паша.

– Да потому что пацюк с белорусского – крыса! – вмешался представитель центрально-азиатской диаспоры, улыбаясь во все свои девятнадцать зубов.

– Впрочем, как и на украинском. Серёга, не обращай внимания на этих идиотов, давай лучше выпьем, – сухо сказал недавно приехавший из Украины рабочий.

После этих слов беседа перешла в нормальное русло, спиртное полилось рекой, а напряженная обстановка сменилась дружеской атмосферой. Суровая реальность в сознании Сергея постепенно сменялась сладостной эйфорией, образы вокруг становились расплывчатей, а музыка и голоса сливались в один неразборчивый шум. Этот интернациональный пир продолжался, пока способность мыслить окончательно не покинула пределы мозга Пацкевича…

Пришел в себя Сергей от сильного чувства холода и головной боли. Поднявшись на ноги и осмотревшись вокруг, он понял, что находится в десяти метрах от бара, в котором недавно так весело проводил время. На улице было темно и безлюдно, лишь дежурный свет «забегаловки» тускло освещал смятый телом Пацкевича кустарник. Сунув руку в карман, он нащупал свой телефон. По-детски обрадовавшись, что тот на месте, он взглянул на экран. Радость тут же сменилась ужасом. Монитор показывал половину четвёртого утра и двадцать четыре непринятых вызова от его жены – Марины. Сергей боялся своей жены. Но еще больше он боялся депортации на родину, поэтому был вынужден жениться на некрасивой, толстой, первой попавшейся стерве с российским гражданством. Приложив ладонь к лицу, Пацкевич нащупал огромную гематому под левым глазом, что расстроило его ещё больше.