Последнее - бросить ему спасательный круг. Дать сохранить лицо. Пусть потом все валят на иноземца-мужлана…
– Но и это не все, - мой голос становится отвратительно скрипучим, пронзительным. В нем лязгает сталь. - Эррол - и мой друг тоже. - Архивариус бросает на меня удивленный взгляд. Это для него новость. Ничего, дружок, случаются в жизни открытия и похлеще. - Я не вижу за ним вины, и я не прощу тебе казни безвинного. Вчера ты прилюдно называл меня героем. Толпа носила меня на руках, забрасывала цветами. Сегодня я требую - не прошу, требую! - своей награды. Мне нужна жизнь этого человека! Если ты откажешь мне, я навсегда оставлю место, где своих убивают ради потехи. Вместо моего благословения на город ляжет мое проклятье. Я сказал.
В зале - мертвая тишина. Придворные, рыцари, солдаты - все смотрят на меня, пораженные таким нахальством. Кое у кого по-деревенски приоткрыты рты. Воевода поражен не меньше остальных, но в его глазах - облегчение.
– Я не пожалею для спасителя города даже своей собственной жизни, - наконец произносит он. По залу пролетает вздох. - Не следовало произносить непристойности ради такой мелочи, как жизнь ничтожного недоумка. Но дело не во мне, - он кивает на окно, из-за которого доносится глухой ропот. - О казни уже объявлено…
– Я договорюсь с горожанами, - зло ощериваюсь я. - Думаю, уж они-то согласятся на такую малость… в отличие от тебя.
В этот момент я неприятен сам себе, но роль надо играть до конца. За толпу я не беспокоюсь - сегодня я ее кумир. Мои люди уже на своих местах, готовые первыми кричать мне славу… Я разворачиваюсь на каблуках и чеканю шаг к выходу. Плечи расправлены, левая рука на рукояти огромного театрального малхуса, ножны едва не цепляют пол. Завтра, наконец, я смогу ходить нормально - неслышно, мягко, словно кот, и, как кот, готовый в любой момент упасть на все четыре лапы.
– Когда солнце зайдет за шпиль храма, с Эрролом - ко мне в комнату, - бросаю я Элизе, прежде чем выйти из зала. Она по-прежнему смотрит на меня с ненавистью, еще не успевшей смениться пониманием. Больше всего сейчас мне хочется обнять ее, прижать к груди, скрыть этим дурацким плащом от жестокого мира. Нельзя. "Не плачь, девочка моя, все будет хорошо" - я навсегда похоронил эту фразу где-то глубоко внутри.
В сумерках - стук в дверь. Эррол первым переступает порог, гордо вскинув голову. Он все еще не пришел себя от потрясения, губы сжаты в линию. Он не знает, как вести себя, но явно боится унижения. Делать мне больше нечего… За ним входит Элиза. На ее лице - следы слез.
– Я благодарю… - срывающимся голосом начинает архивариус заранее подготовленную речь.
– Сегодня вечером из порта уходит галера, - обрываю его на полуслове. - Пункт назначения - Талазена. Вы отплываете на ней. Через неделю оттуда идет караван в Крестоцин - вы как раз успеваете на него. Вот золото, - мешочек с монетами летит в Элизу. Девчонка не перестает удивлять меня своей реакцией - она перехватывает кошель в воздухе. - Вот письмо к броннику Фриге в Крестоцине - он поможет устроиться на первых порах. - Пергамент через всю комнату бросить сложно, поэтому он заранее положен на столик у двери. Тыкаю в него пальцем. - Капитан галеры согласился подождать с отплытием. Арти проводит, - по моему кивку гигант-гулан выступает из тени и слегка кланяется влюбленной парочке.
– Но зачем… - пытается удивиться Элиза.
– Не знаю, что взбредет в голову воеводе завтра, - снова не даю договорить я. - И повторно рисковать своей шкурой ради вас не собираюсь. Мне проще убрать вас подальше с его глаз. Позволю себе напомнить, что в городе масса людей, Эррол, кто не откажется сунуть тебе нож между ребер. Тебя все еще считают пособником предателя, и твою жизнь пощадили лишь в угоду мне. Да и Элизе связь с тобой не простят. Дальше объяснять?
Они молча смотрят на меня. Трудно принять такой внезапный поворот в судьбе, бросить родину и с бухты-барахты отправиться куда-то в чужие края. Но я не хочу, не могу больше видеть ее рядом со мной. Рядом - и так бесконечно далеко…
– Я не возьму деньги, - решительно заявляет Эррол. Он берет у Элизы кошель и аккуратно кладет его на столик рядом с грамотой. - Ты и так сделал для меня… для нас… для нас всех слишком много. Мы в состоянии и сами позаботиться о себе.
– Не дури, - ровным голосом произношу я. Как объяснить, что не для него эти деньги, что его судьба волнует меня меньше всего? - Я не для того публично поцапался с воеводой, чтобы вам перерезали глотку в вонючих портовых трактирах Талазены. Это не подарок. Это заем на обустройство на новом месте. Когда сможешь - вернешь.
Минуту он колеблется. Элиза неотрывно смотрит на меня огромными глазами. Потом она вздыхает и что-то шепчет Эрролу на ухо. Тот обреченно кивает, берет кошель и негнущимися пальцами подвязывает его к поясу. Элиза аккуратно засовывает грамоту ему за пазуху.
– Прощайте, ребята, - говорю я негромко. - Берегите себя. И поторопитесь - время на исходе.
Повинуясь моему знаку, Арти подходит к ним и недвусмысленно кивает головой на дверь.
– Спасибо… - тихо говорит Эррол. - Я обязательно верну…
Неловко поклонившись, он выходит в дверь. Элиза на мгновение задерживается на пороге и в последний раз окидывает меня взглядом.
– Я боялась, что… что ты меня не отпустишь. Спасибо, Тилос… - шепчет она и навсегда исчезает из моей жизни. Арти выходит за ней, закрывая дверь.
Неужто это так заметно?
Элиза… Матовая, покрытая едва заметным загаром кожа. Два теплых карих солнечных луча - глаза, то добрые и смеющиеся, то мечущие яростные молнии. Точеная фигурка под мужскими доспехами, высокая грудь, сдавленная кольчугой. Дева-воительница, страшная на поле брани и такая беспомощная в обычной жизни. И рядом - задохлик-архивариус. Хилый мальчишка со впалой грудью, не державший в руках ничего опаснее гусиного пера, но наизусть цитирующий древних поэтов целыми свитками, наивно рассуждающий об устройстве мира, по ночам изучающий движение одиноких здесь звезд… Что ей он? Он, не понимающий даже своего счастья? На его месте должен…
Ирония судьбы. В моей памяти хранится в десятки раз больше текстов, чем он прочтет за всю жизнь. Я куда больше его знаю о планетах, что местные гордо зовут звездами, об устройстве этого мира, наглухо отгороженного от Большой Вселенной непроницаемым коконом. Но я - волк-одиночка, манипулятор за тронами, безжалостный убийца, жестокий участник политических игр. Мой публичный триумф в этом городе - ошибка, совершенная от безысходности, следствие непродуманного экспромта. Завтра я снова умру для всех, кроме воеводы и еще кое-кого. Я уже знаю, кто послал Кагга, кто был заинтересован в его успехе, и кто - в провале. Я знаю, как на этом сыграть. Он сам рассказал мне. Под пыткой не лгут. Во всяком случае, под моей пыткой. Завтра я отправляюсь в Граш.
Я - одиночка. Больше ста лет я брожу по этому миру, не то наблюдатель, не то корректор, не то Игрок. Рядом со мной - никого: даже самые верные со временем умирают. Чтобы не переживать боль утраты снова и снова, я давно закрыл свое сердце для любви, для привязанности.
Девица опасна для меня. Ее непосредственность, ее искренность могли подвигнуть горожан на новую войну. И именно война сейчас нужна мне меньше всего. Наверное, стоило дать Эрролу умереть. Я бы сумел утешить ее, заставить забыть свое горе. Она еще пригодилась бы мне - отчаянная, преданная, любящая…
Почему я отослал ее на другой материк?
Почему мне так хочется плакать?
– Тилос… - Элиза осторожно потрогала его за плечо. - Что-то не так?
– Извини, - Тилос очнулся от внезапного забытья. - Понимаешь… Лет двести назад в одном приморском городке я встретил женщину, удивительную женщину. Умница и красавица, паладин местного бога, она уже в двадцать лет стала местным кумиром. Когда началась непонятная эпидемия, только благодаря ей город не сдался, не умер… но это долгая история. Я в то время и в том месте собирал небольшую империю, еще не Приморскую, и мне пришлось… работать с ней как с местным лидером. Сдуру я совершил кучу непростительных ошибок и всплыл на поверхность. Засветился сам, спалил половину своей резидентуры, и все равно нашел предателя слишком поздно. Четверть населения городка вымерла. Уже потом я обнаружил отраву в городских колодцах… В общем, ее тоже звали Элизой.
