Расшит балахон индийскими огурцами и ящерками, тоненькими, бледными, но какими-то живыми, с растопыренными лапками.

– Дочь моя! – возвестила маменька на всю площадку, стоило дверям лифта разъехаться.

– Мам, ты чего? – интересуюсь, выходя из лифта и чмокнув родительницу в холеную щеку. – И что с тобой? На тебе? Ты с Виталием Владиленовичем поругалась и теперь в монастырь уходишь? В прошлый раз ты ему обещала в мужской уйти.

Мамулечка замешкалась, но лишь на пару секунд. В следующий миг порывисто обняла меня, прижала к груди.

– Ташечка, девочка моя, Белоснежечка.

А вот это уже тревожно.

– Мам, да что с тобой? – лоб хмурю.

А мама не перестает удивлять.

– Ты вещички домой постирать решила закинуть?

С этими словами мамуль попробовала отнять мой рюкзак, а сама выразительно на двери лифта глазами показывает, и я буду не я, если не намекает.

Рюкзак я не отдала. Вместо этого напомнила:

– Мамуль, какой стирать? Мы с Ариэлькой в блоке живем. У нас стиральная машинка имеется. Я робота Кирюшке привезла.

– Я передам, – тут же нашлась мамочка.

Тут я уже не выдержала.

– Мам, ты долго собираешься дочь родную на пороге держать? Пройти дай. Братика обрадую.

– И ничего и не собираюсь, – возразила мамочка. – А если Кирлика радовать начнешь, это будет долго. А у нас каждая минута на счету.

Дверь в коридор приоткрылась и из нее высунулась кудрявая белокурая голова. При виде меня голубые глазки просияли, словно в них зажглись лампочки.

– Сашка! – закричал Кирлик.

– Кирюш!

Тут уже мамочка больше пройти мне не препятствовала, и я просочилась в отчий дом.

Оказавшись в огромном светлом холле, присела, уперевшись коленом в пол и принялась тормошить брата. Первая волна радости при виде меня быстро схлынула, потому что поцелуев Кирлик, как всякий настоящий мужчина, понятно, не выносит.

– Что ты мне принесла? – спросил он, поморщившись, но стоически терпя проявления сестринской нежности.

Ласково потрепала его по макушке и ответила:

– Так а кто робота заказывал?

Громогласный вопль потряс квартиру и вынудил мамуль прислонить ладони к ушам, когда достала из рюкзака и торжественно вручила подарок.

– Ух ты! – вопил восторженный Кирлик. – Трансформер! С крыльями! Ты видела? О! Он в дракона трансформируется!

Братик порывисто обнял меня за шею, так, что чуть не задушил и клюнул пару раз в щеку.

Я довольно рассмеялась, а мамуль, которая на нас смотрела, побледнела.

– Это знак, – сказала она. – Опять знак… Они близко…

– Какой знак, мамуль? – спросила у нее, но мамочка только отмахнулась. Поскольку это была не единственная странность за утро, я решила внимания не обращать. Пока.

Сама в комнату унеслась, сбросила успевшие поднадоесть бесформенные джинсы с подворотами и толстовку цвета хаки, переоделась в драные джинсики в облипку, потертые на самых правильных местах и маечку на бретельках, модного акульего цвета. Походя любовно погладила древко лука на стене, у меня их целых три, почти коллекция. А самый любимый, тот, что в детстве Виталий Владиленович сам смастерил. Как бы мамуль ни хмурилась, мол, портит вид комнаты, его выбросить или со стены снять нипочем не позволю!

На другой стене на полках книги и фотки. Мы с мамулью, с Ариэлькой, а больше всего с Кирликом. Одна скромная фоточка с отчимом, очень стеснялась, когда ее в рамочку ставила, и еще больше, когда Кирюшка меня, захлебываясь, Виталию Владиленовичу сдал, а тот хмыкнул.

Еще недавно постерами было все заклеено, солистами рок— и готических групп, про которых мамуль не уставала повторять, что они страшнее атомной войны, в смысле солисты, хотя и творчество с ее точки зрения тоже.

Мобилка тренькнула, тыкнув на конвертик, прочитала сообщение от Ариэльки:

«Белоснежка, а нас двоих ждали. Оказывается, твоя мамуль моей звонила и предупредила, что мы вместе приедем»…

То, что мамуль пыталась мне что-то сказать, еще там, на площадке, но почему-то так и не решилась, понятно. Как понятно, что что-то не то. Ну ничего, я человек упрямый, к тому же спешить мне некуда, сейчас выведаю…

Словно прочитав мои мыли, мама, постучавшись и дождавшись моего «угу», зашла.

Прежде, чем закрыла за собой дверь, я успела расслышать довольный вопль братишки.

– Как-то не похож он на умирающего лебедя, – проговорила я, не отрывая глаз от мамули.

Та вспыхнула, потупилась и забормотала, что ему да, намного лучше.

– Как и ты не похоже сама на себя, – продолжила я. – Зачем платок на голову повязала? Что за хламида на тебе? Только не говори мне, что модно. Я последние три месяца не в лесу жила, знаю, что модно, а что нет, и что тебя не заставишь макси надеть, если содержимое декольте не вывалить и руки не открыть… Украшений нет, макияж скромнее, чем у восьмиклассницы, которая у мамки помаду стибрила… Что происходит, ма-ам?

Мамуль ресницами захлопала, зарделась, слушая меня, а потом огорошила:

– Тебе нужно уехать, Сашенька.

Я так и села на свое девичье ложе с открытым ртом.

Мамочка рядом опустилась и за руку взяла. Причем пальцы ее при этом дрожат, а подбородок дергается.

– Мам, что случилось? – спросила уже серьезно. – Если что-то… ты только скажи… У Виталия Владиленовича… по работе проблемы?

Мама посмотрела на меня удивленно, головой помотала.

– Нет, у Виталика нормально все. У тебя проблемы, Ташечка.

– У меня? Да какие у меня проблемы, мам? Сессию на отлично сдала, кстати, спасибо, что поинтересовалась… Если ты про Гадаева с компанией, так они огребли вчера так, что не только меня, девочек на красной улице за версту обходить будут…

– Саша! – ахнула мама. – Ты откуда о такой улице знаешь? Не к лицу девушке о таком знать, да еще вслух …

– Ну знаешь, мамуль, – опешила я. – Вот чего-чего… а ханжества за тобой раньше не водилось…

В ответ на мой справедливый упрек мамуль и вовсе себя неожиданно повела.

Руку протянула, локон мне за ухо заправила, проведя пальцами по щеке, прошептала:

– Девочка моя, как на отца-то похожа…

– Мама! – моему возмущению предела нет.

Она ведь за все годы со мной ни разу об отце не заговорила!

Тут мамочка встрепенулась, словно какая-то неожиданная мысль пришла, или что-то с запозданием до нее дошло.

– Погоди. А что с Гадаевым? Это который с первого курса тебе прохода не дает? Ох Ташечка, он не так и виноват. Он не может на тебя не реагировать, Ташечка, никто не может… Да ты, наверное, и сама заметила.

А это уже возмутительно!

– Мама! – возмущаюсь вслух. – Да если бы не мастер Горо, еще неизвестно чем закончиться бы могло.

– Мастер Горо для того и приставлен, – невозмутимо протянула мамуль, поводя точеными плечиками. – Его специально из Альма-матер прислали… Впрочем, что это я.

– Это еще из какой-такой Альма-матер, мамуль? – вскипела я. – И мастер Горо о ней говорил… Я-то подумала, сэнсэй заговаривается, или спутал меня с кем-то… О документах каких-то говорил, спрашивал, кажется, прибыли они-не прибыли… Я ничего не понимаю, мамуль, честно!

Видимо, чтобы совсем уж меня шокировать, мамулечка побледнела, а еще у нее пальцы задрожали.

– Документы должны прийти? Из Альма-матер?! Беги, Сашечка, беги! Я уже с Ириэлькиными родителями договорилась! Сегодня дома посидите, только, никуда не выходите, а завтра на океан махнете. Визы вам дадут, у Виталия Владиленовича там знакомые… Солнце, пальмы, п-песок!

Мама деланно заулыбалась, а у меня прям весь запал юмора и оптимизма пропал.

– Я тебе завидую… Живи там, сколько хочешь! – продолжала тарахтеть мамуль. – Если денег нужно, я еще перекину! Только, пожалуйста, делай, что я говорю!

– Мама! – невежливо перебила я мамулечку. – Ты объяснить по-человечески мне ничего не хочешь?

– Нет времени, Ташечка, нет времени! – проговорила мамочка, вцепившись в кисть обеими руками. – Я тебе потом все расскажу, честно-честно, когда все позади будет, а сейчас они в любую минуту могут прийти за тобой.