Brian Staveley

THE EMPEROR’S BLADES

Copyright © Brian Staveley 2014

Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, Liza Dawson Associates (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия)

© В. Иванов, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

«Нет клинка острее, чем неожиданность».

«В своей эпической фэнтези Стейвли выдумал сложный мир, полный элитных солдат, монахов-воинов, политических интриг и античных тайн».

Library Journal

«Невозможно оторваться. Книга многообещающая, и, хочется верить, Стейвли может написать еще больше, чем было обещано».

Fantasy Book Review

Уверен, что есть такие авторы, которые пишут книги совершенно самостоятельно, но мне потребовалась помощь многих людей. Те, кого я перечисляю ниже, вычитывали главы, совместными усилиями придумывали имена, высмеивали мои неудачные идеи и поддерживали удачные, требовали более крутых драк, лоббировали самых подлых негодяев, настаивали на более жутких монстрах, жаловались на неточности во всем, от военного дела до картографии, рисовали схемы Костистых гор – в общем и целом именно их окрики и понукания заставили меня поработать как следует. Писать без их помощи было бы уныло и одиноко. Вот эти люди: Сьюзен Бейкер, Оливер Снайдер, Том Лейт, Патрик Нойес, Колин Вудс, Джон Макл, Лида Эйзенберг, Хидер Бакелс, Кайл Уивер, Кеньон Уивер, Брук Деттерман, Сара Паркинсон, Бекка Хейманн, Кэтрин Паттильо, Мэтт Холмс, Джон Нортон, Марк Фидлер, Андрика Донован, Шилия Стейвли, Скип Стейвли, Кристин Нельсон, Сара Миджибоу, Анита Мамм, Райан Дерби, Морган Фауст, Адриан Ван Янг, Уэс Уильямс, Джин Клинглер, Аманда Джонс, Шэрон Краусс, Сьюзен Уивер, Белла Пэйган, Роберт Хэрдедж, Билл Льюис.

Отдельная благодарность моему агенту Ханне Боуман и моему редактору Марко Палмиери за то, что верили в мою книгу, зорко высматривали детали и заново знакомили меня с персонажами и местами, о которых я думал, что уже давно все знаю.

Гэвин Бейкер, мой неутомимый читатель и друг, умудрился прочесть все мои черновики до последнего слова. Его критические замечания были бесценными, однако гораздо более важной я считаю его непоколебимую веру в то, что я действительно могу написать эту книгу, что я напишу эту книгу и что эта книга выйдет хорошей. Я черпал из его запасников убежденности гораздо чаще, чем он подозревает.

Ну и, наконец, Джоанна Стейвли… У кшештрим не существует слов для выражения благодарности или любви, но есть оборот, часто встречающийся в их писаниях: «ихс алза» – «имеющий ключевое значение, абсолютно необходимый». Он очень точно описывает роль Джо в отношениях как с этой книгой, так и с автором. Без нее я жил бы где-нибудь под скалой, сам не сознавая, насколько я одинок, и не понимая, чего мне не хватает – грыз бы ногти и, скорее всего, до сих пор не продвинулся бы дальше пролога.

«Это все гниль, – думал Тан-из, глядя сверху в глаза дочери. – Гниль забрала мое дитя».

Длинные цепочки пленников заполнили долину. Воздух сотрясали вопли и проклятия, мольбы и всхлипывания; полуденный жар был пропитан запахом крови и мочи. Тан-из не обращал внимания ни на что – его презрительный взгляд был прикован к лицу дочери, той, что стояла сейчас перед ним на коленях, обхватив его ноги. Вера была уже взрослой женщиной: минул месяц, как ей исполнилось тридцать лет. Если не всматриваться, она могла показаться здоровой – ясные серые глаза, худые плечи, сильные руки и ноги… Однако кшештрим не рожали здоровых детей уже несколько веков.

– Отец! – молила женщина, и слезы ручьями текли по ее щекам.

«И эти слезы – тоже признак гнили».

Разумеется, для этого существовали и другие имена. Дети по невежеству или недомыслию называли свой недуг «старостью», однако в этом, как и во многом другом, они ошибались. Старость не означает дряхлости. Тан-из и сам был стар – ему было много сотен лет, но жилы в его теле оставались крепкими, а ум – бодрым. Если нужно, он мог бежать весь день, всю ночь и бо́льшую часть следующего дня. Большинство других кшештрим были еще старше – их возраст насчитывал тысячелетия, – и тем не менее они до сих пор продолжали ходить по земле, если не считать тех, что пали в бесконечных войнах с неббарим. О нет! Время идет своим чередом, звезды молчаливо перемещаются по своим орбитам, времена года сменяют друг друга, и ничто из этого само по себе не может принести никакого вреда. Не возраст, но гниль точила детей, пожирая их внутренности и умы, высасывая из них силу, превращая в прах те проблески разума, которыми они некогда обладали. А за гнилью шла смерть.

– Отец! – повторила Вера и снова не смогла продвинуться дальше этого единственного слова.

– Дочь, – отозвался Тан-из.

– Ты ведь не… – она прерывисто дышала, оглядываясь через плечо в сторону рва, где в солнечных лучах сверкала сталь: доран-се уже принялись за работу. – Ты ведь не можешь…

Тан-из склонил голову к плечу. Он пытался понять свою дочь, пытался понять всех своих детей. Хоть он и не был целителем, как солдат он давным-давно научился заживлять сломанные кости и разорванную кожу, ухаживать за гниющей плотью, когда в раны попадала грязь, лечить изматывающий кашель у тех, кто слишком долго пробыл вне дома. Но это… он не мог постичь природу этого сокрушительного недуга и тем более был не в силах его излечить.

– Дочь, ты одержима. Гниль овладела тобой.

Опустив руку, Тан-из провел пальцем вдоль морщин на лбу дочери, коснулся хрупких лучиков, разбегающихся от уголков глаз, отыскал тонкую серебряную нить, затерявшуюся среди каштановых локонов. Всего лишь несколько десятков лет, а ее гладкая оливковая кожа уже начала грубеть от солнца и ветра. Когда Вера впервые вырвалась в этот мир между ляжек своей матери, крепкотелая и вопящая во все горло, он подумал, что, возможно, девочка вырастет здоровой и недуг ее не коснется. Этот вопрос не оставлял его с тех пор и вот теперь он получил ответ.

– Пока что гниль лишь слегка коснулась тебя, – отметил он, – но со временем ее хватка окрепнет.

– И поэтому вам нужно вот это? – выкрикнула она, в отчаянии дернув головой в направлении свежевыкопанного рва. – Вот к этому все идет, да?

Тан-из покачал головой.

– Решение принимал не я. Совет проголосовал…

– Почему? Почему вы так нас ненавидите?

– Ненавидим? – повторил он. – У нас нет такого слова, дитя. Его придумали вы.

– Это не слово! Это чувство – настоящее чувство! Хоть что-то реальное, хоть какая-то правда об этом мире!

Тан-из покивал. Ему уже доводилось слышать нечто подобное. «Ненависть», «отвага», «страх»… Те, кто считал, что гниль – всего лишь недуг плоти, не понимали в ней ничего. Она разрушала ум, подтачивала само основание мысли и рассудка.

– Я выросла из твоего семени, – продолжала Вера, как если бы это логически следовало из сказанного ею прежде. – Ты кормил меня, когда я была маленькая!