– Как я уже сказала, Лисандра ты не почувствуешь. Я же, напротив, могу видеть ангелов. И сумею предупредить тебя об их приближении.

Вообще-то они не придут за Аэроном в течение ее четырнадцатидневной отсрочки – на самом деле одиннадцатидневной, ведь три дня уже прошли, – но ему об этом знать вовсе не обязательно.

Аэрон подвигал челюстью влево-вправо, отчего татуировки на его лице исказились.

– Ты сказала, что голодна. Идем, раздобудем тебе что-нибудь поесть.

На этот раз смена темы разозлила Оливию, но она промолчала, понимая, что препираться с ним бесполезно. Кроме того, она и правда хочет есть. Она поднялась на колени, затем осторожно встала. Один шаг, второй… третий… Вскоре она стояла перед Аэроном, торжествующе улыбаясь.

– Ну и что это было? – спросил он.

– Ходьба.

– Ты так долго шла, что я успел постареть лет на пятьдесят.

Она вздернула подбородок, ничуть не обескураженная его грубостью.

– Что ж, зато я не упала.

Аэрон покачал головой – раздраженно? – и взял ее за руку.

– Идем, ангел.

– Падший, – автоматически поправила Оливия, трепеща от прикосновения его теплых сильных пальцев. Чувство, которым ей было запрещено наслаждаться.

Когда Аэрон потянул ее вперед, она споткнулась о собственные ступни. К счастью, прежде, чем Оливия успела снова поцеловать землю, Аэрон резко дернул ее вверх, а затем прижал к себе.

– Спасибо, – пробормотала она.

Теперь она ощущает себя по-настоящему живой. Прильнула к Аэрону так тесно, как только могла. Столетиями Оливия наблюдала, как люди уступают низменным желаниям, но до появления золотого пуха в крыльях никогда не задумывалась, почему они так делают. Сейчас она знает: каждое касание восхитительно. Таким, должно быть, было яблоко Евы.

Оливии хотелось большего.

– Ты являешь собой угрозу, – пробурчал Аэрон.

– Полезную угрозу. – Возможно, если напоминать об этом почаще, он наконец поймет, что действительно нуждается в ней.

Не удостоив ответом, Аэрон повел ее по коридору, помогая удерживаться в вертикальном положении. А на лестнице ему вообще пришлось взять ее на руки, что было еще лучше. Оливия насладилась бы ситуацией в большей степени, если бы не отвлекалась на окружающую обстановку. Стены крепости украшали картины, изображающие как небеса с парящими в облаках ангелами, так и ад. Оливия намеренно отвела взгляд от последних, чтобы не мучить себя воспоминаниями о проведенном там времени.

Также имелись полотна с обнаженными мужчинами, величественно возлежавшими на шелковых простынях. Оливия таращилась на них во все глаза, нимало не смутившись, даже когда пришлось утереть слюну. Все это: кожа… мускулы… мощь… – куда лучше смотрелось бы, с головы до ног покрытое татуировками.

– Украшением дома занималась Анья. Так что тебе лучше закрыть глаза, – произнес Аэрон своим глубоким голосом, нарушая ее пир для глаз.

– Почему? – Закрывать глаза просто преступно! Без сомнения, этим поступком она оскорбила бы своего Бога, ведь ей как раз и полагается восхищаться его творениями.

– Ради всего святого, ты же ангел. Тебе не следует смотреть на такие вещи.

– Падший, – снова напомнила ему Оливия. – Тебе-то откуда знать, что мне следует делать, а что нет?

– Просто… закрой глаза.

Поставив Оливию на ноги и поддерживая, Аэрон заставил ее завернуть за угол.

Внезапно ее слуха достиг хор голосов, и Оливия напряглась и споткнулась, не готовая иметь дело с кем-нибудь еще, кроме Аэрона.

– Осторожнее, – сказал он.

Она замедлила шаг. Люди непредсказуемы, а его бессмертные друзья – и подавно. Хуже того, теперь ее тело восприимчиво к любого рода насилию. Ее могут пытать, физически, духовно и эмоционально, и ей не удастся улететь прочь.

На небесах все друг друга любят. Там нет ни ненависти, ни жестокости. Здесь же доброта не в чести, а люди часто обзывают друг друга ужасными словами и унижают, умышленно раня гордость.

Оливия с радостью предпочла бы провести каждую минуту своей смертной жизни наедине с Аэроном.

«Помнишь, как ты выбирала между добром и злом? Тогда ты решила, что возможность получить удовольствие стоит чего угодно. Так что ты справишься. Должна».

– Ты в порядке? – спросил Аэрон.

– Да, – решительно отозвалась Оливия.

Они обогнули еще один угол и вошли в столовую. Аэрон остановился. Голоса мгновенно стихли. Быстро осмотревшись, Оливия увидела, что за ломящимся от еды столом сидят четверо. Четверо потенциальных мучителей.

От страха у нее перехватило дыхание. Не осознавая, что делает, она вывернулась из объятий Аэрона и, отступив назад, спряталась ему за спину, упершись в нее ладонями, чтобы удержаться на ногах.

– Наконец-то. Свежее ангельское мясцо, – с хриплым смешком воскликнула женщина. – А мы-то уж решили, что Аэрон собирается прятать тебя вечно. Ну, я бы такого все равно не допустила, сама понимаешь. Я уже отыскала свою верную отмычку и наметила нашу с тобой встречу на сегодняшнюю полночь.

Встречу в духе «приятно познакомиться» или «как тебе на ощупь мой клинок»? Скорее второе. Оливия узнала голос Кайи Скайхоук, близнеца Бьянки и старшей сестры Гвен. Эта Кайя – потомок самого Люцифера, воровка и лживая гарпия. Она помогает Владыкам в поисках ларца Пандоры и готова уничтожить любого, кого посчитает угрозой. Например, ангела.

Гвен, младшая из сестер Скайхоук, живет в крепости с Сабином, хотя, насколько Оливии известно, в настоящее время эта парочка находится в Риме вместе с еще несколькими воинами. Они заняты тщательным осмотром одного из вновь появившихся из вод морских храмов титанов, надеясь найти артефакты, некогда принадлежавшие Кроносу.

Глупому Кроносу, которого Владыки считали всесильным. Если бы они только знали…

– Я бы на твоем месте попридержал язык, – предупредил гарпию тот, кого называли Парисом.

Оливия украдкой выглянула из-за плеча Аэрона.

– Почему? – беспечно спросила Кайя. – Думаешь, Аэрон на меня набросится? Тебе ли не знать, как я люблю борьбу. В масле.

При воспоминании о собственном малоприятном опыте борьбы в масле Парис поджал губы. Он сражался с Лисандром. Оливии бы это зрелище понравилось.

– Нет, замолчать тебе следует не из-за Аэрона. Просто тебе так больше идет.

Гарпия фыркнула, и Оливия улыбнулась в ответ. Не мучимая больше болезненными воспоминаниями, она, к своему удивлению, обнаружила, что и страх перед демонами поблек. Может, ей и правда удастся совладать с собой.

– Эй, Оливия, – обратился к ней Парис, – как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

– Да, спасибо, – ответила она, не покидая своего укрытия за спиной Аэрона.

– М-м-м, хотел бы я дать тебе кое-что, за что действительно стоит благодарить.

Оливия догадалась, что это подал голос Уильям, порочный красавчик с черными волосами и голубыми глазами. Неукротимый развратник со странным чувством юмора, которое она не всегда понимала.

– Кому-то стоит кое-что тебе отрезать ради блага всех женщин.

Реплика принадлежала Камео, единственной женщине Владыке. Ну, единственной, о которой им известно. Камео – одержимая демоном Печали, и потому в ее голосе звучит вся скорбь мира.

Внезапно Оливии захотелось ее обнять. Никто не догадывался, что Камео каждый вечер плачет перед сном. Это просто разрывало сердце. Оливия подумала, что, возможно, удастся подружиться с Камео, снова удивляясь тому, что страх отступил.

– Ну, прямо сейчас об этом и речи быть не может, – произнес Аэрон, снова беря Оливию за руку, и, шагая вперед, потянул ее за собой. Подойдя к столу, он выдвинул для нее стул.

Оливия качнула головой, по-прежнему глядя в пол.

– Нет, спасибо.

– Почему?

– Я не хочу сидеть одна. – Особенно после того, как познала блаженное ощущение близости Аэрона, сперва в качестве ее матраса, потом – опоры.

Вздохнув, он сам плюхнулся на стул. Стараясь сдержать торжествующую улыбку, Оливия устроилась у него на коленях. Ладно, на самом деле она шлепнулась к нему на колени. Ведь без его поддержки ей не за что было уцепиться. Аэрон напрягся, но не оттолкнул ее.