– Прошло столько лет, Арт… следы давно остыли.
– Не для меня, – сухо ответил я, чувствуя, как в душе снова тугой пружиной скручивается ненависть. – Не начинай, Лен. Я обещал и завершу начатое хотя бы ради себя, раз уж тебе стало безразлично.
Он тяжело вздохнул, не в силах понять моего упорства, а потом, как и всегда, с сожалением отстал.
– Как знаешь…
Я тут же встряхнулся.
– Зачем ты явился, Лен? Не поверю, что из простого любопытства.
– Вообще-то меня попросили.
Чего?! Интересно, кто это вдруг явился к моему покойному брату со столь необычной просьбой?
Я нахмурился, изучая сквозь полупрозрачное тело Лена причудливый рисунок на шторах. И совсем не ожидал, что из-за его спины робко выглянет детское личико в обрамлении густого облака золотистых волос, а тоненький голосок жалобно пискнет:
– Пожалуйста, не сердитесь, господин маг. Он пришел к вам из-за меня.
Я замер, когда рядом с неловко переступившим Леном появилась маленькая девочка. В коротеньком платьице, на котором все так же виднелись два безобразных багровых пятна, окаймляющие дыры от кольев; с фарфоровым личиком, пухлыми щечками и ярко-алой лентой в волосах, при виде которой у меня чуть волосы не встали дыбом.
– Лори?!
– Здравствуйте, господин маг. – Полупрозрачная кроха присела в неуклюжем реверансе. – Простите, что мы вас побеспокоили. Я просто хотела сделать вам подарок.
Я вздрогнул, когда девочка улыбнулась, отчего застывшие на ее подбородке капельки крови качнулись в сторону, а затем подошла и, сняв с головы ленту, с невероятно серьезным видом протянула:
– Возьмите, господин маг.
Я раздраженно дернул щекой.
– Зачем?
– Она вам поможет, – все с той же невероятной серьезностью заявил ребенок. – Пожалуйста, возьмите.
– Лори, ты же знаешь…
Бездна! Как объяснить девчонке, что она мертва, а ее подарок – не более чем блики лунного света, играющие на моей ладони? Открою глаза – и их не станет. Сожму пальцы в кулак, и они не ощутят ничего, кроме легкого холодка. Или она не помнит о том, что мертва? Еще не поняла? Не увидела? Не захотела?
– Остановите это, – вдруг сказала девочка, глядя мне прямо в глаза. А потом поднесла зажатую в кулачке алую ленту к самому моему лицу и медленно разжала крохотные пальчики. – Прошу вас. Времени почти не осталось…
Шелковая повязка, змеей извернувшись в воздухе, так же медленно полетела на пол.
Я машинально подставил руку, на миг опустив глаза, чтобы убедиться, что подарок на моей ладони не задержится. Невесело улыбнулся, когда ленточка, коротко вспыхнув, исчезла. А когда снова поднял голову, в комнате уже никого не было. Ни Лена, ни Лори… никого, кроме меня. И таящейся за окнами ночи, наполняющей царящую вокруг пустоту вкрадчивым шепотом дождя.
* * *
Естественно, в эту ночь я больше не уснул. И думать ни о чем другом уже не смог. Лори, отец Нил, Элизабет… в голове постоянно крутились вопросы, на которые никак не находилось ответов. Почему именно печать Смерти? Почему именно они трое? Какой в этом смысл? И кому была от этого выгода? Да еще странная просьба Лори, в которой звучало настойчивое предостережение…
Кого или что я должен остановить? И почему именно я? Неужто других кандидатов поблизости не нашлось?
Обычно духи не снисходят до того, чтобы возвращаться в мир живых. Особенно безвинно убиенные. Большинство из них даже не знают, что мертвы, и сразу после смерти отправляются на перерождение, не испытывая ни мук, ни сомнений, ни даже мимолетного сожаления. Боги, как утверждают жрецы, за этим следят строго.
Но Лори зачем-то вернулась. Причем не к себе домой, не к убитым горем родителям, а именно ко мне. Искренне веря, что у меня получится сделать… что? Найти ее убийцу? Кого-то остановить? Наказать? Уничтожить? Почему она сказала, что времени осталось мало? И у кого именно оно истекло? Новая жертва? Нам в самое ближайшее время надо ждать еще один труп? Или тут что-то более масштабное, о чем мы пока не имеем ни малейшего понятия?
Каждый раз, закрывая глаза и вспоминая наш недолгий разговор, я упорно видел перед собой невероятно серьезное лицо умершей девочки. И медленно падающую на пол ленту… совершенно новую, аккуратно сделанную, с безупречно ровными шовчиками по краям, но все-таки обычную девчоночью ленту, которую родители подарили дочке в честь какого-нибудь важного события.
Вспоминая тот миг, когда она коснулась моей руки, я почти смог ощутить на коже легчайшее прикосновение. Почти чувствовал, как скользит между пальцев гладкий шелк. И смутно понимал, что уже видел такой. Совсем недавно. Буквально вчера. Потому что он был точно таким же, какой господин Дроуди частенько дарил своей погибшей жене…
Лотэйн!
Внезапная догадка озарила мой разум ослепительной вспышкой.
Фол меня забери! Обе вещи были произведены в Лотэйне! Их знаменитый шелк! Одна из тех старинных традиций, которыми можно по-настоящему гордиться! Откуда у обитателей квартала ремесленников нашлись средства на такой дорогой подарок, не знаю, но дочку они явно обожали и баловали как могли. Неудивительно, что лента была ей так дорога. И неудивительно, что малышка носила ее, не снимая!
Ох! Не знаю пока, как это связано, но надо срочно поговорить с родителями! И плевать, что еще не рассвело! Они небось остались в таком ступоре после случившегося, что даже не ложились. А если и легли – ничего, потом отоспятся.
Подхватившись с постели, я быстро оделся, цапнул со стула пояс с метательными ножами и вихрем слетел на первый этаж. Сидеть на месте, дожидаясь утра, я уже не мог – появившееся дурное предчувствие заставляло поторопиться. Что-то делать, куда-то бежать, срочно расспрашивать… что угодно сотворить, лишь бы исчезло мерзкое сосущее чувство под ложечкой.
Правда, оказавшись на крыльце, я все-таки заколебался: собственно, а куда бежать? По идее надо бы в Управление – посмотреть протоколы допросов. Но кто мне их сейчас даст? Маловероятно, что Йен остался ночевать в кабинете снова: он хоть и одержим работой, но не идиот. И спать ему тоже иногда нужно. Из простых сотрудников там никто на ночь не задерживался – у всех семьи, жены, дети… А значит, кабинеты будут закрыты, бумаги заперты под ключ, и я зря потрачу время на ненужную беготню.
С другой стороны, вряд ли кто-то из сыскарей задал родителям Лори те вопросы, которые роились сейчас в моей голове. К тому же дом госпожи Одди находится не так уж далеко от Торговой площади – всего полсвечи быстрым шагом. А до Управления в четыре раза больше, потому что кэб в такую рань в квартале ремесленников не найти.
Нахлобучив шляпу и завернувшись в плащ, я решительно свернул в сторону рынка и, подгоняемый холодным ветром, отправился искать ответы на свои вопросы. А заодно выгнал из перстня своих разнузданных призраков, всерьез пожалев, что не сделал этого вчера. Не стоило мне полагаться на сыскарей Йена и жалеть чувства одного знакомого мальчишки. Не нужно было прислушиваться к брошенным в сердцах словам или идти на поводу у парочки обнаглевших призраков.
Сейчас, конечно, это понимание ничего не изменит – придется исправлять свою оплошность, невзирая на растущее раздражение. Но на будущее стоит учесть – пока я в этой команде главный, она будет работать так, как нужно мне.
Наверное, моя физиономия выглядела настолько зверской, что на этот раз возмущаться никто не посмел – стоило мне только раз взглянуть на недовольную рожу Грема, как он тут же захлопнул готовый разразиться проклятиями рот, а мгновенно переменившаяся в лице Камия цепко ухватила его за локоть и быстрее молнии уволокла прочь. От греха подальше. Один только Жук, беспокойно помявшись рядом, осмелился спросить:
– Ты сердишься, Арт?
Я скривился и, не желая терять время, призвал Тьму.
Вскоре я уже барабанил в обшарпанную дверь знакомого дома, в одном из окон которого даже в это время упрямо горел маленький огонек.
Открыли мне не сразу – мало ли какая шваль по району бродит? Но я умею быть убедительным. Особенно если сильно прижмет.