– Завтра утром. Сегодня – отдых. А кто едет? Хороший вопрос. Отвечу так. Кариныч, ты поедешь потому, что у меня обязательства перед твоим отцом. Правда, предполагалось, что я буду сопровождать тебя в твоих исканиях, но, видишь ли, получается наоборот. К тому же что-то подсказывает мне, что ты еще внесешь свой вклад в эту непростую, на первый взгляд, задачу. Глеб, ты поедешь потому, что никто лучше тебя не опознает твоего утерянного родственника, когда мы найдем его. Арчи, ты должен ехать потому, что, возможно, я не смогу следить за Кариной все двадцать четыре часа в сутки. И тут мне очень даже пригодится твой профессионализм. К тому же это твои прямые должностные обязанности. Гариф в больнице как, нормально охраняется?

– Более чем, – ответил Рейнгольд.

– Ну и славно.

Буров остановил взгляд на Валентине.

– А вот тебе причин ехать с нами нет.

– Как нет? – разволновалась та.

– Нет. Возвращайся домой. Начинай готовиться к учебному году. Ты информатор в резерве.

Валя с надеждой посмотрела на Карину, но та ушла в себя, раздумывая над словами Давида.

– Тебе такси вызвать или сама доберешься?

– Сама, – проворчала Валя на ходу.

– Все, – улыбнулся Буров, – так и делаем. А теперь, друзья, все разбредаемся по комнатам и отдыхаем. Из квартиры никому не выходить. Я вызову такси на самое раннее утро. Часов на пять. Поэтому ложитесь спать пораньше.

Буров поднялся с дивана и медленно направился в спальню. Компания осталась в гостиной и, когда дверь за Давидом закрылась, начала очень горячо обсуждать что-то. Буров же, не раздеваясь, лег на аккуратно заправленную кровать бывшей жены и, закрыв глаза, без особого рвения попытался сосредоточиться. Однако два стакана скотча сделали свое дело – Давид провалился в сон.

И оказался на огромном каменном исполине, а внизу раскинулась все та же кроваво-красная прерия, завораживающая своей предрассветной красотой. Черная точка всадника появилась на горизонте и начала перемещение к нему. Буров привычным уже движением проверил карабин и, взяв его в руки, стал ожидать приближения гостя. В этот раз над прерией куражился ветер, гоняя песок и высохшую траву. Всаднику, однако, он только придавал ускорения. Наездник стремительно двигался к Давиду, становясь все больше и больше. Самосознание Бурова в минуты этого сна всегда вело себя одинаково: он помнил все, что было в предыдущих эпизодах (он называл их командировками), но не помнил ничего из того, что наполняло его жизнь вне сновидения. Всадник мчался во весь опор, надвигаясь все ближе и ближе, и Давид, встав на огромном куске камня, поднял карабин. Он не шевелился, напряженно вглядываясь в движение гостя, и с каждой минутой сердце стучало все сильнее, а наездник выглядел все более и более четко. Наконец он приблизился настолько, что Буров смог разглядеть все, кроме разве что лица, остававшегося скрытым за широкополой шляпой и платком, за которым прятались рот и нос всадника. Он остановился метрах в тридцати от камня и, подняв вверх правую руку, большим пальцем показал Давиду, что его карабин находится за спиной и не несет никакой угрозы. Буров попытался спросить у гостя, что ему нужно, но изо рта не раздалось ни звука, как будто кто-то ответственный за движение сигналов от мозга ко рту выключил передатчик. В небе появился кондор и, сделав пару кругов над озером, стремительно полетел в их сторону.

– Время подходит, – зашипел голос в голове у Давида.

Даже на таком расстоянии Буров увидел яркий блеск в наконец показавшихся глазах всадника.

– Какое время? – мысленно спросил он.

Кондор, паривший теперь практически над ним, отвлек на себя внимание гостя.

– Какое время?! – уже закричал Буров, впрочем, все так же беззвучно.

И вывалился из сна.

Он уперся взглядом в красивые светло-зеленые глаза своей бывшей жены Лизы, которая сидела на краешке своей же кровати и иронично рассматривала Давида.

– Ты еще что здесь делаешь? – нервно спросил он.

Она ухмыльнулась и кивнула в сторону двери.

– Это ты лучше мне скажи, что тут делаешь! И что тут делают все эти люди. По всем комнатам моей уютной питерской квартирки раскиданы какие-то тела, Буров! Что это еще такое, а? Кто-то спит, кто-то пьет! Что за цирк? Мы же вроде бы в разводе, нет? Что у тебя здесь за оргия?

Давид сел на кровати.

– А сколько времени?

– Час ночи.

– И что, ты выгонишь что ли, всех? Там женщины, дети, старики.

– Какие еще старики?! – завопила Елизавета.

– А Рейнгольд тебе что, юноша?

– Так, Буров.

Красивое лицо Лизы приобрело спокойно-рассудительное выражение.

– Я тебя одного, заразу, выгоню. А остальных потерплю до утра. Тебе назло.

– Господи, время идет, а ничего не меняется. Когда ты уже прекратишь свои чиновничьи замашки? Тебе назло… Что это вообще такое?..

Давид прервался.

– И кстати… – после непродолжительной паузы снова заговорил он. – Ты все-таки что здесь делаешь? Плуг отстегнули?

Вопрос застал ее врасплох. Не успев придумать какую-нибудь правдоподобную версию, она сказала:

– Я уволилась. Я более не государственный служащий.

– Ух! – отозвался на новость Буров. – И кто же ты?

– Угадаешь?

– Боюсь даже предположить, – улыбаясь, ответил Давид.

– Я теперь буду работать здесь, в Питере. В фирме, которая занимается дизайном интерьеров. У меня месячная стажировка. Затем по контракту.

– Поздравляю.

Буров по-дружески пихнул Лизу плечом и снова улыбнулся.

– Пока не с чем.

– Есть! Есть с чем, – сказал он и, добавив просительных ноток в звучание голоса, произнес: – Переночевать-то можно?

Лиза раздумывала, рассматривая маникюр.

– Только не здесь. Иди к своему старикану в гостиную. Господи, во что ты опять ввязался?

Рори угрюмо смотрел на Ахмеда, а тот с невозмутимым восточным спокойствием наблюдал за перемещавшейся по небольшому экрану бортового компьютера красной точкой электронного жучка Хоченкова.

– Он что, автогонщик какой-то? Этот твой Буров? Или аэрогонщик? Ясность есть?

Ахмед продолжал следить за движениями точки. Он выбрал переднее пассажирское сидение небольшого четырехместного бронированного аэрокара Рори, сзади устроился красавчик Пабло, а сам маленький предводитель расположился на месте пилота. Сразу за ними был припаркован еще один аэрокар – больше Рориного раза в три, – в котором ждали распоряжений бойцы из отряда Ахмеда. Находились все они на юго-западе Москвы, куда их и привела из Нарима эта маленькая ярко-красная точка. А сейчас она стремительно от них удалялась, двигаясь на север.

– Ты со мной не разговариваешь, Ахмед? Я вопрос задал.

Ахмед оторвался от экрана и задумчиво посмотрел на Рори.

– Ну что ты, Рори, как я могу с тобой не разговаривать? Ты просто не совсем правильные вопросы задаешь. Какая нам сейчас разница, кто такой этот Буров – гонщик, спасатель или бакалейщик. Вопрос должен звучать так: как нам его догнать.

– Ну хорошо, хорошо.

Рори пригладил блестящий от геля кок и поправился:

– Как нам его догнать, Ахмед? Что думаешь?

– Понять его логику. Куда и зачем он так несется. Ведь мы же исходим из того, что он не знает, что за ним идет охота, так? Тогда зачем ему нестись, как будто за ним гонятся все черти преисподней?

– Очень просто, – сказал красавчик.

Обе головы, маленькая с высоким коком и большая с минимумом волос, повернулись к Павлу. Молчание длилось недолго. Рори не выдержал первым.

– Поясни! – взвизгнул он.

Одна наиболее непослушная прядь все-таки вырвалась из-под диктата мощнейшего геля для волос, и на секунду Рори стал похож на предводителя Третьего рейха.

– Да что здесь пояснять! – прокричал Пабло. – Глянь на динамику его движения!

Ахмед совершил какие-то колдовские пассы над бортовым компьютером, и через секунду там появился график перемещения красной точки из Нарима в Москву и по территории столицы.