История этого человека была удивительна и интересна. Отец Деникина происходил из крепостных крестьян – отданный в рекруты, он смог выслужиться в офицеры, сделал военную карьеру и ушел в отставку целым майором.
Сын отца не посрамил. Реальное училище. Служба в пехотном полку вольноопределяющимся. Киевское юнкерское училище, откуда он был зачислен в артиллерийскую бригаду. Академия Генерального штаба, по завершении которой был произведен в капитаны. А с 1902 года, несмотря на неприятное недоразумение с генералом Сухотиным в 1898 году, был зачислен офицером Генерального штаба. И так далее и тому подобное.
183-й Пултусский полк, в котором служил Деникин, не выдвигался на войну, поэтому Антон Иванович добился личного разрешения быть откомандированным в действующую армию. И это – несмотря на травму, которую он получил в январе того же года[24]. Уже 5 марта он сошел в Харбине, будучи до прибытия назначен начальником штаба бригады Отдельного корпуса пограничной стражи глубоко в тылу. Рутина – обычное поддержание порядка и борьба с хунхузами. Как в насмешку. Хочешь на фронт? На. Наслаждайся. Алексей Николаевич же в свое время сталкивался с биографией этого человека и прекрасно знал, что Деникин не усидит в тылу и уже осенью таки прорвется на фронт, где проявит себя самым лучшим образом. Энергичный, умный, решительный и распорядительный. Он отличится в делах генералов Мищенко и Ренненкампфа. Поэтому как только Куропаткин вспомнил о нем, так и подтянул к себе. Для окружающих и легенды придумывать не требовалось – Куропаткин сам вел родословную из крепостных, так что приглашение Деникина на должность офицера штаба армии по особым поручениям мало кого удивило. Да, не совсем капитанская должность. Но Куропаткин был в своем праве.
– Очень приятно, – кивнул генерал-лейтенант Засулич. – И удивительно. Отчего пехотный офицер занимается саперными делами?
– Так в эти укрепления не саперы сядут, а пехотинцы. Так что это вполне разумно, – улыбнувшись, возразил командующий. – Антон Иванович очень деятелен и инициативен, а дело важное, новое, непривычное. Тут только с молодым запалом трудиться. Кроме того, я дал ему в подчинение офицеров-саперов и отряды китайцев-землекопов. И, надо заметить, капитан прекрасно справляется. Я, признаться, ожидал увидеть меньшую готовность укреплений.
– Укреплений? Я вижу только странные траншеи. А где же редуты с люнетами? Или их будут возводить позже? – вновь удивился Засулич. Там, на Ялу, он уже попытался возражать, когда командующий приказал копать траншеи вместо возведения редутов, но его осадили, сославшись на то, что не место и не время. Дескать, выполняйте приказ, поговорим потом. Он подчинился. Сейчас же ситуация располагала.
– Для этого я вас сюда и привез Михаил Иванович, – с хитрой улыбкой ответил Куропаткин.
Первая мировая война еще не произвела революцию в полевых фортификациях. Не успела. Поэтому, в сущности, то, что как русские, так и японские войска возводили время от времени в поле, не далеко ушло от формаций времен наполеоновских войн или более древних конструкций. В ходу были все те же редуты, люнеты и прочие возвышающиеся над землей укрепления. Прекрасные мишени для нарезной артиллерии легко ею разрушались. А главное – не давали никакой защиты от шрапнели, ставшей «царицей полей» в эти годы. Конечно, ближе к концу этой войны разнообразные редуты стали уходить в прошлое, уступая место цепочкам траншей. Но до этого было еще далеко. Да и уход этот оказался весьма скромный – до того уровня полевой фортификации, какой имелся на Западном фронте к концу Первой мировой войны, у нас не приближались никогда.
Вот Куропаткин и решил исправить эту «историческую несправедливость» хоть в какой-то мере.
Ничего особенного он под Ляояном не возводил. Для этого не было ни времени, ни возможностей, ни строительных материалов. Однако три линии просторных траншей полного профиля, идущие изломанными линиями, строились. А вместе с ними – деревянные подкрепления стенок, фланкирующие дзоты[25], гнезда для пулеметов и легкой артиллерии, наблюдательные пункты, пути отступления, блиндажи и землянки для размещения личного состава и так далее, и тому подобное. Алексей Николаевич водил эту компанию командиров и объяснял принцип работы такой обороны.
– А вон там, – показывал он рукой, – будет проход между рядами колючей проволоки. Видите, куда направлена амбразура этого дзота? Правильно. С фронта его уничтожить можно будет только прямым попаданием шестидюймового снаряда, да и то – не факт. Так что пулеметчик сможет работать в относительно комфортных условиях.
– А откуда колючая проволока?
– Наместник адмирал Алексеев уже телеграфировал мне, что сумел закупить в Североамериканских штатах большую партию этого товара. Никто ведь ее за военные товары не считает. А зря. Преодоление пехотой таких заграждений – штука непростая. Особенно под плотным стрелковым огнем. Но о том болтать не стоит – сделаем Микадо сюрприз. Да и вообще, болтун – находка для шпиона! Так что думайте, господа, с кем и о чем разговариваете.
– А артиллерия? – не унимался Засулич. – Вы нам показывали только позиции для легких орудий, непонятно для чего нужных. Как их там? Пушек Барановского[26]. А где вы планируете поставить нормальные?
– Так в тылу. Или вы хотите, чтобы японцы нам орудия повыбили в начале боя? Помните, как мы сделали на Ялу? Повторим. Только вместо сигнальщиков с флажками на наблюдательные пункты поставим связистов, а к ним проведем обычные телефоны.
– Телефоны? – удивились все.
– Конечно. А что вас смущает? Я уже заказал из Санкт-Петербурга партию аппаратов, коммутаторы для них, ну и проводов в достатке. Очень удобное средство связи. Или вы хотите, чтобы вестовые под огнем противника бегали оглашенными? Господа, ну что же вы? Мы – цивилизованные люди, и нам такая дикость должна претить. – Куропаткин немного утрировал, он знал, что в Порт-Артуре уже внедряется в крепостном хозяйстве телефонная связь. В том числе и на удаленных укрепленных позициях у Тафашинских высот[27]. Но это знал он, а вот его подчиненные подобными сведениями не обладали. Да и его оборона под Ляояном все равно получалась существенно более продвинутой, но все же столь и уникальной. Не сравнить.
– Но… – попытался возразить Засулич, но осекся. Ведь действительно удобная штука получалась. – А если сломается?
– Вот тогда и пустим вестового. А заодно и сапера – пусть пробежит по проводам, проверит их целостность. Нормальных техников от армейских связистов-то у нас пока еще нет, а саперы с проводами недурно должны разбираться. Как-никак минное дело изучали…
Так они ходили и беседовали до самого вечера.
Куропаткин не стеснялся – рассказывал, показывал, объяснял. Этим офицерам здесь командовать обороной. И недопонимания быть не должно.
Конечно, работ предстояло еще довольно много. Многие километры даже таких укреплений не могли возникнуть внезапно. Но уже сейчас, благодаря тесному взаимодействию с частью местных китайских и маньчжурских элит Ляояна, а также с Николаем Ивановичем Тифонтаем[28] дела шли очень хорошо и быстро. Деникин лишь курировал работы и следил за тем, чтобы все делалось сообразно с общим планом. Китайцы старались, являя неплохой уровень организованности и мотивированности, потому что до каждого землекопа Куропаткин постарался довести общую идею плана «Желтая хризантема». Поясняя, что здесь, с лопатой в руках, тот сражается за жизнь и будущее как свою, так и своих близких…
Полевое совещание подошло к концу, и все разошлись кто куда. Куропаткин же поехал в Ляоян на почтовую станцию. Ему предстояло сделать еще один большой шаг – он собирался слать письма. Много писем разным людям. Императору, в газеты, меценатам и прочим. Предлагая каждому адресату только то, что тому приятно было бы почитать. Первый ругал пулемет максим? Алексей Николаевич посылал ему развернутую критику оружия, основанную «на опыте боевого применения», и просил посодействовать в том или ином посильном деле. Второго – прибыть на Дальний Восток. Третьего – закупить полсотни пистолетов «маузер С-96». Четвертого – приобрести парочку автомобилей Mercedes Simplex и, наняв водителей, выслать все это в Ляоян по железной дороге. И так далее.
