Историю он знал не очень хорошо и конкретно в деталях и событиях Русско-японской войны 1904–1905 года разбирался плохо. Однако, прокатившись по позициям правого берега реки, он без особенного труда нашел прекрасный участок для атаки японцев. А именно мелководье, позволяющее форсировать реку вброд даже пехотным отрядам. Во всяком случае, казаки, обследовавшие данные позиции, без проблем показали несколько мест с удобным подходом к воде и комфортными глубинами.

Собственно, здесь и находилось слабое место всей обороны Засулича. На других участках японцы были вынуждены использовать плавательные средства, подводя их под огнем в воде. Что не давало возможности обеспечить должной массовости в натиске. А вот здесь, в этом рукаве реки, имелась прекрасная возможность для масштабного наступления больших воинских отрядов без каких-либо вспомогательных средств…

Наступило утро 18 апреля 1904 года по старому стилю.

Восточный отряд Маньчжурской армии количественно и качественно не изменился. Все те же устаревшие 87-миллиметровые полевые орудия образца 1877 года, ранние пулеметы Максима, винтовки системы Мосина да Бердана[17] и револьверы Нагана. Вот только изменились их расположение и применение.

Всего за пару суток вся пехота сумела пусть плохонько, но окопаться. Жиденькие нитки эрзац-траншей протянулись вдоль расположений четырех стрелковых полков в зоне непосредственного соприкосновения с противником. А вместе с тем удалось отрыть и относительно удобные пути отхода из них в тыл под прикрытие пятого полка. Тот, рассеявшись, занял наиболее благоприятные высоты, откуда можно было огнем прикрывать отступление первой линии. И тоже окопался.

Артиллерию же просто убрали с прямой наводки. Дарить ее врагу Куропаткин посчитал излишней щедростью.

И вот, ровно в пять утра, свыше полутора сотен японских орудий[18] открыли огонь по русским позициям, старательно причесывая их шрапнелью. Но особого эффекта достигнуто не было. Пехота сразу вжалась в свои траншеи, а новое расположение русской артиллерии японцам пока нащупать не удалось.

Шума много – толку мало.

Но этих деталей в штабе генерала Куроки не знали. Впрочем, там и о прибытии Куропаткина на Ялу тоже пока не слышали. И действовали по заранее утвержденному плану.

В шесть часов утра японцы перешли в общее наступление.

Русские позиции молчали.

Стрелковые полки не спешили открывать огонь, продолжая находиться под густым шрапнельным дождем. А артиллеристы ждали отмашки сигнальщиков.

– Почему они не стреляют? – удивился британский офицер Ян Гамильтон, состоявший при генерале Куроки военным агентом. Командующий 1-й армией промолчал. Его этот вопрос волновал не меньше. Поведение русских выглядело в высшей степени странным. – Может быть, они отошли? – не унимался англичанин. – Могли же узнать, насколько серьезные силы подходят к ним, и отойти без боя… – Японец же лихорадочно пытался сообразить, перебирая в голове все донесения последних дней. Наоборот. По словам наблюдателей, русские полки вели последние два дня земляные работы, укрепляя свои позиции. Как после такого отходить? Странно.

Но вот к рукаву реки, отделяющему крупные острова от правого берега Ялу, вышли команды с плавательными средствами. Различными лодками. Спустили их на воду. Стали загружаться, радуясь своему счастью. Ведь ожидалось, что все это проделывать придется под огнем неприятеля. И тут вдали загрохотало – это артиллерийские орудия. Расположенные на закрытых позициях, они открыли огонь по заранее произведенным счислениям.

В практике Русской императорской армии таких приемов не использовалось в полевых сражениях. Этот метод ведения боя был нормой только в осадных делах и обороне крепостей. Впрочем, Куропаткина послушались. Да и как не послушаться, коли тот письменный приказ «накатал». Так что все артиллеристы еще 16 апреля покинули открытые позиции и занялись подготовкой к новому делу. Их, конечно, учили, но когда это было? Да и не нужные в полевой артиллерии знания выветрились у большинства. Приходилось коллективно восстанавливать по обрывкам. Это оказалось не по душе многим, но что делать? Письменный приказ командующего – не шутка, тем более что Алексей Николаевич написал его так, что разночтений при всем желании не получалось. Против такого аргумента не попрешь. Вот и занялись.

Понимая, что предугадать планы японцев в деталях невозможно, вся зона предполагаемого боя была разбита на квадраты. Артиллеристы провели расчеты для наведения в каждый из них. А сигнальщики с цветными флажками обеспечили оперативную корректировку. Ведь пушки пришлось отодвинуть от позиций на три-четыре километра. Систему же флажных сигналов Куропаткин был вынужден делать на коленке, благо никаких особых требований она не предъявляла…

Пятьдесят два 87-миллиметровых орудия слитно ударили обычными чугунными гранатами, подняв столбы грунта и воды вперемешку с осколками. Устаревшие пушки, стрелявшие еще дымным порохом, оказались очень кстати в сложившихся условиях. Их поганая баллистика пришлась как нельзя лучше для работы с закрытых позиций. И дыма не видно, и настильность траектории снарядов низкая. Ситуацию портили только слабые снаряды. Да невозможность использовать крайне архаичную шрапнель с чрезвычайно «короткими» трубками[19].

Японские полевые артиллеристы оказались не готовы к классической контрбатарейной борьбе. Почувствовали, что надо что-то делать. А что? Не ясно. Удавалось определить только примерный азимут расположения русских батарей. Да и то – на слух по методу «плюс-минус лапоть». А что делать с дальностью? В трех или четырех они километрах? А может, в пяти? Кто знает. Учитывая беглый характер стрельбы на русских батареях, определять время полета снаряда не удавалось. Непонятно было, где чей «подарок». Для чего, собственно, этот метод и применялся. Работать же через триангуляцию они банально не догадались, что также было ожидаемо. Куропаткин отлично знал, что в Японии все более-менее вменяемые артиллеристы принудительно «переводились» на линейный флот по мере их появления, оставляя на долю «сухопутных крыс» только новичков и бездарей.

Канонерские лодки, подошедшие к островам, чтобы поддержать натиск войск 1-й японской армии, попытались что-то сделать. Но без особого результата. Просто «попугали воробьев» из своих короткоствольных стареньких 120-миллиметровых пушек. Ведь артиллеристы на этих кораблях практически ничем не превосходили своих береговых коллег.

Русская пехота, впрочем, продолжала стараться не высовываться на своих позициях. Для прицельного огня было пока еще слишком далеко. А удары по площади, по мнению Куропаткина, в данном случае неплохо и артиллерия выполняла. Нечего тратить патроны попусту.

Где-то около восьми часов утра 12-я японская дивизия при поддержке гвардейской пехоты попыталась пройти бродами. Ожидаемый шаг. И к нему были готовы.

Как только японская пехота зашла в реку метров на десять, сигнальщики дали отмашку и все восемь пулеметов ударили по бродам с закрытых позиций. Да-да, именно с закрытых. В годы Первой и Второй мировых войн практиковалась такая штука. А тут с ранними, тупоносыми, пулями сам бог велел развлекаться подобным образом. Пуля ведь не луч лазера и летит по некой траектории. Откатил «ствол» на километр-полтора и работай через небольшой холмик метра в полтора-два высотой.

Сухо, комфортно, и мухи не кусают.

И вот на бойцов, что попытались форсировать брод, обрушился самый натуральный дождь из пуль, ослабленных, конечно, из-за дистанции, но все равно – еще достаточно опасных. Тем более что ползать по броду раненым не с руки – дышать-то под водой неудобно. А потому в сложившихся обстоятельствах, ранили тебя или убили, особой роли не играло.

Генерал Куроки, наблюдавший один из таких эпизодов, мог себе позволить только молча играть желваками да сжимать до белых пальцев латунный корпус бинокля. Сэр Гамильтон тоже не сыпал вопросами. Все встало на свои места. Русские не стреляли, потому что не считали нужным. Банально и грустно…