– Если она надеется уговорить деда, то в таком виде у нее нет шансов, – едко заметила Пета, только что потерпевшая неудачу на этом поприще. – Слишком много тела и мало материи, выглядит, словно облупившийся красный лак на ногтях.

Пета все еще переживала по поводу своего алого маникюра: принесенная жертва оказалась напрасной.

Эдвард появился на террасе в мешковатых фланелевых брюках и белой рубашке.

– Сойдет для ужина, как ты думаешь, Белла? Филип собирается одеться точно так же. Интересно, что задумала Элен? Она так решительно зашагала к павильону – у нее явно какой-то план!

– Наверно, хочет поговорить с дедом, но надо быть полной идиоткой, чтобы заявиться к нему в таком купальнике.

– Пойдем к деду под окошко: будем строить рожи, чтобы она поскорее ушла, – предложил Эдвард.

Пета пришла в восторг от этой идеи и уже хотела ее реализовать, но Белла загнала ее в дом переодеться к ужину. Купальник Петы был еще откровеннее, чем у Элен, только она была стройнее.

– Одному богу известно, что там Черепаха болтает о вас в деревне!

Эдвард отправился к воротам один. Однако Элен уже шла ему навстречу, чуть покачивая бедрами, обтянутыми тугим купальником. Положив руку ему на плечо, она спросила:

– Куда это ты отправился?

– Туда, откуда ты идешь. Я хотел немного попрыгать под окошком, чтобы тебя рассмешить.

Элен рассмеялась.

– Какое уж веселье! Там мрачно, как в морге! Ваш дед сказал, что от солнца ему жарко, поэтому задернул все шторы и сидит в темноте в самом отвратном расположении духа! Я попыталась ему объяснить, что ничуть не возражаю расстаться с Филипом, пусть уходит к своей Клэр, но он должен меня обеспечить! Куда там, старик и слушать не захотел. Сказал, что его возмущает наше отношение к этому делу и что мы забыли всякие приличия.

– Наверное, он имел в виду твой купальник.

Элен невозмутимо взглянула на свой круглый живот.

– Разве я виновата, что моя фигура не вписывается в ту дрянь, которую сейчас продают?

Со стороны дома появился Бро с садовым валиком для разравнивания песка, приложив руку к кепке, он прошел мимо них к воротам. Эдвард хотел продолжить свой путь к французскому окну с задернутой шторой.

– Я-то одет прилично и тощий, как палка, возможно, мне удастся произвести лучшее впечатление!

Но Элен снова схватила его за руку.

– Не ходи, Тедди. Ты уж точно не сможешь на него повлиять, только впадешь в какой-нибудь транс и испортишь все дело. Пойдем обратно, сейчас как раз время ужина. – Эдвард заколебался, и она решила его отвлечь, произнеся волшебные слова: – — Как ты себя чувствуешь после сегодняшнего обморока?

Эдвард немедленно развернулся и пошел за ней.

Вечером гости сидели на террасе, смотрели на реку и втирали крем в обгоревшую кожу. После напряженного дня все расслабились и притихли. Только Элен весело и беззаботно щебетала, вызывая всеобщее раздражение и жалость. Белла кормила печеньем свою собачку, маленькое белое существо по кличке Боббин, неподвижно сидевшее с открытой пастью, куда попадали кусочки печенья, ловко брошенные хозяйкой. Эдвард решил его попробовать.

– Довольно вкусное, только немного жестковато. Это оно входит в рацион наших солдат?

– Эдвард, что ты делаешь? Разве его можно есть? Оно же делается из всякой требухи.

Пета громко засмеялась. Эдвард позеленел.

– Вы действительно думаете, что там есть конина и всякие внутренности?

– Конечно, есть, – подтвердила Клэр. – Это указано на упаковке.

– Мерзкие шевелящиеся кишки, Тедди, пропущенные через мясорубку!

Схватившись за живот, Эдвард пулей вылетел с террасы.

– Ну вот, Пета, опять ты его расстроила, – недовольно произнесла Белла. Однако ее слишком разморило, чтобы подняться с кресла, и она лишь бросила тревожный взгляд в глубину дома. – Надеюсь, он сообразит принести приемник. Надо послушать новости. Который сейчас час – минут двадцать девятого?

Следующие двадцать минут она волновалась и брюзжала, не предпринимая, впрочем, никаких активных действий, однако вскоре угомонилась, увидев, как из дома выходит ее внук, целый, невредимый и с приемником в руках. Поставив его на перила балюстрады, он гордо объявил:

– Меня просто вывернуло наизнанку!

– Что-то не похоже, – засомневалась Пета.

– Тогда что, по-твоему, я делал все это время?

– Был в трансе, наверное.

Эдвард слегка побледнел, но быстро оправился.

– Вряд ли, потому что я все прекрасно помню. Я заправлял пленку в свой фотоаппарат. Он лежал на передней террасе, и я вспомнил, что хотел завтра поснимать малышку.

– Так, значит, тебя не тошнило!

– Ну, не все же это время меня выворачивало.

Элен всегда слушала новости, причем с неподдельным интересом. Она даже немножко гордилась собой и своим интеллектом, поскольку женщин обычно не слишком волнуют военные сводки. Поэтому, когда Антония, уже уложенная в кроватку, вдруг горестно подала голос, Элен в отчаянии посмотрела на родственников.

– Вот некстати! Теперь я пропущу новости!

Клэр немедленно вскочила на ноги.

– Я схожу к ней, Элен.

В душе Элен предпочла бы, чтобы Клэр и близко не подходила к ее ребенку, но обнаруживать свои чувства было глупо и недостойно. Поэтому она вежливо произнесла:

– Хорошо, спасибо. Боюсь только, тебе придется ее переодеть. В любом случае ее горшочек под кроваткой – такой розовый, с медвежонком.

– А где же Стивен? – забеспокоилась Пета, когда Клэр ушла в дом. – Он сказал, что вернется около девяти. Я велела ему идти по лужайке, чтобы дед не увидел его из окна и не затащил к себе.

Войдя в холл, Стивен остановился у двери гостиной. Там стояла Клэр, недовольно взирая на осколки, пролитую воду и цветы, разлетевшиеся по паркетному полу. Взглянув на портрет, украшенный венком, он спросил:

– Что стряслось? На этот раз не Эдвард?

– Ой, Стивен, боюсь, это опять он. Парень только что входил в дом. Я ужасно беспокоюсь – уже второй раз за сегодняшний день. Это Пета виновата, она его постоянно дразнит.

– Все это сплошное притворство, – заявил Стивен. – Он просто немного нервничает из-за завещания, впрочем, как и все остальные, и нарочно делает вид, что ему плохо.

Пожав плечами, Клэр посмотрела на осколки.

– Это любимая ваза Беллы, ее собственная, а не наследство Серафиты. Придется все это убрать, но сначала я посажу на горшок малышку.

Выйдя вместе со Стивеном из гостиной, Клэр закрыла за собой дверь.

– Не говори ничего Белле. Сегодня и без того сумасшедший день. Ты виделся с дедом?

– Нет, я схитрил. Текст завещания занес сэру Ричарду мой клерк, когда возвращался домой, а сейчас я прошел через лужайку, поэтому ваш дед меня не видел. Так что у него впереди целая ночь на раздумья, и утром он еще может все поменять. Но если он все же решит подписать завещание вечером, у меня уже не будет возможности его отговорить, вот в чем проблема. А пока я от него прячусь, может произойти что угодно – с его-то сердцем.

Стивен прошел через холл на заднюю террасу. Клэр побежала наверх и, посадив девочку на розовый горшок с медвежонком, наблюдала через балконное окно, как Бро уходит с лужайки, увозя с собой тележку с граблями и метлами. Он исчез за забором, окружавшим его маленький домик, и через пару минут появился вновь с велосипедом, на котором и укатил в деревню. Этой ночью он дежурил в пожарной команде, и его смена начиналась за час до захода солнца.

Жаркий день подходил к концу, и вечерняя прохлада немного остудила страсти, нервы, истрепанные войной, успокоились, а сердца, добрые и любящие по своей сути, смягчились, раскаялись в содеянном и воззвали к милосердию. Завтра они все пойдут к деду. Завтра они все попросят у него прощения. Завтра они все признают, что вели себя, как последние свиньи.

Но назавтра было уже поздно. Утром Клэр, несшая сэру Ричарду поднос с завтраком, вдруг резко остановилась у французского окна. Поставив поднос на посыпанную песком дорожку, она вплотную подошла к окну, тронула замок и вгляделась в сумрак комнаты; через мгновение она уже мчалась по лужайке к дому.