– Аккуратно.

Слышит сквозь мысли Лераиш, но не понимает в чем дело до того момента, как оттянутая Лифантией ветвь, не врезается ему в лицо.

– Не зевайте, принц, у вас еще будет время подумать, а сейчас нужно сосредоточиться на дороге. Печально будет, проделав столь долгий и тернистый путь, выколоть глаз какой-то веткой, неправда ли?

Лераиш фыркает в ответ.

Через какое-то время они выходят из-под сени леса в освещенную луной торную долину. Останавливаясь на короткий отдых Лераиш спрашивает:

– Мы идем в горы?

– Именно, – отвечает Лифантия, вытягивая ноги и массируя колени. Достает флягу из наплечной сумки, делает несколько глотков, после чего протягивает ее Лераишу.

В небе, раздается глухой, но мощный хлопок.

– Что это?

– Светик, наверное.

– А я думал они летают только над водой, – отвечает Лераиш, запрокинув голову и всматриваясь в небо с раскрошенным по нему звездами.

– Потерялся. Такое бывает.

Они замолкают, и в следующий момент снова раздается мощный хлопок над головой, но теперь отчетливо видно круглую вспышку белого тумана. Лишь мгновение, а затем появляется крохотная птица, движение крыльев которой почти незаметны. Из ее головы тянутся три хитиновых гребня: два по бокам и один ровно на макушке. Для маневрирования, вспоминает Лераиш. Он смотрит на нее несколько секунд, но затем она стремительно удаляется.

– В детстве я боялся, что, пролетая над водой, светики могут врезаться в меня. Случайно или нарочно.

– Невозможно, – отвечает Лифантия. – Светики, как и любое существо хочет жить, и любит жить. Ему незачем убивать себя. А случайность исключается, ведь несмотря на то, что они живут в нашем мире, они все-таки находится в другом течении времени. Мы для их глаза, как облака в небе. Медлительны и неповоротливы.

За одну ночь они пересекают долину и углубляются в хвойный лес, где виднеются хорошо вытоптанные тропки, где воздух с каждым шагом все холоднее.

– Вот здесь передохнем, – хрипло произносит Лифантия, указывая на вытоптанное место у холма с уже выложенным камнями для костра и мертвым замшелым стволом дерева. – Ближе к утру уже будем на месте, а пока… – его перебивает внезапный хруст ветки за елью.

Лераиш тут же вскакивает, выставляя перед собой сук. Через мгновение раздает утробное рычание, появляются огромные серповидные когти и зубастая пасть ардха.

– Не надо, принц.

– Но ведь он!.. – Лераиш осекается, когда Лифантия выходит перед ним, насвистывая странную мелодию. Ардх тут же замирает, его гребень складывается и вместо рычания он начинает попискивать. Старый шейдим опускается на колени, аккуратно опускает руку на бледную безглазую голову.

– Тихо, малыш, вот, возьми, – он вытаскивает из сумки огромный сухарь и протягивает его к пасти, ардх в ответ аккуратно сжимает протянутую еду основной челюстью.

Лераиш с удивлением наблюдает за происходящим, как такое уродливое существо мурчит, подобно анси¹², и ласково прижимается к бедру Лифантии.

– Они любят тепло и ласку. А вы верно решили, что, если его внешний вид не располагает вашим эстетическим требованиям, то с ним нужно обойтись также, как обошлись с вами, принц? Пора уже осознать границы между внешним обликом и внутренней составляющей.

Лераиш молчит, все еще сжимая сук в руках, но через мгновение опускает его и вновь усаживается на поваленный ствол.

– Нам рассказывали, что они падальщики, всеядные монстры, которые могут напасть и на раненного. И один из них не так давно хотел напасть на меня.

Лифантия отстраняется от ардха, и тот быстро уползает в тень, где неподалеку оказывается его нора.

– Нам пора, принц.

Тропа, по которой они ступают углубляется в лес и ведет к горам, вершина самой высокой из которых теряется в облаках.

– Гора Муран, – поясняет Лифантия, заметив интерес Лераиша. – А те, что рядом называются его детьми. Раньше здесь часто летали ваши разведчики, полагая, что в этой местности могут находиться остатки разбитого народа шиагарр¹³.

– Это было правдой? То, что шиагарры здесь действительно находились. – Спрашивает Лераиш, отмечая про себя слова старика: «ваши разведчики». Он уже не хегальдин, он и правда стал шейдимом, членом иной расы.

– Правдой, – кивает Лифантия, шагая по горной тропе впереди, осторожно убирая с дороги еловые ветви. – Последние шиагарры были здесь очень давно. Тогда же они совершили последний набег на хегальдин. Отчаянный и глупый.

– Вы им помогали?

– Немного: пища и вода, перевязки и погребение. Очень упертый и очень гордый народ, но в то ж время справедливый. Знали ли вы, принц, что, слыша ложь, шиагарр начинает испытывать гнев? Они ощущают ложь, как прикосновение. Я это понял это из наших с ними коротких бесед. Вот почему состоялась война – хегальдины, придя в эти земли врали шиагаррам. Врали о добрых намерениях. И их наказывали сразу же, тех послов. Но формально войну развязали именно племена шиагарр.

Долгое время они двигаются в молчании. Тропа поднимается все выше в гору, и Лераиш уже не в силах скрывать усталость. Опираясь на сук, он жадно хватает воздух ртом, но просить об очередной остановке не позволяет гордость. Ведь старый шейдим шагает медленно, но легко и уверенно. Через несколько часов, они снова останавливаются на короткую передышку у ручья, чья вода ледяная настолько, что пить ее можно только предварительно согрев в ладонях.

Желудок Лераиша предательски стенает; Лифантия улыбается в ответ, говоря, что осталось еще совсем немного, после чего смогут наесться, как полагается мужчинам.

Они сворачивают с тропы, пробираются через заросли папоротника и крапивы. Выходят из леса, продолжая идти в гору. Вдали слышно шипение воды.

Лераиш все еще переживает нереальность происходящего, хотя за спиной уже столько дней пути. Дом. Все, что было домом: отец, брат, друзья, все осталось позади. Кажется, что отрезок с прошлым просто вырезали из жизни, вместе с чувствами и эмоциями. Он понимает, что должен испытывать ярость, гнев, тоску или отчаяние. Может, старик прав – все чувства атрофировались, и всему причина – перерождение?

Впереди виднеется густая лента водопада и небольшое озерцо.

– Мы успеем до рассвета? – произносит Лераиш, но Лифантия никак не реагирует. Старый шейдим аккуратно ступает прямо через заросли драмеры и папоротника, скрываясь за занавесью воды. За водопадом оказывается длинный тоннель. Непрерывный шум воды заглушает все остальные звуки, и даже мысли непроизвольно тонут в нем; но, чем ближе они оказываются к выходу, тем отчетливее слышен внутренний голос.

Лифантия внезапно останавливается и насвистывает знакомую мелодию. Ту, которую он озвучивал ардху. С другого конца звучит ответ, как короткое приветствие, как добро пожаловать, только на языке музыки.

– Можно идти, – улыбается Лифантия. – Наконец-то. Я уже начал скучать.

Они входят в просторную светлую пещеру с небольшим оазисом внутри, который сияет под лунным светом подобно призрачному видению. Пышная зелень, чистое озерцо; Лераиш поднимает голову, а над головой – огромное отверстие, сквозь которое видно саму луну. Совсем рядом раздается хлопающий звук. Два силуэта мягко приземляются рядом, складывают крылья за спину. Один из них, высокий, крепко сложенный шед с широкой улыбкой и добрыми черными глазами; он сразу же подбегает к Лифантии и Лераишу.

– Да-а! – торжествующе рычит он. – Наша семья становится больше! – Хватает руку Лераиша и приветственно сжимает ее, а тот лишь стискивает зубы, стараясь не выдавать той боли, которая через мгновение может превратиться в следствие перелома. – Да вы же оба истощены! Я же говорил брать с собой больше вяленого мяса, да и в дороге грызть не только сухари и ягоды, а охотиться на дичь.

– Это Баббар, мой сын, – коротко представляет Лифантия. – А та шейда, его сестра Сэйя. Моя дочь. Сегодня их смена стоять на посту.