Несколько суток в пути. Двигаясь только по лесу и только ночью. Лераиш опасается того, что за ним могут выслать новый отряд – чтобы добить. Он вспоминает слова отца; его взгляд, полный презрения и отвращения. Шейдим. Сказка, в которую насильно заточили, лишив всего. И снова внутри загорается ненависть. Как они могли? Сказка – лучшее слово, ведь прежний мир – скопление историй, вымышленных, блажных. И все играют свои роли, свято веря в ложь, как в истину.
Лераиш замечает, что передвигаться ночью ему значительно легче; а лунный свет бодрит, как раньше бодрило солнце. Вот она, думает он, неведомая, негативная сторона шейдима – любовь к ночи.
Продолжая питаться ягодами, Лераиш усмехается тем бредням, о которых кричал Корд, будто шейдимы питаются исключительно сырым мясом или кровью. Вранье! Но подавляя ненависть, в голову упрямо лезет мысль о возвращении, о том, чтобы объяснить отцу, брату и всем хегальдинам Эрриал-Тея, что его сознание не изменилось, он не превратился в безмозглого демона. Вместе с этим вспоминается откровение Тессеры, и Лераиш понимает – отец также играет свою роль, как марионетка. Понимает, но принять не может. Он тяжело вздыхает, ощущая в воздухе запах приближающегося дождя; со слабой радостью, осознавая, что дышится теперь значительно легче, без боли. Лераиш находит дерево с наиболее густой кроной и садится у ствола. Несмотря на то что ночь стала родственнее дня, ему хочется развести костер. Первобытный инстинкт, думает он, даже проклятым от него никуда не деться. Но с собой не осталось ничего с момента изгнания, Лераиш снова морщится от боли, сжимая новый толстый сук.
Накрапывающий дождь перешептывается с листьями, и редкие капли падают на Лераиша. Он ложится на бок, обнимая импровизированный посох. Вдали раздается шорох. Наверное, снова ардх. Лераишу уже несколько раз случалось их отгонять громким криком и топтанием по земле. Демонстрация силы действует очень эффективно. Поэтому он лишь открывает глаза и поворачивается в сторону, откуда послышался шум.
– Боги создали мир, где можно убивать, но не возвращать к жизни.
Слышит Лераиш, тут же вскакивает, выставляя сук на изготовку подобно копью. Но затем опускается на одно колено от сильной боли в спине.
– Не бойся меня, принц, мы с тобой принадлежим к одной расе.
Из-за кустов медленно выходит незнакомец в черном плаще, демонстрируя открытые ладони. Он улыбается той улыбкой, которую в равной степени можно интерпретировать, как лживую демонстрацию доверия, а можно, как выражение того, что старик сталкивается с подобным случаем не в первый раз.
– Кто вы?! – восклицает Лераиш, но тут же осекается, видя черные глаза и темные венозные сети под кожей на лице. – Вы!..
– Удивлены? Наверное, также удивились и те, кто увидел вас и ваши глаза, правда? Теперь вы их понимаете. Немного, но понимаете, – произносит старик мягким хриплым голосом. – Опустите свою палочку, принц, давайте присядем. Нам есть о чем поговорить.
И уже позже, разведя костер и просидев некоторое время в молчании, Лераиш, наконец, озвучивает вопросы, что не сформировались до конца, не обрели формы, но на размышления больше нет сил:
– Кто вы? И почему вы здесь?.. И как долго?..
– Успокойтесь. У вас много вопросов, и я вижу ваше волнение, вижу следы страданий. Но теперь нужно найти силы оставить их позади. Оставить позади прежнюю жизнь, – старый шейдим делает паузу, всматриваясь в глаза Лераиша, и тот выдерживает его взгляд. – Ваш народ отвернулся от вас. Отвернулся потому, что вы стали другим, и причиной тому послужил гнев. Сильнейшая из эмоций. Гнев, ненависть, злость, порицаются, это признак проклятых, но, как видите – все это не конца правда. Мы, такие, как вы и я, мы не утратили разум, как приписывает вера хегальдин, мы не стали безрассудными слугами тьмы, однако, мы сильно изменились. Мы более не являемся частью народа Эрриал-Тея; частью народа хегальдин. Мы иной народ, иная раса. Мы шейдимы. Можете считать день своего изгнания – днем своего рождения. Хотя, вы нежеланный ребенок своего мира и своего народа.
– Вы сказали: «мы». Это значит?..
Старый шейдим молчит, тактично ожидая, когда Лераиш закончит мысль, но после длительной паузы отвечает:
– Значит, что помимо нас с вами есть и другие. Такие же изгнанники. И многие из них жаждут мести за ту несправедливость… – он замолкает и молчит некоторое время, а затем продолжает. – Шейдим очень немного. Тех, кто смог выжить, кто смог начать жить по-новому. Многие когда-то пытались мстить, но пали от рук своих друзей и близких. Кто-то же пытался объяснить, что шейдим это не порождение тьмы, и нужно попытаться понять кто это – их ждала та же участь. Смерть от своего народа.
– А как ваше имя, как давно вы стали шейдимом?
– Мое имя Лифантия, и изгнан я уже очень давно. А вы Лераиш? – продолжает старый шейдим, не обращая внимания на шокированный взгляд Лерайе. – Расскажете, причину того, что заставила вас оказаться здесь? Ночь только начинается.
– Вы тот самый Лифантия, о котором написано в Геннории? – спрашивает Лераиш, принимая протянутое яблоко. Ответом служит согласное покачивание головы. Похоже, тема не из приятных, думает он; но не может сдержать интерес, и прежде, чем раскрывает рот, Лифантия опережает его:
– Башня? Верно. Я строил ее. Очень давно. До вашего рождения, принц. До рождения вашего отца. Я был молод и наивен, я хотел своего счастья любым путем. Но не боги ее разрушили, и я не достроил даже до середины. Ее разрушил ваш предок. Ночью, когда я был на вершине, два десятка хегальдин несли с собой огромную глыбу в сети, и с размаху обрушили ее на мою башню, и на меня. Все знали, что я не смогу достроить, и смеялись за спиной, однако, высшие умы узрели в этом поступке прекрасную сказку для верующих, для того, чтобы появилась вера в труд, что тяжелый труд будет оправдан счастьем и огромными крыльями. А меня изгнали, лишив крыльев, которые, впрочем, все равно были ни к чему. В отличии от ваших. – Он замолкает. Тонкие губы продолжают коротко улыбаться, и улыбка эта, как кажется Лераишу, направлена своим воспоминаниям – мимика, что въелась в лицо, оставив тонкие морщины. – Скажите мне, принц, вы желаете мести? Ведь вы узрели за облаками нечто, что сделало из вас шейдима в миг, а обычно процесс занимает недели, иногда даже месяцы. Что вы увидели, что заставило вас возненавидеть их мир?
***
– Получилось даже лучше, чем хотел, – улыбается Лераиш, смотря на ликующую толпу. Музыка барабанов и шум рассекаемого воздуха продолжают ласкать слух. – Набрать скорость, держать угол. Следить за дыханием.
Чертовы доспехи, ругается про себя Лераиш. Голову чуть приподнять, чтобы задействовать шейно-тонический рефлекс.
И чем выше, тем меньше того возбуждения, которое он испытывал перед полетом. Остается только страх. Земля все дальше, крылья хегальдин все меньше.
Выше, сквозь туман из облаков.
– Где же твоя крона, здоровяк? – тяжело выдыхает Лераиш, обращаясь к Колоссу.
Он продолжает лететь все выше, спиралью вокруг ствола, изредка прерываясь на отдых: раскрывая крылья во всю длину и медленно паря по воздуху. Ни одной мысли в голове, лишь голые рефлексы, которые оттесняют сознание во тьму извилин. И тело подобно огромной машинерии, где сталь вместо сердца работает так, чтобы выжать из механизмов все, несмотря на угрозу изнашивания. Лераиш почти слышит ритмичный шум вращающихся шестеренок внутри.
Выше.
Еще.
– Расселина, о которой говорил отец!
Вне видимости чьих-либо глаз; поэтому он позволяет себе штурмовое приземление – с перекатом через плечо – чтобы не тратить силы на остановку. Лераиш устало выдыхает и хрипло ругает и ругает все, на что только падает взгляд. Легкие перегреваются. Кажется, что глотка превращается трубу, по которой струится раскаленных пар.
– Принц, Лераиш.
Слышится красивый женский голос, интонация и дикция которого, настолько приятны слуху, что если бы счастье могло иметь голос, то именно этот.