Потом подошел к кирпичникам. Бывшие скоморохи работали все пятеро. Собственно, как от музыкантов, впечатление от них было довольно-таки тусклое – инструменты дешевенькие, дудки, трещотки, бубны и барабаны, голосок у замещающего меня певца жиденький – денег им либо вовсе не давали, либо платили гроши.

Другое дело, как на меня реагировал народ – сильный и задушевный голос, умение очень смешно рассказывать анекдоты, которые были изменены для 11 века и знал я их бездну, замечательно звучащая и не дешевая домра – и рубли, которые поступали каждый вечер кучами и делились на всех.

Ребятам очень нравилась такая жизнь: немножко подудел, потрещал, постучал, и пошел посидеть, покушать за счет заказчика. А в последнее время исполнение мною похабных анекдотов приводило к тому, что они после первых же двух песен уходили на отдых и смеялись вместе со всеми над моими короткими историями. Зато потом получали за один вечер, как умелый ремесленник за неделю интенсивной работы.

Сейчас, работая над изготовлением кирпича, они гляделись гораздо более достойно.

Ребята окружили меня, и их бригадир Иван доложил о положении дел. Счет изготовленных кирпичей уже шел на тысячи. Печник, работающий по изготовлению камельков для моего дома, брал незначительное их количество.

Вдобавок, скоро пойдут дожди – осень уже наступила. Готовый-то кирпич воды не боится, а где сушить заготовки из глины? А для их просушки требуется трое суток. Топить жаровню уже почти нечем, дрова подходят к концу.

Успокоил молодцев.

– Навес со дня на день сделают плотники. Бревна купите и привезите сами. Заодно поищите для обеспечения себя дровами двуручную пилу и колун. Везите будущие дрова на телегах, нанятых возле штабелей с лесом. Берите из деревьев те, что подешевле.

Денег выдал Ване на все. Организацией сбыта сегодня же займусь сам.

Ватага была удовлетворена результатами переговоров. Я ушел в дом, прихватив с собой небольшой чурбачок. В избе присел на него и задумался.

С продажей кирпича были большие трудности. Печники за ним не пошли, хотя Митрофан, занятый печным делом на моем дворе, клянется, что всех, кого знал, оповестил и удобный камень-кирпич, не нуждающийся в обтесывании, каждому показал и дал повертеть в руках. Все поглядели, от души повертели, согласились, что очень удобен, но тратить деньги не захотели.

Поговорил с несколькими боярами сам – тот же результат. Всю жизнь, с деда-прадеда терема из леса строили, и не нам этот исстари заведенный порядок менять.

Сбыть воинскому правителю Новгорода – государю? Князья всю жизнь в Новгороде не правят – должность выборная. Меня перекинуло сюда из 21 века к окончанию срока княжения Давида. А всего он пробыл здесь год, с 1094 по 1095. Новый князь Мстислав тоже, наверное, высидит недолго. Какой смысл ему возводить за свой счет (город и новгородская земля с подчиненными городишками ни копейки не даст) здесь кирпичные хоромы? Все князья на Руси о княжении в стольном граде Киеве мечтают, неустанно за это бьются между собой.

С купцами беседовать явно бесполезно. Какая-то беспросветная обстановка.

И что я здесь видел, построенное из камня? Стоп, стоп, стоп! А ведь это строение здесь каждый знает – это Софийский собор! Я в нем даже был совсем недавно.

В дочь боярина Добромысла вселился бес. Никто его выгнать не мог – ни священнослужители молитвами, ни ведуны, ни волхвы своими методами. Все только давали совет полечиться у отшельника, святого человека. Поглядел девушку и я, они были правы.

Но такой святой старец жил возле Новгорода всего один. Звали его Богдан, и ему уже было больше ста лет. По старости и ветхости помогать людям он уже не мог и готовился к смерти. А когда был более молодой, демонов гонял легко. Решил все-таки обратиться к нему хотя бы за советом.

Тут и увидел тонюсенький лучик божественного света, протянутый сверху к его голове. Послушав меня, отшельник помолился и, почувствовав прилив сил, велел везти себя к ученику – протоиерею Николаю в Софийский собор.

Там он передал молодому, лет пятидесяти, церковнослужителю, Божий луч, и тот протянулся к голове Николая мощным прожекторным лучом, который превосходил такой у отшельника в десятки раз. Вечером того же дня старичок помер.

Через пару дней беса из боярышни изгнали. После этого мне стало понятно, что мой атеизм – ошибочен и я от всей души поверил в Бога!

Но вернемся к нашим делам. Софийский собор был выложен не из кирпича, а из какого-то грубо обтесанного камня. Он был не оштукатурен, и неровности камней выпирали из стен. Хотя вверху делался ровным. Но больше – ни одного кирпичного здания! Значит, надо встретиться с протоиереем.

Я прошелся до Детинца. Кроме собора, здесь еще был и княжеский двор, и Вечевая площадь. Полюбовался на три входа Софийского собора. Величественный храм! Роздал милостыню нищим. Помолился Божьей матери, поставил несколько толстенных свечек.

К протоиерею меня отвели сразу. Николай был сумрачен. Луч, по-прежнему, осенял его голову. Поздоровавшись, он сказал:

– Хотел канонизировать учителя, так эта киевская рожа, епископ Герман против! Трясет козлиной бороденкой и талдычит: он же не великомученик, не страстотерпец… А сколько всего Богдан сделал для людей, скольких вылечил, скольким жизнь спас, у скольких бесов изгнал – ему наплевать! А от самого проку, как от козла молока! Ладно. Горячусь чего-то сегодня. Ты с чем пришел?

– Мы с ребятами хотим чего-нибудь построить из кирпича, можем за церковь взяться.

– Что это такое – кирпич?

Вынул из сумки, отдал в руки.

– А, плинфа…, и где берешь?

– Сами делаем.

– Пол века назад этот собор строили, сказали – глина у вас, в Новгороде плохая, возили из Киева. От этого и строили долго, почти пять лет и дорого. И то заменяли плинфу, где могли в стенах, камнями – ракушечником и известняком. Но попробовать можно! Сейчас как раз готовимся строить небольшую церквушку, Герман клинит: денег верующие пожертвовали маловато! У себя в Киеве он, наверное, от себя бы пожертвовал! Может, даром сложишь?

– Я бы так и выстроил, но кирпичникам и строителям пить-есть надо. А, чтобы от епископа не зависеть, деньги на строительство соберем сами, мы с тобой, если ты не против этим и займемся. Ты речь скажешь, я спою!

– Что же это за песня, чтобы верующие за это рубли понесли?

Я исполнил «Аве, Мария…» с текстом на неведомом мне ранее языке, на котором в эпоху моего далекого детства в 20 веке пел Робертино Лоретти. Сейчас обучиться любому иностранному языку для меня дело одной минуты, усиленная волхвом память осечек не дает. У Николая аж дыхание перехватило.

– О чем… кха, кха…, о чем это?

Перевел.

– Это же наша, божественная песня! Где ты слышал это величие?

– У католиков. Сделаем по-русски, точно будет наша!

– О Господи! И ты, с таким голосищем, памятью и способностью писать стихи, будешь делать этот жалкий кирпич?

– Стихи буду писать не я, есть у нас в ватаге способный отрок Ярослав. А мне скоро к Русскому морю, мир спасать.

– Это как понять?

Объяснил предсказание.

– Это есть в Библии. Книга Откровение об Апокалипсисе Иоанна Богослова, – и священнослужитель процитировал отрывок – звезды с небес, небо, как свиток, луна, как кровь… Ты читал?

– Не довелось. Но есть предсказание верного человека.

– Их много – отмахнулся протоиерей.

– Этому я верю.

– Чего же сейчас не едешь?

– Не время.

– Вернешься, расскажешь.

– Если удастся. Добрыня об этом ничего сказать не может. Постараюсь уцелеть, у меня жена молодая, любимая.

– Так может останешься? Церковь тебе место своем сердце всегда найдет.

– Не могу! – надо будет отправляться.

– Ты истинно верующий… Веришь, что удастся вернуться?

– Как Бог даст! Не мне, верующему в величие Господа, это решать.

– И как ты думаешь добыть денег своим пением? По улицам будешь бродить?

– Мне нужна будет твоя помощь.

– Говори.