— Прекрасный… ковкий материал… дорогой Франсуа.

— Не вздумай прикоснуться к ней, Шарль. Пожалуйста, запомни это.

— Франсуа! Мой воин! Ты — великий человек, ты — величайший человек во Франции. Да, конечно, я говорю, зная, что никто ничего не передаст хамскому Величеству. Ты прожил жизнь солдата, а жизнь солдата, согласись, не отличается особой культурой. Я влюблен в Марию Стюарт. Она завораживает меня. Дорогой братец, не думаешь ли ты, что я хочу совратить ее? Маленькую девочку шести лет? Пикантно… согласен. Но, если мне захочется совратить шестилетнюю девочку, я могу взять любую. Я хочу овладеть ее разумом. Мы сделаем это вместе. Мы должны заполнить этот мозг нашими идеями! Это будет восхитительно! Я давно познал: удовольствия от тела не получишь, отделив его от разума.

Нахмурившиеся брови Франсуа разгладились. Шарль — не глупец. Совсем нет! Если сам Франсуа был великим воином, то Шарль станет величайшим дипломатом этой страны.

— Я чувствую, — сказал Франсуа, — ты должен внимательно проследить за ее образованием. Месье и мадам де Умарэ не должны здесь особенно усердствовать. Я полагаю, ее гувернантка, Флеминг, не представляет опасности.

— Флеминг — просто женщина.

— Если ты намереваешься соблазнить первую даму Шотландии, почему бы не… — начал было говорить Франсуа.

Уголки бесстыжего рта приподнялись.

— Лет десять назад твое предложение заинтересовало бы меня. Флеминг была бы дивной любовницей. Она должна быть очень страстной. Она создана для удовольствий. Пухленькая, хорошенькая, в соку, но возраст… Боюсь, она глупа, а глупость в зрелом возрасте раздражает значительно больше, чем в юном. Таких, как Флеминг, сотни. Ты можешь их найти в любой французской деревеньке. Мало того, я оставлю Флеминг для какого-нибудь зеленого юнца. Она принесет ему много наслаждения.

— Благодаря этой женщине ты бы мог знать о Марии Стюарт все.

— Это время еще не пришло. Сейчас Мария — друг в играх с дофином. Еще рядом гувернер и гувернантка Франциска. Сейчас этого достаточно. Дадим ей возможность освоиться — это самое важное. Дофин совершенно покорен. Он будет следовать за нею по пятам. Он жаждет этого. А она должна крепко сковать эти узы, чтобы они никогда не были разорваны. Дофин во всем повторяет своего отца. Разве Диана удержала бы нашего Генриха, не поймай она его в ловушку, когда он был молод. Говорят о шарме… Мадам Диана говорит, Его Величество говорят… Есть ли что-то более восхитительное, чем игры двух детей, которым предопределено обвенчаться… О эти парижане! Они не похожи на нас, Гизов Лотарингских. Они говорят о страсти и думают о страсти. В этом — смысл их существования.

Но мы должны быть умнее; мы должны смотреть в будущее. Мы знаем, привязанность между нашей племянницей и королевским сыном более чем прелестна. Это очень хорошо для дома де Гизов. Так поможем создать эти оковы — столь прочные, что их невозможно будет разорвать. Все зависит от них… Рано или поздно Монморанси или, возможно, наши дремлющие Бурбоны очнутся от сна. Они увидят, что это не просто хорошенькая маленькая девочка, которая сделала короля-раба. Они увидят величественный род де Гизов.

— Ты прав, Шарль. Что ты предлагаешь?

— Чтобы она оставалась такой, какая она есть. Болтливость Флеминг будет полезна. Она сама во власти любви. Она будет в восторге, увидев свою госпожу в сердце нашего принца. Она будет восхвалять этот роман, лелеять его и не причинит никакого вреда. Оставим все как есть, а через несколько лет я займусь воспитанием Марии. Я сделаю из нее очаровательнейшую даму — самую совершенную даму во Франции. Ее никто не превзойдет в танце или игре на лютне. Она напишет изысканные стихи, и вся Франция — а больше всего дофин — будут любить ее. Ей будет предопределено доставлять радость другим. Это качество будет как воск в руках ее дядей. Они будут любить и лелеять ее с единственным желанием — увидеть ее на троне.

Франсуа улыбался, глядя на изящного брата.

— С Богом! — неожиданно воскликнул он. — Ты и я покорим Францию и овладеем короной.

— Самым благопристойным способом, — приглушенно произнес Шарль, — через нашу маленькую волшебницу из дикой страны.

* * *

Дни летели незаметно. В учебе Марии не было равных. Она играла на лютне с редким для такого возраста мастерством, была хорошей наездницей. В королевских процессиях она всегда бросалась в глаза благодаря шарму и красоте. Король частенько беседовал с нею, да и Диана была в восторге от Марии. Когда она выезжала вместе с дофином, она приглядывала за ним и помогала ему справиться с уздечкой лошади. Не будь ее рядом, ему было бы нелегко.

Все великолепные загородные дворцы, известные ей только по названиям, она видела теперь в действительности. Она все меньше и меньше думала о родине. Ее мать часто писала письма и была в явном восторге от успехов дочери. Она говорила, что получила письма от короля, которые сделали ее просто безмерно счастливой.

Четыре тезки Марии были теперь вместе с ней, но они должны были отойти на второй план. Дофин отнимал так много времени у Марии. Она с осторожностью объяснила им происходящее. Ей хотелось, чтобы они знали: она любит их по-прежнему.

При французском Дворе ходило множество слухов. Теперь разговоры шли вокруг предстоящей коронации Екатерины.

Вскоре после смерти отца король отметил свою коронацию, а теперь настала очередь королевы.

По этому поводу прошли роскошные празднества. Мария никогда не видела чего-нибудь более восхитительного. Даже сказочные карнавальные шествия на свадьбе ее дяди нельзя было сравнить с маскарадами на коронации королевы. И сама королева выглядела величественно в этот день. Король был ослепителен в великолепных одеждах с серебром, ножны его шпаги сверкали громадными драгоценностями, серебряные позументы и белоснежная атласная шляпа были украшены жемчугами. Когда он правил своей белоснежной лошадью, на него набросили голубой бархатный балдахин с вышитыми золотыми лилиями Франции.

Мария никогда не забудет роскошности этого торжества. Она сказала Джанет Флеминг, что ей было жаль лишь одного: вместо обожаемой ею Дианы королевой была Екатерина.

— Позволь уж Екатерине порадоваться собственной коронации, — сказала леди Флеминг. — Это — все, что она может иметь.

— Все?! Коронация — и все?! Флеминг, дорогая, что она могла пожелать еще?

— Она жаждет значительно большего, — сказала леди Флеминг. — Как ты думаешь, кому король подарил королевские драгоценности?

— Диане, конечно.

Леди Флеминг покачала головой и рассмеялась.

— Она их тоже надевает… Она настаивает… И король считает, что она должна. Что за страна?! Старый месье Таванн^[17] жалуется, что при французском Дворе уважения к королевской любовнице больше, чем к его генералам. Кто настоящая королева в этой стране, скажи мне!

— Диана, конечно. Я рада, что это так. Я терпеть не могу королеву Екатерину.

— Она не стоит того. Она кроткая как овечка. Взгляни-ка! Это одна из новых монет, отчеканенных на коронации. На ней должны быть изображены головы короля и королевы. Но ты посмотри! Это же Диана верхом на лошади! А это значит, что, хотя король был вынужден жениться на королеве Екатерине и сделать ее матерью своих детей, для него есть только одна королева — Диана.

— И более достойная! — вскричала Мария. — Королева Екатерина — не королевского рода. Она не умеет вести себя. Она груба. Как бы я хотела, чтобы она отправилась обратно к своим итальянским лавочникам, и тогда король мог бы жениться на Диане.

Они резко подняли глаза. Дверь открылась так тихо, что никто из них не услышал звука. Им полегчало, когда они увидели, что это была не Екатерина, а мадам де Паруа.

— Да, мадам де Паруа, — произнесла Мария, тотчас приняв солидный вид. — Что вам угодно?

— Спросить Ваше Величество, не нанесете ли вы визит королеве Екатерине.

— Я сделаю это, — сказала Мария. — И, мадам де Паруа, когда вы будете входить в мои апартаменты, не будете ли вы так любезны предупреждать об этом?