Разворачивая подарок, я пытаюсь замедлить процесс, чтобы не показаться ему излишне нетерпеливой. Не спеша, убираю ленточку, скотч, а в душе умираю от желания поскорей узнать, что внутри.

— Вы всегда так методично разворачиваете подарки? — интересуется он, голос окутан смехом.

— Нет, — хмыкаю я. — Просто стараюсь соблюдать приличествующий своему возрасту этикет.

— Так, дайте-ка мне. Иначе мы простоим здесь весь день.

— Эй! — восклицаю я с напускным возмущением, но коробочку все-таки отдаю. И если наши пальцы и соприкасаются, пока он забирает ее, я делаю вид, что не замечаю.

Он за секунду разворачивает подарок и, подмигнув, вновь передает его мне.

— Видите, это не так уж и сложно.

Я, улыбаясь, закатываю глаза, после чего снова концентрируюсь на коробке. Открываю ее и нахожу внутри великолепно вырезанную из дерева сову.

— Какая красивая, — шепчу я. Кончиками пальцев веду по тонкой, гладкой, сложной резьбе.

— Вам нравится?

— Да. — Я киваю, глотая ком в горле. Смотрю вверх и вижу его ожидающий взгляд. — Очень нравится.

— Хорошо. — Он потирает шею. — Она показалась мне похожей на вас.

— Спасибо… наверное. — Я не могу спрятать улыбку. Сравнение с птицей должно задеть мое самолюбие, но он глядит на меня так, словно я самая красивая женщина на земле.

— Знаете, я бы скупил в Париже всех сов, лишь бы вы еще раз вот так улыбнулись, — шепчет он.

Мои щеки в огне. Я смотрю на него, пойманная его взглядом в ловушку. Впитываю его непристойную красоту и, возможно, впервые вижу то, что за ней. Как можно им не увлечься и, взглянув на него всего один раз, не задуматься, а что будет, если…

Но до него со мной флиртовали и другие красавцы-мужчины, и ни один из них даже близко не действовал на меня так, как он. Это не любовь. Но и не чистая похоть. Это он. Он бальзам, успокаивающий бальзам. Когда он поблизости, мне не так одиноко, я не грущу. Он сердит меня, но потом сразу смешит. Нервирует, но я могу стоять рядом с ним в тишине и открывать в ней спокойную музыку.

Он опирается на дверь за моей головой, наклоняется, пока между нашими ртами не остается всего один дюйм. Улыбается. Но не отрепетированной гладкой улыбкой, как раньше. На этот раз в ней естественность. Простота. И она смертоноснее, чем самый сильный в истории яд.

— Думаю, на этом месте я должен поцеловать вас, ma petite chouette.

— Petite chouette?

— Совушка. — Он медленно поднимает руку и поправляет мои очки.

Будет так просто преодолеть этот дюйм, стереть расстояние между нами и наконец-то вновь ощутить его губы. Изучить его вкус. Насладиться его поцелуем. Узнать, настоящий он или я его выдумала. Забыться в безумстве момента. Сбежать от реальности. Развернуть белый флаг, признавая свое поражение в битве, которая называется Себастьен.

Ничего этого я не делаю.

Я смеюсь. Тогда как мне хочется плакать.

— Нет. На этом месте я должна еще раз поблагодарить вас и пожелать вам спокойной ночи.

Оторвавшись от его глаз, я открываю квартиру, беру пакеты и захожу внутрь. Но прежде, чем закрыть дверь, оборачиваюсь, чтобы бросить на него еще один взгляд.

— Большое спасибо за чудесный подарок. Спокойной ночи, Себастьен.

— Подождите. Там, в лифте, вы спрашивали, о чем я думаю.

— Да?

— Меня немногое может пронять, Валентина. На самом деле, даже наоборот. Но там… я испытал нечто новое для себя. — Уголки его рта дергаются в ироничной улыбке.

Мое сердцебиение ускоряется.

— Что же?

Не сводя с меня глаз, он начинает спиной идти к лифту.

— Я понял — возможно, впервые, — что значит хотеть, нуждаться в том, что нельзя получить. — Он нажимает на кнопку. Двери лифта почти сразу же раздвигаются, и, чтобы они не закрылись, он кладет на одну из них руку. — А еще я впервые за свою не самую короткую жизнь обнаружил, что завидую другому мужчине. Довольно-таки унизительный опыт. — Он сухо смеется. — И мне это нисколько не нравится. — Он делает паузу. — Вашему мужу очень повезло, Валентина.

Он заходит в лифт и оставляет меня в одиночестве томиться без его теплоты. Я закрываю дверь. Прислоняюсь к ней, прижимаю руку к груди и ощущаю бешеное биение сердца. Потом понимаю, что в другой руке еще сжимаю сову. Под наплывом всего, я поднимаю ее, подношу к губам и целую.

Глава 9

Уильям: Как Париж? Я по тебе скучаю.

Проходят секунды. Мои пальцы дрожат над экраном, готовые напечатать ответ, словно я — собака Павлова, а его смс — звук звонка. Однако заставить себя ответить ему я не могу. Назовите это гордостью или злопамятностью, но что-то внутри удерживает меня. Наконец я напоминаю себе, что я не ребенок, и набираю ответ.

Валентина: Здесь интересно. Сходила в Лувр. Увидела наконец-то «Джоконду».

Стоит ли рассказать ему о господине Лемере? Подумав немного, я решаю, что нет.

Уильям: Хорошо. Какие планы на вечер? Не ходила в то наше место на Рю Виль-дю-Темпл — помнишь, с красным фасадом?

Он имеет в виду непритязательный ресторанчик в Марэ, где нам довелось попробовать лучшее парижское крем-брюле. За время поездки мы ходили туда раз, наверное, пять.

Валентина: Нет. Слишком много воспоминаний.

Уильям: Вэл…

Кусая губу, я смотрю на экран. Хочется ударить по нему и разбить.

Валентина: Ладно, мне пора тебя отпустить. Соседи пригласили меня на ужин, а я еще не сходила в душ.

Уильям: Соседи? Или сосед?

Снизив защитный барьер, я разрешаю себе подумать о Себастьене — впервые со вчерашнего дня. Уж не так ли Уильям познакомился со своей пассией? Бросил на нее один-единственный взгляд, и его день внезапно перестал быть таким уж паршивым?

Валентина: Соседи. Пара с нижнего этажа. Утром я пересеклась с женой в лифте, и она пригласила меня. Ну а ты чем займешься?

Уильям: Схожу выпить с Ларри. Когда ты вернешься домой?

Валентина: Не знаю…

Он будто стоит на одном берегу, а я на другом, и расстояние между нами все увеличивается, создавая на месте нашего брака огромный провал. Проходит минута. Ответ не приходит. Отложив телефон, я встаю. Внутри пустота. На что я рассчитывала? На то, что меня начнут умолять вернуться домой, потому что ему без меня тяжело?

***

После душа я надеваю простое, но элегантное черное платье и классические туфли с острым носком. Свои длинные волосы я убираю в пучок. Потом, отступив от зеркала в полный рост, оглядываю себя. Пожимаю плечами — лучше не будет, — и беру клатч, лежащий на розовом кресле рядом со мной.

Я на секунду задумываюсь, не позвонить ли Джоанне, чтобы сказать, что я не приду, но потом вспоминаю свою переписку с Уильямом. Чтобы собраться на вечеринку, мне потребовалось собрать всю свою волю в кулак, ведь куда сильней мне хотелось лечь с ведерком мороженого в постель и весь вечер жалеть себя. Но сегодня мне нельзя быть одной и разыгрывать мелодраму. Общение и вино — много вина — отвлекут меня, снимут боль. И неважно, что всего на пару часов.

Вечеринка оказывается более людной, чем я ожидала. Здесь уже минимум восемь пар. Передав бутылку вина официанту, который впустил меня, я отправляюсь вглубь стильных апартаментов искать Джоанну и Джейкоба — наших хозяев. Вокруг слышны переливы джазовой музыки, звон хрустальных бокалов, разговоры на разных языках, чей-то смех. Я спокойна, расслаблена, почти что отрешена.

В мои мысли вторгаются воспоминания о том, как почти каждые выходные мы с Уильямом устраивали или посещали похожие вечеринки. Все взгляды на них были устремлены на него, моего харизматичного мужа, который умел работать с людьми и очаровывать их, как никто. Мужчины и женщины всех возрастов, сезонные игроки, старые и новые деньги, политики, голливудские звезды… назовите любого — никто не мог перед ним устоять. Однажды сенатор из Флориды заявил, что будущим Уильяма, если он только захочет, может стать Белый дом. А я, его преданная жена, гордо стояла с ним рядом, наблюдала, как по нему сходят с ума, и понимала — может быть, даже чересчур хорошо, — что это за чувство.