– Что это, черт побери, такое? – пробормотал Уэллс.

– Это, Джордж, магическая дыра, – ответил Чарльз.

Уэллс встал и очень медленно двинулся к чуду, следом за ним пошла Джейн, а Чарльз наблюдал за ними с довольной улыбкой, не покидая своего места за столом. Шум приборов помог Уэллсу отчасти прийти в себя, но он все же не отважился переступить условную черту, обозначенную занавесом, поэтому изучал воздушную прореху с некоторого расстояния. Ее края казались сделанными из газа и чуть заворачивались внутрь, из-за чего усиливалось впечатление глубины. Оттуда не доносилось ни единого звука, и там нельзя было различить ничего, кроме плотной и ровной черноты.

– Ты это сделал… – не веря до конца своим глазам, выговорил Уэллс.

Чарльз все-таки встал и присоединился к своим гостям:

– Да, друг мой, я это сделал.

– Но как? Как тебе удалось? И откуда ты взял деньги, чтобы купить столько приборов? – продолжал задавать вопросы биолог, обводя рукой все то, что окружало дыру, словно охраняя ее. – Тут тысяч на шестьсот, не меньше.

– На восемьсот тысяч фунтов, если уж быть точным, – поправил его профессор.

– То есть даже больше, чем могла дать тебе Комиссия по бюджету! – воскликнул Уэллс в полном изумлении. – Если, конечно, ты не получил наследство от богатых тетушек и дядюшек… Не понимаю, как ты смог собрать такую сумму…

– Дорогой Джордж, если Церковь не поверила в мой проект, это не значит, что в него не поверил никто, – весьма загадочно ответил Чарльз. – Многие между тем считали, что прав именно я, и один из таких людей оказался достаточно богатым, чтобы профинансировать мое исследование. Потому что верил в него, в отличие, кстати сказать, от моего друга и бывшего ученика Герберта Джорджа Уэллса.

– И кто же этот человек?

Чарльз несколько секунд молча улыбался, потом ответил:

– Гиллиам Мюррей.

– Мюррей? Властелин воображения? Это он одолжил тебе денег?

Чарльз кивнул, а Уэллс схватился за голову. Он не мог опомниться от изумления. Новость поразила его еще больше, чем магическая дыра. Гиллиам Мюррей… Как мог Чарльз так поступить! Мюррей был одним из самых богатых людей планеты и единственным, с кем ни в коем случае нельзя было иметь дела. Все это знали.

– Клянусь бородой Кеплера, я тебя не понимаю! Ты что, с ума сошел? – взорвался биолог. – Неужели не знаешь, какая слава идет за этим негодяем? Очень сомневаюсь, что для него на самом деле что-то значит твоя теория. А если даже и значит, то вряд ли он собирается использовать дыру в добрых целях. Господи, Чарльз, твоя наивность во много раз превышает твою гениальность!

– А что мне было делать? – стал защищаться профессор. – Церковь повернулась ко мне спиной… благодаря тебе, кстати, дорогой друг. Мюррей дал мне шанс – единственный, заметь это, шанс – поработать над моим открытием. Единственный!

– Но какова цена, Чарльз, какова цена! – упрекнул его Уэллс.

Профессор в знак раскаяния поджал губы. Было ясно, что ему и самому не нравится собственный поступок. Уэллс почувствовал жалость к старику, который, покачивая головой, уставился на свои ботинки, как ребенок, устыдившийся недавней шалости. Уэллс вздохнул и спросил уже более мирным тоном:

– Когда ты должен вернуть ему деньги?

– Ну… – замялся Чарльз, – срок истек пару недель назад.

– Что?!

– Но какое это теперь имеет значение, Джордж? – поспешил успокоить его профессор. – Значение имеет только то, что мне удалось создать дыру. Да, я создал магическую дыру! Посмотри, вот она. И прав был я, а не ты. Я! Но пригласил я вас сегодня не для того, чтобы хвастаться своей победой, – продолжил он, очень серьезно глядя на ученика, – а для того, чтобы ты замолвил за меня словечко перед Церковью. Дыра еще не совсем готова. Она вполне годится для маленьких посылок, но я не знаю, что случится со столь сложным с точки зрения заложенной в нем информации и энергии существом, как человек.

Профессор положил свою старую руку Уэллсу на плечо и с жадным вниманием наблюдал за его реакцией. Биолог тем временем с подозрением рассматривал дыру.

– А что с ним может случиться? – спросил он.

– Не знаю, – признался профессор. – Скорее всего, дыра раздавит в лепешку всякого, кто попытается пройти через нее. Но если ты убедишь Церковь и они дадут мне денег, я сумею довести это дело до ума, и тогда мне не придется ломать голову, где добыть сумму, которую я задолжал Мюррею, так как у меня будет столько денег, что их не удастся истратить до конца жизни. Ты сделаешь это, Джордж? Поможешь мне? Ты ведь уже не сомневаешься, что моя теория верна?

Уэллс с отчаянием обежал взглядом лабораторию. В углу покрытый слоем пыли как символ былых надежд человечества стоял макет колонии, которую Чарльз надеялся основать на Марсе, к востоку от горы Олимп. Потом Уэллс еще раз посмотрел на дыру, потом на Ньютона, по-прежнему лежавшего на ковре. Это были символы мрачного настоящего.

– Ты прав, Чарльз, – признал он сокрушенно. – Да, прав был ты, а не я. Не беспокойся, я поговорю с ними.

– Спасибо, друг мой. Я уверен, что через три-четыре месяца все будет готово. Осталось доработать кое-какие мелочи.

– Только кое-какие мелочи? Вы не представляете, профессор, как мне приятно это узнать, – услышали они голос у себя за спиной.

Поняв, к своему изумлению, что они не одни в комнате, Уэллс, Чарльз, Джейн и даже Ньютон обернулись. И увидели у двери троих мужчин. Только один из них, тот, что стоял в центре, не был вооружен. Тем не менее он казался самым опасным из троицы. Мощное тело минотавра было скрыто под роскошным пальто, полы которого едва не подметали пол. На толстых губах играла высокомерная улыбка. Слева от него находился рыжий парень почти такого же сложения, хотя, пожалуй, гораздо более сильный и способный, что называется, жонглировать быками. Стоявший справа казался скорее ловким, чем сильным, то есть он запросто успел бы увернуться от быка, которого швырнет в него левый. Каждый из этих двоих держал в руке пистолет, и легко было догадаться, какую роль они исполняли при первом, направившим сейчас непонятный прибор на Роберта Луиса. Тот, раздвинув штору, отошел к стене и замер, но вдруг весь как-то перекосился: голова упала на грудь, руки бессильно повисли вдоль туловища, красноватые огоньки в глазах потухли. Уэллс подумал, что такая штуковина, наверное, способна сбить даже орнитоптер, и не мог отделаться от вопроса: какого рода силы действуют под ее оболочкой.

– Господин Мюррей, как я рад снова вас видеть! – воскликнул Чарльз с притворной любезностью, но не решился сделать хотя бы шаг навстречу незваным гостям. – А мы как раз пили чай, так что присаживайтесь к столу, коли есть желание.

Властелин воображения сунул грозный прибор в карман пальто и, не двигаясь с места, несколько секунд смотрел на Чарльза и улыбался ему едва ли не с нежностью.

– Вы очень любезны, профессор, но я пришел сюда вовсе не для того, чтобы пить с вами чай.

– Конечно, конечно, – сказал Чарльз, бросая нервный взгляд на Уэллса и Джейн, которые по-прежнему стояли недалеко от дыры. – Д-д-думаю, вы пришли за деньгами. Я п-п-помню, что должен был вернуть долг две недели назад, но мы, ученые, самые рассеянные создания на планете, – рискнул он пошутить, теребя полы пиджака. – Хотя, конечно, это непростительная задержка с моей стороны, и вы очень тактично напомнили мне о долге в своей телеграмме, к тому же без всяких угроз… Что ж, забудем об этом! – предложил он пылко. – Как вы видите, м-м-магическая дыра почти готова, и она принесет много д-д-денег, так что я смогу вернуть вам сумму, вдвое превышающую ту, что вы так великодушно мне предоставили… С учетом причиненных неудобств.

– Вдвое, говорите? – переспросил Мюррей. – Вы по-настоящему щедрый человек, профессор. Но, к несчастью, деньги меня не интересуют.

С этими словами он направился к витрине, где были собраны музыкальные шкатулки, и опять улыбнулся с наигранным любопытством. Он шагал неспешно, и, несмотря на грузную фигуру, его движения обладали почти чувственной грацией. Чарльз видел, как он погладил крышки некоторых шкатулок.