– А ну поднимайтесь!

Отвыкшие от света глаза на миг ослепли.

– Шевелитесь, грязные свиньи! И поторапливайтесь, пока я добрый!

В камеру ввалился самый жирный из встречавшихся мне в королевской тюрьме надсмотрщиков. На дюжину шагов от него несло перегаром. Зловонные пары из его пасти мгновенно смешались с затхлым воздухом каменного мешка, в котором коротали свои последние часы арестанты. К коим, как ни горько это признать, принадлежал и я.

Следом за надсмотрщиком в полуоткрытую дверь из обитого медью почерневшего дуба вошли два тюремных алебардиста в одеянии желто-оранжевого королевского цвета. Еще несколько гремели ржавым железом в освещенном факелами коридоре. Древки их алебард основательно укоротили, чтобы удобнее было управляться в тюремных помещениях.

– По одному и на выход! – проревел тюремщик, звякнув связкой массивных ключей, зажатых в толстых коротких пальцах. Такие у меня всегда вызывали отвращение.

Опершись на закованные в кандалы руки, я неуклюже поднялся. Рана под рубцом на левой ноге напомнила о себе тремя болезненными уколами. Проклятый пепел! Ведь почти зажила.

– Да шустрей там!

Цепи на ногах позволяли делать только короткие шажки, которые изрядно меня повеселили бы, смотри я на это дело со стороны. Но дьявол! Я там, где я есть. Проклинаю тот день, когда мы наполнили паруса и погнались за караваном купцов!

– Один, второй, – поднеся к небритой роже фонарь и скорчив отвратительную гримасу, тюремщик пересчитывал переступающих порог камеры заключенных, – третий, четвертый…

В меня ткнула лапа с зеленой татуировкой.

– …пятый, шестой, седьмой, восьмой. Ага, все тут. – Тряся обвислым животом, тюремщик зашелся хриплым смехом. – Да и куда ж вам подеваться!

Ржущий надсмотрщик – зрелище невыносимое. Я отвел глаза.

– Ты чего морду воротишь?

Тюремщик дернул меня за рукав рубахи. К моему лицу приблизились зло сощуренные, налитые кровью глаза.

– Стройте их и ведите на площадь, – бросил алебардистам тюремщик, – а мы с господином капитаном скоро нагоним. Ты ведь капитан? Не так ли?

Отвечать я не собирался, да и не успел бы. Пудовый кулачище угодил прямо в солнечное сплетение. Задыхаясь, рухнул на колени, изо рта потекла вязкая слюна. Я поймал на себе выразительные взгляды Чекко и Лоиса: «Помочь, капитан?» Резко мотнул головой. Не вмешивайтесь!

Жирный гад от души пнул сапогом по ноге, точно угодив по почти зажившей ране. После вспышки боли меня затопила ненависть. Стража уже отвела парней на дюжину шагов, и с тюремщиком я остался один на один. Собравшись, ждал, когда он подойдет поближе.

Плюнув мне под ноги, надсмотрщик опустился на корточки несколькими шагами левее, подпер спиной стену.

– Это тебе не купцов щипать, пират, – зло рассмеялся он и потянулся к болтавшейся на поясе фляжке, подставив мне свой бок.

Я рванулся, вложил в прыжок все оставшиеся после месяца заключения силы. Тюремщик вскочил, отшвырнул флягу, а я вспорол пустоту и влетел плечом в шершавую кладку. Толстяк оказался необычайно проворным. Пока я поднимался, он ловко обошел меня справа и смачно врезал тыльной стороной ладони по спине. Грохнувшись на колени, я не успел дернуться, как получил еще один удар по лопаткам и уткнулся лицом в сырой пол. Надсмотрщик придавил спину тяжелым коленом, умело заломил мне руки. Попытка шевельнуться принесла избитому телу адскую боль.

– Не ерепенься, – услышал я сквозь собственный хрип, – вас ведут на суд, сам знаешь, какой приговор вынесет лорд Деспилье. Но не отчаивайся.

Я замер. Речь надсмотрщика совершенно изменилась, причем в лучшую сторону.

– Есть человек, который хочет, чтобы твоя душа осталась среди живых. Если не наделаешь глупостей, то увидишь завтрашнее утро. Будь спокоен и хотя бы внешне покорен судьбе. А теперь… пшел, собака!

Прежний тюремщик вернулся. Он наградил меня пинком и отборными ругательствами и погнал по коридорам королевской тюрьмы. Я двигал ногами, словно пьяный, гадая о странном тюремщике и моем таинственном доброжелателе. Предположения возникали самые дикие, вплоть до слуг сатаны!.. Ох, не о том думается на пороге смерти! Чтобы отогнать непрошеные мысли, я бездумно считал попадавшиеся на пути двери камер.

Когда грубые руки вытолкали меня из ворот тюрьмы, постарался выбросить из головы сумасшедшие домыслы. Конечно, насколько это возможно в нынешнем положении. Будь что будет!

Площадь Правосудия и прилегающие улочки были заполнены гомонящим народом. За восемь месяцев столица королевства Арния нисколько не изменилась. Разве что появились траурные полотнища.

Нахлынули воспоминания – как обчистил дворец арнийского вице-короля, правящего в заморских владениях, и отправился транжирить золотые руали в Ревентоль. Помню, я славно отметил свое двадцатисемилетие. Меньше года прошло. Потом, когда наскучили дни и ночи бесконечного разгульного празднества, вдруг задумал поменять воровское ремесло на пиратское. Остатков от великолепного куша, отхваченного в доме вице-короля, хватило, чтобы на Костяном Крабе, острове вольного братства, снарядить приличный корабль.

Фортуна благоволила, золото и серебро сами плыли в руки. Через два месяца флибустьерства меня пригласил в свою флотилию Рыжий Крюк, самый грозный и щедрый среди свободного братства пират, чье имя гремело повсюду, даже в дальних портах.

Задались веселые деньки! А потом мы угодили в хитрую ловушку. Арнийцы, арнидокцы, герийцы и лекантийцы забыли свои извечные дрязги и устроили ненавистному Рыжему Крюку западню. Сам Крюк ушел, но его капитаны – нет. Мы дрались отчаянно, однако и мой «Скорпион» взяли на абордаж, и теперь я снова в Ревентоле. Я и семеро выживших на корабле.

Парней построили гуськом, сковали кандалы одной цепью. Впереди высилась могучая фигура Чекко, за ним – близнецы Жак и Жан. В затылок Жану смотрел седой Гюг, моя правая рука на «Скорпионе». Рубаки Лоис и Дино оказались неразлучными даже здесь, они стояли рядом. Последним был Булез. Замок цепи, крепящейся к моим оковам, щелкнул как раз за его спиной.

Тюремные алебардисты заняли места по обе стороны от нас.

– Живо вперед!

Заключенных направили на противоположный край площади сквозь прямой проход в орущей толпе, осыпающей пиратов проклятиями и ядовитыми насмешками. Люд сдерживал двойной ряд королевских гвардейцев в идеально сшитых камзолах и позолоченных кирасах. Рядом с ними любой представитель тюремной стражи смотрелся гадким утенком.

Когда до гранитного помоста, на котором обычно вершили правосудие королевские судьи, оставалось не более двух десятков футов, алебардисты остановились. Под улюлюканье ревентольцев нас заставили упасть на колени и приказали ждать. Недолго.

На помост взошел судебный пристав. Призвав к тишине, он громогласно объявил:

– Верховный судья Высокого трибунала королевства лорд Деспилье!

По ступеням поднялся граф Альберт Деспилье. Поджарый, с вытянутым высохшим лицом, черными, глубоко посаженными глазами, он всем своим видом подтверждал недобрую репутацию. Облаченный в пурпурную мантию судья смерил холодным взглядом притихших горожан и уселся в высокое кресло, стоящее справа от пустующего места короля.

Вдовствующая королева-мать Мария Луиза почила три недели назад, и убитый горем сын, теперешний король Герард V, оплакивал утрату в аббатстве Мон-Терье. Хотя лично я полагал, что Герард предавался в аббатстве отнюдь не траурному молению. О враждебных отношениях нынешнего короля с матерью поговаривали далеко за пределами королевства.

Слева от монаршего трона пустовало место кардинала. Кто же его займет? Старческая немощь кардинала Кунигуда давно стала притчей во языцех. Неужели и это кресло останется свободным?

– Архиепископ Антуан! – известил пристав, разрешив мои раздумья.

Кто же еще! Архиепископ слыл первым из претендентов на мантию Кунигуда.