– А мужчина в роговых очках?
– Высокомерный осел по фамилии Уитерби, заблудившийся в темных лабиринтах масонства и теософии. Один из тех, что разглагольствуют, благоговейно понизив голос, о неких тайнах, которые на самом деле таковыми не являются. Такие, как он, считают спиритизм с его действительно глубокими и неразгаданными тайнами явлением вульгарным, ибо он приносит утешение простым людям. Любит читать книги, посвященные культу Афины Паллады, древним и существующим поныне шотландским ритуальным обрядам и фигуркам Бафомета. Элифас Леви – его пророк.
– Звучит весьма научно.
– Полный бред. А, здравствуйте. Вот и наши общие друзья.
Пришли Болсоуверы, оба разгоряченные, румяные и добродушные. В спиритизме нет деления на классы, в нем уравнены все, и уборщица с даром медиума почитаема больше миллионерши. Герцогиня как раз обратилась к ним с просьбой разрешить ей как-нибудь присутствовать у них на сеансе, когда в комнату торопливо вошла миссис Огилви.
– Кажется, теперь все в сборе, – сказала она. – Пора подниматься наверх.
Медиум и его жена ожидали их на втором этаже, в просторной уютной комнате, с расставленными вкруговую стульями. Небольшой пятачок комнаты был обгорожен портьерами, образуя кабинку. Мистер Линден оказался весьма учтивым, полноватым человеком с крупным, тщательно выбритым лицом.
Его голубые глаза задумчиво взирали на мир, а светлая кудрявая копна волос дыбом стояла на макушке. Медиум был человеком средних лет. Жена выглядела моложе, на ее лице застыло выражение недовольства, обычное для измученных бытом домашних хозяек, но взгляд проницательных глаз мгновенно теплел и преображался, стоило ей только посмотреть на обожаемого супруга. Она должна была по ходу дела вносить нужные пояснения и следить за состоянием мужа, когда он впадал в транс.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил медиум. – Хорошо, если мужчины и женщины будут сидеть вместе. Не кладите ногу на ногу, это мешает циркуляции. Если материализация удастся, прошу не прикасаться к оболочке – вы можете навредить мне.
«Ищейки» из университета переглянулись. Их недоверчивые взгляды не ускользнули от Мейли.
– Такое бывает, – пояснил он. – Я сам присутствовал при двух случаях сильных кровотечений у медиумов.
– А что является причиной? – поинтересовался Мелоун.
– При материализации используется эктоплазма медиума. Поэтому неосторожное обращение бьет по нему. Если повреждается кожа, у медиума будет синяк. Если слизистая – кровотечение.
– А если ничего нет, то ничего и не будет, – сказал, усмехнувшись, университетский соглядатай.
– Постараюсь вкратце объяснить вам, что здесь произойдет, – сказала миссис Огилви, когда все расселись. – Мистер Линден не будет уединятся в кабинке, а останется снаружи, благо хорошо переносит красный свет, так что вы сможете воочию удостовериться, что во время сеанса он не поднимется со своего стула. Миссис Линден, находясь по другую сторону кабинки, будет следить за течением событий. А теперь можете осмотреть кабинку. Кроме того, попрошу кого-нибудь из присутствующих запереть дверь, а ключ оставить у себя.
Кабинка представляла из себя что-то вроде сооруженной из портьер палатки; стояла она на плотном деревянном настиле. Университетские сотрудники обшарили все вокруг, всюду совали свой нос и даже попрыгали на досках. Однако ничего подозрительного не обнаружили.
– А зачем нужна кабинка? – шепотом спросил Мелоун у Мейли.
– Служит резервуаром для эктоплазмы – испаряясь с тела медиума, она конденсируется в ней. Иначе рассеялась бы по всей комнате.
– А может, и не только для этого, – ехидно заметил один из «университетских», услышав их краем уха.
– И такое мнение есть, – философски отозвался Мейли. – Поэтому я всегда одобряю проверки и наблюдения. Но сейчас, когда медиум находится снаружи, это обвинение бездоказательно.
На том и сошлись.
Медиум сидел по одну сторону «палатки», его жена – по другую. Свет выключили, оставив только одну крошечную лампочку красного цвета, позволявшую различать лишь контуры предметов. По мере того, как глаза привыкали к темноте, стали проступать и детали.
– Вначале немного ясновидения, – объявила миссис Линден.
Ее поза – руки на коленях и уверенная осанка посвященной – заставили Энид улыбнуться и вспомнить миссис Джарли с ее восковыми фигурками.
Линден, пока еще не входя в транс, начал вещать. Получалось это у него не очень хорошо. Возможно, мешала разношерстность собрания – слишком много разнонаправленных волевых импульсов сконцентрировалось в относительно небольшом пространстве. Именно так объяснил это сам Линден, давший несколько никем не узнанных «портретов». Но Мелоуна больше шокировало другое. Он видел, как активно подсказывали медиуму гости. Конечно, вины Линдена здесь не было, но подсказки портили впечатление.
– Вижу кареглазого молодого человека с длинными усами.
– Это снова ты, дорогой? – вскричала мисс Бэдли. – Он хочет что-нибудь передать?
– Шлет вам привет и просит сказать, что никогда не забудет.
– Узнаю его. Он весь в этих словах! Моя первая любовь, – оповестила она громким шепотом собравшихся. – Он приходит всегда, не пропуская ни одного сеанса. Мистер Линден каждый раз вызывает его из мрака.
– Слева возник юноша в военной форме. Над его головой вижу символ, похожий на православный крест.
– Джим! Это же Джим! – выкрикнула леди Смит.
– Да. Он кивнул.
– Это, наверное, пропеллер, а не крест. Он ведь служил в Военно-Воздушных силах, – сказал сэр Джеймс.
Мелоун и Энид не могли скрыть своего разочарования. Мейли чувствовал себя неловко.
– Пока все идет неважно, – шепнул он Энид. – Но подождите немного. Увидите, дело поправится.
Дальше действительно положение несколько выправилось, и в одном из описаний Мелоун почти узнал профессора Саммерли. Но мысль о том, что Линден мог присутствовать на предыдущем сеансе, заставила журналиста отнестись к его словам скептически. Работа миссис Деббс казалась Мелоуну более убедительной.
– Подождите, – повторил Мейли.
– Медиум переходит к материализации, – объявила миссис Линден. – Просьба при появлении фигур ни в коем случае не прикасаться к ним руками. Только если разрешит Виктор – наставник медиума.
Тем временем сам медиум, усевшись поглубже в кресло, глубоко задышал, выдыхая воздух через рот. Наконец он затих, челюсть отвисла – повидимому, впал в бессознательное состояние. Вдруг он заговорил, но его голос принадлежал теперь, казалось, человеку более утонченному и образованному.
– Добрый вечер! – сказал он.
По комнате прошелестело:
– Добрый вечер, Виктор!
– Сегодня не очень хорошая вибрация. Мешает некоторый скептический настрой, но он, к счастью, не доминирует, и потому постараемся добиться результатов. Мартин Лайтфут делает все, что может.
– Это его помощник, индеец.
– Думаю, стоит завести граммофон, музыка всегда помогает.
– Лучше всего духовный гимн, но можно и светскую музыку. Поставьте что-нибудь на ваше усмотрение, миссис Огилви.
Раздался скрежет – иголка не сразу встала на место. Но вот зазвучал гимн «Веди нас, Чудный свет». Присутствующие стали тихо подпевать. Затем миссис Огилви сменила пластинку, поставив «Боже, мы находим поддержку в прошлых веках».
– Они часто сами меняют пластинки, сказала миссис Огилви, – но сегодня слабая энергия.
– Все в порядке, – произнес тот же голос. – Энергии хватило бы и сегодня, миссис Огилви, но мы бережем ее для материализации. Мартин говорит, что все идет успешно.
Портьера у входа в кабинет заколыхалась, раздуваясь как от ветра. И действительно, почти сразу же все присутствующие почувствовали его ледяной порыв.
– Как холодно, – прошептала Энид, дрожа всем телом.
– На самом деле холодно – это не субъективная реакция, – пояснил Мейли. – Что и доказал в свое время мистер Гарри Прайс, замерив температуру. То же проделал и профессор Кроуфорд.
– Боже! – послышался сдавленный голос. Он принадлежал поклоннику масонства, любителю всего таинственного, который, наверное, впервые встретился с подлинной тайной. Портьеры раздвинулись, и из кабинета бесшумно выскользнула человеческая фигурка в черном одеянии. Дрожа и как бы страшась происшедшей с ней метаморфозы, она замерла как раз между хорошо видным в кресле медиумом и вскочившей со своего места миссис Линден. Последняя как могла старалась успокоить и ободрить видение.
