Если все прочее сгинет, а он останется – я не исчезну из бытия; если же все прочее останется, но не станет его, вселенная для меня обратится в нечто огромное и чужое, и я уже не буду больше ее частью.

Э. Бронте

Шаг… Второй…

Она шла по натянутой над пропастью тончайшей проволоке, противно звенящей в ушах и при каждом шаге до крови врезающейся в обнаженные ступни ног. Другого пути не было: позади всё потонуло в белёсом непрозрачном тумане, справа и слева простиралась безжизненная пустота, и лишь далеко впереди маячил призрак спасения – скала, обещающая твёрдую почву под ногами.

Третий шаг… Казалось, что на сей раз получится наконец-то добраться до конца.

Но порыв пронизывающего ледяного ветра, возникшего из ниоткуда, ослабил натяжение, и струна начала раскачиваться из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду.

Право… Лево…

Щупальца холода забрались под лёгкую одежду, мешая дышать, усиливая боль.

– Гермиона, не уходи… – послышалось за спиной.

Она оглянулась. Из тумана соткалась высокая фигура, протягивая к ней руки в мольбе.

Особенно сильный удар ветра пощёчиной обжёг лицо. Она дёрнулась, неловко взмахнув руками в последней отчаянной попытке спастись и медленно полетела вниз…

В пустоту, в зовущее и обещающее покой забвения ничто. Туда, где нет места терзаниям и сомнениям.

– Не-е-е-ет!

От собственного крика Гермиона проснулась и резко открыла глаза, вынырнув из кошмара в реальный мир. Окружала привычная обстановка – маленькая спальня в квартирке на четвёртом этаже старого дома, расположенного в узком переулке в самом центре Лондона. Девушке повезло: удалось снять жильё в паре остановок метро от места работы за относительно небольшие деньги. На зарплату библиотекаря трудно было бы позволить себе нечто большее. И так приходилось экономить на всём.

Кинув взгляд на часы и осознав, что от времени, отведённого на сон, всё равно осталось чуть меньше часа, она поднялась с постели. Последовал стандартный, отточенный до мелочей утренний ритуал: прохладный душ, помогающий смыть липкую паутину кошмара, чашка терпкого ароматного кофе.

Решительным движением завязав непокорные волосы в пучок, Гермиона кинула последний взгляд в зеркало. Последнее не собиралось льстить хозяйке: под блёклыми карими глазами залегли синяки, на щеках не видно и следа румянца. Будничный наряд, состоявший из строгой, застёгнутой под горло белой блузки и прямой чёрной юбки, не добавлял шарма и настроения, лишь подчёркивал бледность и измождённость.

Словно наказание, перед глазами предстал образ из одного из давно преследующих её снов: в ниспадающем вечернем платье нежного сиренево-розового цвета, волосы собраны в изящную причёску, Гермиона стоит на широкой площадке под сводчатым, уходящим в бескрайность потолком. От носков изящных туфелек вниз рекой стекают плавные ступени широкой парадной лестницы. Она медленно спускается и среди множества устремлённых на неё взоров вдруг ловит серую сталь самого дорогого взгляда. Гермиона помнит, что обычно эти глаза были наполнены льдом и презрением, но в тот момент она улавливает тепло, восхищение и нечто удивительное, о чём страшно даже подумать…

Молодая женщина резко тряхнула головой, отгоняя непрошенное видение. Пришлось потратить лишние несколько минут, заново собирая рассыпавшиеся непослушные волосы. Время, нечаянно подаренное кошмаром, утекло незаметно, как вода в пересохший песок, и она уже опаздывала. По лестнице вниз пришлось бежать.

Резкий холодный ветер на улице воскресил в памяти сон, сдавив сердце приступом фантомной боли. Она нахмурилась и прибавила шагу: похоже, настала пора сдаться и все-таки посетить врача, попросив выписать успокоительное. В таком ритме она долго жить не сможет.

Смешавшись с толпой на входе в метро, Гермиона влилась в нескончаемый людской поток, поглощаемый ненасытной подземкой. Двадцать минут – и она уже входила в двери библиотеки.

До обеденного перерыва она пребывала словно во сне. Даже близость лучших друзей – книг – не радовала, хотелось дожить до вечера, забраться под одеяло и заснуть. Упасть в глубокий сон без сновидений. Не видеть ни плохих, ни хороших снов, так как и те, и другие приводили к набившим оскомину нервным срывам.

Настало время ланча, и Гермиона покорно вышла на улицу. Кутаясь в зябкое пальтецо, она с улыбкой поблагодарила коллегу, пригласившую её пообедать в кафе, и, отказавшись, направилась в противоположную сторону.

Есть не хотелось. А вот получасовая прогулка по парку могла подарить возможность дожить до вечера.

Всегда сумрачные аллеи были тихи и пусты. Ранняя весна не чувствовалась, лишь значась на календаре, и желающих насладиться промозглой сыростью почти не находилось. Что радовало. Не смотря по сторонам, Гермиона медленно шла по дорожке, вдыхая прохладный влажный воздух, уйдя глубоко в раздумья. В маленьком парке в её душе почему-то всегда наступал мир, и она ценила минуты, проведённые здесь, как никакие иные.

– Грейнджер? – звенящий удивлением и непонятной злостью мужской голос вырвал Гермиону из задумчивости.

Навстречу ей почти бежал молодой мужчина. Высокий; светлые, почти белые, волосы; правильные, кажущиеся чуть заострёнными черты лица. Строгий чёрный наряд странного покроя. И взгляд серых ледяных глаз, которые она множество раз видела во снах.

– Простите? – смогла прошептать она, когда он подошёл ближе, чем позволяли какие-либо приличия. Она ощутила тонкий запах туалетной воды – холодный, сдержанный, до безумия элегантный. Словно пришедший из иного мира, в котором ей не место.

– Грейнджер, Мерлин тебя раздери, где ты пропадала два года и откуда здесь взялась? – яростно накинулся на неё мужчина. – Мы обыскали всю Англию, когда ты внезапно провалилась сквозь землю, а ты бродишь по парку в центре маггловского Лондона…

– Простите, – повторила она, отступая на несколько шагов назад. – Вы ошиблись. Я вас не знаю.

В этот момент странный собеседник повёл себя еще более необычно: он выхватил из рукава тонкий длинный прутик и, направив на неё, что-то резко крикнул на иностранном языке. То ли итальянский, то ли вовсе латынь. Не в силах понять происходящее, она замерла, наблюдая за сменой эмоций на лице незнакомца: радость, надежда, отчаяние и досада смешались в единый гремучий коктейль. Ею овладел безотчётный страх, столь похожий на липкий кошмар сна, в котором она шла над бездонной пропастью. Не дожидаясь развязки, Гермиона развернулась и рванула к ближайшему выходу из парка.

– Стой, Гермиона! Не уходи! – понеслось вслед, но она уже выбежала за ограду и врезалась с разбегу в людскую толпу, заполняющую тротуар.

∞∞∞

Задыхаясь, Гермиона добежала до работы и скрылась в кажущемся надёжным убежищем читальном зале библиотеки, забившись за дальние стеллажи, спрятавшись среди старых книг, разбор которых составлял её обязанности.

Кто он? Как появился и откуда знает её? Вопросы метались, подобно стае встревоженных птиц.

Именно два года назад её начали преследовать сны об этом человеке. И тогда же появились кошмары о пропасти, в которую она падала, оступившись с тонкой, натянутой над бездной проволоки, стоило ей прислушаться к голосу, просящему вернуться. К его голосу!

Иногда во снах появлялись другие люди: брюнет с очками и странным шрамом, рыжий нескладный парень. Она их не боялась, но там, во сне, было почему-то очень стыдно перед ними. И если Гермиона из сна знала, что брюнет простит и поймёт, а у рыжего вряд ли это сразу получится, то в реальной жизни девушка даже не представляла, кто эти люди и откуда приходят в её сны.

И вот – неожиданная встреча наяву. Изученные до мельчайших крапинок на радужке серые глаза, но никогда в них не было столько эмоций. Что-то появилось в глубине серебряных омутов, чего никогда она не видела. Боль, отчаяние… И радость?

Она не могла ответить, почему сбежала. Почему не выяснила, кто он и откуда её знает. Обычные невозмутимость и рассудительность исчезли, как ночной туман при первых ярких лучах солнца.