Все происходит так быстро. Руки мои даже не трясутся. Взгляд уверен и непоколебим. Я быстро набираю три заветных цифры на экране.

- Служба экстренной помощи. Что у вас случилось? – слышится из телефонной трубки.

- Мой друг умирает. Пришлите скорую по адресу ***, – я не сразу узнаю свой голос. Внешне я выгляжу собрано и спокойно. Но голос... Он меня выдал. Тихий, надломленный, дрожащий.

Диспетчер пообещала, что неотложка приедет с минуты на минуты. Я знала, что они могут не торопиться. Спасать больше никого не надо. Лишь констатировать смерть. Ведь под моей ладонью не чувствовалось сердцебиение. Кожей я лишь чувствовала холод. Могильный холод. Но руку не убрала. Не могла. Казалось, что я могу согреть, передать частичку своего тепла. Вернуть. Я плохо помню, что происходило те пять минут, что мы с Трэвором ждали помощи. Кажется я просто сидела рядом возле него, вглядываясь в бледное лицо. В темной комнате оно казалось не таким белым. Теплый свет падал на его щеку, придавая коже серо-желтоватый оттенок. Лицо его было таким расслабленным и спокойным. Он был одет в свою любимую пижаму, поверх который был накинут шелковый халат. Он их очень любит. Как и с Томом, подари ему халат и не прогадаешь. Кажется в его коллекции их штук шесть. Я сидела около него, одной рукой приложившись к его грудной клетке, а второй зачем-то вытягивала нитки из рождественского свитера. Вчера я сделала случайно затяжку о тумбочку, а сейчас видимо решила не зашивать. Я аккуратно, с пустым взглядом вытягивала нитку, распуская праздничную вязку. Когда у одного из оленей уже почти не осталось рогов, чья-то рука легла мне на плечо. Я резко вздрогнула. Передо мной стояло двое медиков в форме. Одному из них было около сорока, тогда как второй был помоложе.

- Мэм, – тряся меня за плечо сказал тот, что постарше. – Что произошло? – как из-под толщи воды доносился его голос. Я бросила мимолетный взгляд на своего босса, возле которого суетились еще двое представителей NHS.

Я не ответила. Вставая с колен, я почувствовала как же затекли мои ноги от такого положения. Сильное покалывание в икрах заставило меня поморщиться. Мужчина подал мне руку, чтобы помочь, но я не обратила на это внимание. Медленно делаю шаг, два, возвращая чувствительность онемевшим конечностям. Вроде получилось, но когда я запинаюсь, и медику приходится меня ловить, понимаю, что нет. Не получилось.

- Виктор, принеси воды! – командует вновь тот, что постарше. Выглядит он на сорок, но голова его почти вся уже была покрыта сединой. Он не выпускает меня из своих рук и ведет по направлению к барному стулу. Все мое внимание занимают женщина и мужчина, обследующие мистера Беккета. Они о чем-то переговариваются, но я не слышу. Читаю по губам. И что странно понимаю. Наверно это работает так: я все-таки воспринимаю звук, и мозг обрабатывает информацию, но просто ощущение, что ничего не слышу. Женщина заполняет какие-то бумаги.

- Смерть наступила около шести часов назад, – читаю по ее бледным, слегка смазанным блеском, губам. Шесть часов. Шесть часов он уже не дышит. Не здесь. А может быть семь. А в прочем какая разница. Семь, восемь. Он больше никогда не будет дышать. Когда я видела один из самых прекрасных снов, он сделал свой последний вдох. Когда я была там, он лежал здесь и умирал.

Что-то мелькает перед моими глазами и я понимаю, что это стакан воды, и мужчина, настойчиво пихающий мне его в руки.

- Выпейте, мэм, – буквально вкладывая мне его в ладони, говорит мужчина. Я на автомате делают глоток. Затем еще один. Кажется я начинаю чувствовать, как бешено колотится сердце. Еще глоток. Чувствую, как сухо в глазах. Жжение. Допиваю до дна. Дышать становится чуть легче.

- Как вы себя чувствуете? Голова не кружится? – заботливо спрашивает он, щупая мой пульс. Голова? Нет. Не кружится. Качаю головой. – Как вас зовут, мэм?

- Мэри, – шепчу я, но затем беру себя в руки. Я просто пока не могу дать слабину. Собираю все силы. – Мария Ростова.

- Мисс Ростова, я понимаю, вам сейчас нелегко. Попытайтесь, пожалуйста, рассказать, что произошло? – мужчина держал меня за руку. Он уже сидел прямо напротив меня на барном стуле.

- Я не знаю, – выдыхаю я. – Я вернулась домой минут пятнадцать назад и он уже... Я ничего не могла сделать, – к горлу подкатывает комок. Кажется, если я еще открою рот, из меня выйдет весь рождественский ужин. В висках сильно пульсирует. Но плакать не хочется. Ведь люди всегда плачут? Что со мной не так? Я потираю виски. Даже приглушенный свет комнаты будто режет глаза.

Мужчина кивает. А затем аккуратно, но настойчиво продолжает задавать вопросы. Кем приходится мне покойный, где я проживаю, где была. Я бы даже подумала, что он следователь, если бы не медицинская форма. Я отвечала, как могла. Мой взгляд не отрывался от манипуляций, совершавшихся над телом моего друга. Когда застегнулась молния на черном мешке, я поморщилась. Неужели в жизни, как и в фильмах? Только в фильмах обычно после такой сцены появляется черный экран и воодушевляющая надпись «спустя три года». Что должно происходить потом я не знала. Наверно нужны какие-то документы. Похороны. Его увезут в морг? А как вообще хоронят католиков? А православных? Какой протокол этого мероприятия? Я не имела ни малейшего понятия. Мне жутко хотелось закрыть глаза и открыть их «спустя три года».

Трэвора вывезли на каталке из паба. Я заполнила какую-то анкету. Ну, как запомнила. Вписала, что могла. Имя, фамилию, возраст. Ни о каких болезнях его я не знала, историю болезни его семьи тем более. Что он принимал. Этого я не знала. Медики сказали не волноваться. Вскрытие все покажет. Неужели всех людей поголовно вскрывают после смерти? Я думала только когда есть вероятность наступления смерти после действий преступного характера.

- Может стоит кому-нибудь позвонить? Вам есть к кому обратиться за помощью? – все медики уже вышли на улицу, и лишь этот седовласый стоял рядом и с беспокойством на меня глядел.

-Да-да, спасибо, мистер... – и тут я поняла, что даже не знаю его имени, хотя он вроде представлялся.

-Бэррет, – вновь прошиб холодный пот. Бэррет. Бэккет. Какое совпадение.

-Значит мне сообщат, когда закончится экспертиза, мистер Бэррет? – уточняю я перед тем, как он направился к выходу.

- Да, мисс Ростова. Вам позвонят. А пока стоит заняться организацией похорон. Вы можете всегда позвонить по этому телефону, если вам понадобится помощь. Любая. Даже просто поговорить, – он протягивает визитку с номером телефона какой-то службы доверия. Я киваю. Вряд ли она мне понадобится. Кажется, я неплохо держусь.

Едва за ним закрывается дверь, я бросаюсь к телефону. Сейчас вспоминая тот день, я удивляюсь, почему не позвонила Даше, Тому, Шону, хоть кому-то. Видимо я мало что понимала. Первым делом я зашла в гугл и ввела самую страшную фразу в моей жизни: «что делать если умер человек?». Вооружившись ручкой и блокнотом, я начинаю составлять список дел. Получить справку о смерти... ага... так отвезти документы в морг... так похоронить или кремировать? Окей, узнать чего хотел Трэвор...купить гроб... так, завещание поискать... юрист... я строчу кривым почерком слова, будто составляя список продуктов для похода в магазин. Процедура слишком сложная, но я должна с этим справиться. Другие же как-то справляются. Я на секунду задумываюсь, уставившись пустым взглядом в темноту. А была ли я когда-нибудь вообще на похоронах? Нет. Не припомню. Я еще ни разу не сталкивалась в сознательном возрасте со смертью. Когда я была маленькой, умер друг моих родителей. Я помню лишь видела из окна, как выносили гроб из подъезда. Все. Ведь я даже никогда не задумывалась о том, как происходит вся эта процедура. Откуда знают другие? Кто им рассказал?

Мне казалось, что задумалась я на секунду. Но оказалось прошло около часа. Я просто сидела неподвижно и смотрела в стену. Отвлекла меня от этого высокоинтеллектуального занятия Холли, зашедшая в паб и прокричавшая:

- С Рождеством! Санта немного задержался, но вот, он уже тут, пришел к вам с подарками! – закрывая одной ногой дверь, веселая Холли направилась с коробочками в мою сторону, но увидев меня, остановилась.