- Я устала и никуда не поеду! - Лота бросила цветок, прикрыла ладонью глубокий вырез платья. - И в этом особняке жить не хочу. Портреты... немые слуги.
Шлоссер не повел бровью, не изменился, смотрел так же восхищенно, улыбаясь. Он поднял цветок, дунул на него, ловко приколол к платью Лоты.
- Разведчик обязан уметь делать все. - Он погладил усы, взял девушку за плечи, повернул к двери, словно манекен.
Хватило бы и одного слова "разведчик" - оно сразу опустило Лоту на грешную землю. Она же еще почувствовала на плечах ладони Шлоссера это было не прикосновение мужчины, а жест хозяина, который не возмутился, не счел нужным даже ответить на ее протест.
А Шлоссеру столкновение понравилось. Он любил людей самолюбивых, способных на протест. "С девочкой мне повезло", - решил он, подавая Лоте плащ.
Скорин в это время тоже выходил из дома. Последние часы, правда, он провел несколько иначе. Вернувшись после знакомства с майором абвера Шлоссером в свою более чем скромную комнату, Скорин снял мундир и лег. Он любил размышлять лежа.
Гестаповец подошел к нему в Вышгороде не случайно. Кому принадлежит инициатива? Гестапо? Абверу? Во всяком случае, не унтерштурмфюреру Хонниману. Глуп и труслив. Не мог он доложить, что встретил капитана Кригера в кафе. Шлоссер не может использовать в работе такого человека. Однако барон не должен находиться с Хонниманом в приятельских отношениях. Не должен, а внешне находится. Почему Шлоссер обратил внимание на капитана-фронтовика? Он ждет появления русского разведчика. В Таллинне ежедневно приезжают множество офицеров, Пауль Кригер лишь один из них.
К чему гадать? Знакомство со Шлоссером - очередной шаг к выполнению задания. Он сделан. Кажется, Пауль Кригер сумел заинтересовать майора абвера. А что бы Скорин делал, прерви Шлоссер знакомство в самом начале? Как искал бы встречи с ним?
Много решит сегодняшний вечер. Приглашение Шлоссера - не более чем желание приглядеться к капитану Кригеру. "Стоит, барон! В детстве, разыскивая спрятанную сверстниками вещь, вы кругами бродили в растерянности по комнате, маяком вам служили звонкие выкрики: "Холодно! Теплее! Горячо!" Наконец, торжествующий, вы извлекали из-под дивана плюшевого мишку. Помните, барон?
Как вечером подсказать вам: "тепло"? Не "холодно" - вы прервете знакомство, я останусь в изоляции; не "горячо" - вы сделаете шаг в сторону и арестуете меня. Только "тепло", барон! Как заставить вас пойти на сближение?"
Скорин задремал. В минуты крайнего нервного напряжения, когда было необходимо выжидать, его всегда клонило ко сну. Спать он не мог, впадал в дремотное состояние. Видимо, такова была защитная реакция организма. Сейчас Скорин бродил среди стершихся воспоминаний. Москва. Жена и сын. Близкое и далекое, как часто во сне приходит нереальная жизнь. Но вот снова Таллинн. И не было короткой передышки, броска через фронт, госпиталя. Не видел он жены, не видел сына. Приснилось. Годы он - среди чужих. Изображает другого человека, ходит по краешку обрыва. Говорит не то, что чувствует и думает, Правда, такие понятия, как ложь, для разведчика в определенном смысле не существуют.
Опасно солдату в окопе. Он рискует жизнью, теряет товарищей. Но он знает радость победы: захваченная высота, освобожденная деревня, это - Родина. Даже труп врага конкретен своей неподвижностью - уже никого не убьет.
Разведчик не всегда видит непосредственные результаты своей работы. Родина? Долг? Все так. Он знает, насколько ценна добытая информация, верит, что она сохранит жизнь друзьям, многим незнакомым людям. Знает, верит. Но сколько же лет можно не видеть всего того, что зовется Родиной?..
Без двух минут восемь он настроил приемник на нужную волну, положил перед собой блокнот и карандаш. Ровно в восемь эстрадная музыка смикшировалась, ровный мужской голос произнес: "Седьмому от первого..."
Скорин записал передаваемые цифры, при повторе проверил их, выключил приемник, раскрыл томик стихов Гейне, начал расшифровывать радиограмму. Симакову как и Скорин, был немногословен: "Приступайте к выполнению задания. Сообщите ваш адрес. Отец".
Что же, приступать так приступать! Скорин зажег листочек с записями, прикурил от него. Ровно в девять он, подойдя к казино, услышал сначала скрип тормозов, затем веселый голос Шлоссера:
- Добрый вечер, капитан. Вы точны, как истинный прусак. - Он распахнул дверцу "мерседеса". - Едем, я заказал столик в "Паласе".
Шлоссер представил Скорина Лоте, не стал скрывать, что девушка его секретарь, усмехнувшись, добавил, что нация бросает на борьбу с коммунизмом свои лучшие силы. Скорин решил приглядеться к Лоте попозже. Он уже года два не был в немецком фешенебельном ресторане, решал, как себя вести. Войдя в вестибюль, отдавая фуражку и плащ кланяющемуся гардеробщику, он замешкался, не зная, получит номерок или нет. Номерка ему не дали. Скорин стал подниматься по лестнице следом за бароном и Лотой. Доносилась музыка, разноголосый шум. Когда они вошли в зал, в лицо ударил тяжелый запах вина и табака. Непривычная обстановка подсказала Скорину манеру поведения: веди себя естественно, в подобных заведениях не был, немного стесняйся своих манер и одежды.
Метрдотель склонил набриолиненную голову и, изгибаясь, побежал перед Шлоссером и Лотой, показывая, за какой столик сесть. Скорин держался чуть позади, подождал, пока Шлоссер усадит Лоту, сядет сам, и только после этого опустился на стул, продолжая разыгрывать смущение, излишне долго не мог пристроить свою трость. Изучая меню, Лота украдкой поглядывала на Скорина, который, казалось, всецело отдался созерцанию ресторана, всей его дешевой позолоты, показной бесшабашности и веселья.
Шлоссер наблюдал за девушкой и Скориным, сдержанно кивал проходившим мимо офицерам, только на Целлариусе задержал взгляд чуть дольше. Этого оказалось достаточно. Фрегатен-капитан понял, внимательно посмотрел на Скорина. Лота протянула Шлоссеру меню, назвала выбранное блюдо. Скорин поспешно сказал:
- Я полностью полагаюсь на ваш вкус, барон.
Шлоссер жестом подозвал метрдотеля, тихо продиктовал заказ.
