Симаков решил, что лучше всего увлечь разведчика интересной работой, настроился было совсем на мирный лад, когда Скорин сказал:
- Не надо уговаривать, Николай Алексеевич. Тем более что вы имеете право приказать.
- Вас, извините покорно, никто уговаривать не собирается! Симаков выпрямился, казалось, стал выше ростом, затем усмехнулся, скорее над собой, чем над Скориным, и, решив придерживаться принятого плана, вполголоса продолжал: - Познакомитесь сейчас с одним перебежчиком. Заброшен абвером неделю назад с серьезным заданием по Транссибирской магистрали.
Скорин отошел к окну, задернутому тяжелой портьерой. Майор снял телефонную трубку, набрав номер:
- Майор Симаков. Приведите ко мне Зверева.
Майор включил настольную лампу, убрал верхний свет, вызвал Веру Ивановну.
- Чай и бутерброды, пожалуйста.
Скорин наматывал на палец висевший вдоль портьеры шелковый шнур, смотрел в темное окно, на затемненную Москву, а видел пускающего кораблик сына.
- Проходите, Зверев, садитесь.
Скорин услышал голос майора, повернулся и увидел человека в солдатском обмундировании.
- Здравствуйте, гражданин майор, - сказал тот и сел. - Я сегодня и не ложился, знал, что вызовете.
Майор не ответил, пригладил вихры, выдержав паузу, сказал:
- Я проверил ваши показания, Зверев. Получил из авиаполка ваше личное дело, партбилет и орден. Сейчас не вызывает сомнения, что вы действительно майор авиации Зверев Александр Федорович. Ваш истребитель действительно был сбит двадцатого июля сорок первого года в районе Бреста. Характеристика на вас отличная.
Зверев встал, майор, махнув рукой, жестко сказал:
- Рано, Зверев, рано. Вы бывший майор. Возвращать вам звание, партбилет и орден пока никто не собирается. Как вы, попав в плен в форме офицера-летчика, не только остались живы, но были еще завербованы в диверсионную школу? Какие основания были у гитлеровцев рассчитывать, что из вас может получиться преданный им человек? Почему вам поверили, Зверев? Абверу прекрасно известно, что подавляющее большинство наших летчиков - коммунисты.
- Я не скрывал этого, товарищ... - Майор кашлянула и Зверев поправился: - Гражданин майор. Я не подлец и будучи схвачен, не скрывал, что состою в партии.
- Однако они пошли на вербовку офицера и коммуниста. А вы согласились! Почему, Зверев?
- Я уже отвечал, гражданин майор Что пользы было бы от покойника? Я вернулся живым. Принес, насколько я понимаю, ценные сведения. Разве не в этом долг офицера и коммуниста?
- Слова, Зверев! - Майор посмотрел на стоявшего у окна Скорина, как бы приглашая его принять участие в разговоре. - Я поклонник фактов. С последними у вас слабовато. Пока нет оснований верить вашей версии.
- Профессия у вас такая, гражданин майор. Не верить людям тоже уметь надо. Небось не просто дается? Или привыкли?
Лицо майора еще больше сморщилось и посерело. Он молча смотрел на Зверева. Даже стоя в стороне, Скорин чувствовал, как неуютно бывшему летчику.
- Кончайте вашу психологическую обработку. Спрашивайте, черт вас возьми! - крикнул Зверев, наваливаясь на стол. - Виноват я! Виноват, что жив остался?
Майор откинулся на спинку кресла, затем словно нехотя сказал:
- Точно подметили, дается не просто Вы на кого кричите? - Он посмотрел на свои руки, усмехнулся. - Я майор государственной безопасности, у меня ромб в петлицах, по общевойсковой иерархии я комбриг. А вы, бывший майор, на меня кричите. Нехорошо.
- Я советский офицер, гражданин майор! - Бывший летчик вскочил.
- В личном деле написано, что офицер. - Майор разглядывал свои руки. - Характеристику читаешь, шапку перед вами снять надо. А как вспомнишь про службу у немцев, - он поднял голову и посмотрел на летчика, - и начинаешь думать: не ошибся ли ваш командир?
Скорин, стоя у окна, с возрастающим интересом следил за происходящим. Летчик нравился, хотя в истории его действительно было много непонятного.
- Так почему же абвер поверил вам?
- Не знаю, - ответил Зверев, - но я говорю правду, гражданин майор. Мое задание - создать сеть агентов-диверсантов по Транссибирской магистрали. Готовили меня тщательно, все, рассказанное мной, правда.
- Давайте сначала, Зверев. Как вы попали в школу для диверсантов?
На следующий день утром Скорин встретился с Леной у Никитских ворот. Он немного боялся, что за ночь Лена передумает, откажется от регистрации, поэтому, едва поздоровавшись, начал быстро говорить, не давая ей вставить слова. Так как мысли его неотступно крутились вокруг майора и ночного разговора со Зверевым, Скорин стал в комической форме рассказывать о новом начальнике, подшучивать над его мальчишескими вихрами, над привычкой без всякой надобности вставлять в разговор "извините покорно". Удивляясь разговорчивости Сергея, Лена молча слушала, шла, опираясь на его руку, изредка поглядывая на его бледное, нервное лицо, и, неизвестно в который раз, удивлялась, как мало знает этого человека. Оказывается, Сергей наблюдателен. Она ведь видела Симакова, разговаривала с ним. Сейчас в рассказе Сергея майор ожил, казалось, шел рядом, вместе с ними, подсмеивался над собственной персоной.
Скорин заранее разузнал, где расположен районный загс. Они не заметили, как подошли к серому, унылому зданию, редкие целые стекла окон были заклеены крест-накрест бумагой, большинство стекол отсутствовало, вместо них белела фанера. Скорин дернул дверь, она не открылась, он дернул сильнее. Лена обратила внимание на нарисованную на стене углем стрелку и надпись: "Вход со двора", взяла Скорина под руку, кивнула на надпись.
- Разведчик, - с грустной улыбкой сказала она. - Кому же это в голову пришло, при твоей-то рассеянности, сделать из тебя разведчика?
Скорин смущенно молчал.
Во дворе, у самой двери стояла группа мальчишек в возрасте десяти - двенадцати лет. Они с серьезными лицами наблюдали, как их товарищ в огромных кирзовых сапогах, ловко подбрасывая ногой чеканку, считает.
- Шестьдесят три... шестьдесят четыре. - Ребята беззвучно шевелили губами.
Лена и Скорин остановились, напряжение на ребячьих лицах возрастало, на счете семьдесят парнишка поддал чеканку сильнее, поймав рукой, повернулся к соседу. Тот стоял понуро, медленно полез в карман и достал кусок хлеба. Победитель схватил хлеб и на глазах у товарищей откусил половину.
