Небо заполонила чёрная стая – молча, без обычной птичьей разноголосицы. Кешка спросил лениво:

– Глянь, что там за птицы?

И ещё не договорив, понял, что никакие это не птицы…

– Отец Света! – ахнул Рыжий. – Среди бела дня!

Они схватили короткие охотничьи копья и забились под корневище полуповаленной сосны. Замерли, напряжённо прислушиваясь. Как обычные люди – ушами. Ни один не мог сосредоточиться достаточно, чтобы получить доступ к Эфиру. Оба думали о брошенных снаружи вещах, о чёрной плешине кострища, которую, должно быть, хорошо видно из поднебесья. Переговаривались изредка, еле слышным шёпотом – даже когда в синеве, сквозящей через завесу корней-щупалец и ветвистых крон, не осталось ни одной чёрной кляксы. Наконец, истомившись, выбрались наружу.

Блошка влез на дерево и долго сидел в ветвях, неподвижный, как филин.

– Вроде не слыхать, – объявил он, спрыгивая на землю.

– Вроде?

– Ну, близко их точно нет. Однако ж летают-то они споро… злыдень знает, когда нагрянут. Нет, ты подумай! Ракены – посередь дня! Да ещё под конец Красной Луны. Сказал бы кто, ни в жизнь бы не поверил! Нашим бы весточку послать…

– Думаю, Мара знает, – успокоил его Кешка.

Ночь провели, забаррикадировавшись под тем же самым корневищем. Дремали по очереди, с ножами в потных ладонях – то ненадолго проваливаясь в сон, то подскакивая, как от толчка, и нервно вслушиваясь в ночные голоса леса. Кто-то скрёбся снаружи, шуршал в завале из кольев и веток, примеряясь, как лучше взять штурмом человеческую нору…

В очередной раз соскользнув в забытьё, Кешка увидел себя летящим в стае ракенов. Крылатые убийцы были справа и слева, выше и ниже, и он отчаянно боялся, что кто-нибудь узнает в нём человека.

Вот стая пошла на снижение. У Кешки из-под футболки вывалился медальон. Шнурок лопнул, деревянный диск полетел вниз, и тело стало вдруг каменно тяжёлым. Ветер свистел в ушах, визжали и хохотали ракены, земля приближалась…

Он проснулся с криком и получил от Блошки оплеуху.

– Тихо, дурья башка!

Снаружи, за хлипким барьером, отчётливо хрустнуло, зашуршало…

Когда рассвело, они тщательно осмотрели укрепления, но повреждений не нашли. Все колья целы, валежник не разворошен, нигде ни царапины.

– Это дед-лесовик приходил, – угрюмо, на полном серьёзе, резюмировал Блошка. – Он следов не оставляет. Чем-то мы ему не угодили.

И Кешка спросил себя: действительно ли лесной дух плод суеверной фантазии туземцев. После всего, что он испытал – кто знает?

В путь двинулись, натянув тетивы на луки и наложив стрелы. Таял утренний туман, солнце играло в белёсой завесе, разбрасывая в просветах между стволов веера лучей. Роса пятнала штаны, на глаза давил свинцовый валик, голова была тяжёлой и дурной, но тревога постепенно отпускала – будто разжималась железная хватка на загривке. И уже скоро Блошка, позёвывая, взялся припоминать "страшные истории" об оборотнях, восставших мертвецах и злых духах.

– …Пошла тогда Махатка на Чёрный пруд, поклонилась водяной нечисти, кинула в омут живого петуха, просит: "Помогите наказать злодейку-разлучницу". Тут вода в пруду забурлила… Что это?

Он замер, подняв палец, и Кешка услышал звук, похожий на плач ребёнка – тихий, бессильный, прерывистый.

– Кажись, там.

Чмок приник к земле у зарослей папоротника, скаля клыки и утробно рыча. Плач сменился жалобным попискиванием, в перистой зелени возилось что-то крохотное, розоватое… Блошка раздвинул листья кончиком копья: под ними лежал зверёк, не больше новорожденного котёнка. Слабенькие лапки с едва различимыми пальчиками, белый младенческий пушок, почти человеческое личико, зажмуренные, будто от обиды, глаза.

– Ты кто такой?

Зверёныш трепыхнулся, перевалился на живот, показав острые, чрезмерно выдающиеся лопатки… Уродец – и поэтому брошен? Кешка наклонился над малышом.

– Не трожь, – изменившимся голосом сказал Блошка. – Чмок, куси эту тварь!

– С ума сошёл! – Кешка подхватил найдёныша на руки.

Лазица вытянулась, заходила длинным телом, явно нацеливаясь прыгнуть.

– Нет, приятель, – Кешка прижал кроху к груди, прикрыл ладонями.

– Ты ведь знаешь, что он такое, – Блошка нервно поглядывал на небо. – Надо придушить его и чесать отсюда, пока не вернулась мамаша с дружками и подружками.

– Думаешь, та стая его искала?

– Искала или потеряла, мне едино. Не хочу быть здесь, когда налетят ракены.

– Так чего мы стоим?

– Но ты же не собираешься брать его с собой!

– Ещё как собираюсь…

Чмок, похоже, смирился с тем, что добыча ускользнула, и юркнул в кусты. Кешка раскрыл ладони. Пискнув, детёныш ракена ухватил его за палец крохотным мягким ртом.

– Сейчас руку тебе оттяпает.

– Дурак, – Кешка улыбнулся. – Он сиську ищет. Голодный.

Положить малыша на траву он не рискнул, аккуратно поместил за пазухой и скинул с плеч мешок. В туеске оставался мёд. Кешка подцепил чуть-чуть кончиком ложки, развёл в миске с водой, скрутил лист в воронку – вместо пипетки – и, пристроив малыша на коленях, принялся лить сладкую жидкость ему в ротик.

Блошка ходил вокруг, кипятился, ворчал, поторапливал, бранился, говорил, что "эта тварь" мёд есть не станет, потом злорадно предвещал, что от непривычной пищи у ракена случится заворот кишок. Краем глаза Кешка заметил движение в траве…

– Слышь, Блошка, – сказал, не поднимая головы. – Если твой Чмок тронет детёныша хоть когтем, я ему башку сверну. Без шуток.

Он чувствовал, что и правда готов биться насмерть за этот тёплый, мяконький комочек, который звонко чмокал, глотая приготовленную наспех сыту.

– Я знаю, каково это, малыш, – шептал он, – не бойся, я тебя не брошу.

Блошка услышал.

– Угробить нас хочешь? Сейчас заявится мамка…

– Не заявится. Может, он ей вообще не нужен. Потеряла и не заметила. Ты же не знаешь, как это у ракенов? А если они и правда приходят из другого измерения, то мать его, может, при всём желании до следующей Красной Луны к нам не выберется… К этому времени от него и косточек не останется.

– Кен, это же ракен. Ракен! Сечёшь? Он вырастет и будет жрать людей. С тебя же и начнёт! – Блошка почти кричал. На побагровевшем лице выделялась бледная россыпь веснушек. – Ну, не хочешь убивать его, так просто оставь, не накликивай беду…

Кешка вскинул голову.

– Боишься? Поворачивай оглобли! Я тебя не держу. Спасибо, проводил. Дальше я сам! Если поторопишься, догонишь своих до следующей Красной Луны…

Это было жестоко, несправедливо, но Кешка устал спорить. Собрал вещи, натолкал себе за пазуху травы, устроив гнёздышко для малыша, и двинулся в путь.

Может, оно и к лучшему. Незачем Блошке рисковать из-за чужака. У него есть семья – они в своей затерянной деревне, должно быть, все родня. Да и без того… Кешка знал, что значит расти с кем-то бок о бок, поддерживать друг друга, вместе встречая напасти… И в то же время он всегда был один, заключённый в футляр пустоты, свободный от настоящих, глубоких привязанностей. Пусть так и остаётся. Он знает лес, он справится…

Шорох за спиной. Угрюмый голос: "Не туда гребёшь". Рыжий проводник, громко сопя, обогнал несносного чужака с Той Стороны и пошёл первым. Как всегда.

Кешка едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух. Шагалось легко, словно в подошвы кроссовок вставили пружины, в голове крутилась ещё одна песня – из фильма, который любил дядя Вадим: "Журавль по небу летит, корабль по морю плывёт…"

К обеду Блошка подстрелил перепёлку. Маленький ракен вскарабкался по Кешкиной футболке, высунул нос из ворота рубахи и требовательно пискнул.

– Чует кровь, – заявил Рыжий. Помешкав, спросил: – Может, нацедить?

– Не надо. Рано ему пока.

Кешка сделал для малыша новую смесь: надавил в сыту сок черники, добавил толику просяной муки. Ракен проглотил всё. Животик у него раздулся, и зверёк заснул прямо на ладони у своего спасителя – мягкий, тёплый, доверчивый…