Милисент чувствовала себя потерянной. Ей казалось уйти в лес от людей, значит сбежать от гложущей тоски. Но и в хижине лесничего она столкнулась с той же острой невозможностью принять себя и других. Может Чармейн действительно спросила из участия, но Милисент давно не верила в добрые намерения людей, тем более из семьи Пауерс.

Может быть тут на природе она сумеет забыться целительным сном, не просыпаться от кошмаров, не вздрагивать от резких звуков. Милисент сама еле выносила то раздражительное злое существо, в которое превратилась в последнее время. Ей нужно в свою забиться в свою щель, ни с кем не общаться и уже тем более не мозолить глаза слащаво-милующейся семейной паре.

После завтрака Чармейн и Дэмиен понимающе переглянулись, будто они знают что-то, не доступное Милисент. Она чувствовала себя чужой, виноватой, да еще будто жгло под ребрами с левой стороны. И больно и будто тянет куда-то. Милисент и так ощущала себя не на своем месте, а сейчас с трудом сдерживала слезы и от этого становилась еще злее.

Чармейн наспех заплела волосы медового цвета и Милисент заметила рыжую поросль на ушах девушки. Она должна была испугаться, но наоборот успокоилась. Если Чармейн стала похожей на фейри из легенд, то значит в ней осталось меньше человеческого. Может, ей и вправду не нужно разжигать городские сплетни.

Уши Милисент запомнила. Шерсть на ушах это оружие. Полезно отмечать то, что окружающие стараются скрыть.

— Давай ты, — сказал Дэмиен и Чармейн согласно кивнула. Повернулась к Милисент и спросила.

— Готова к первому заданию?

Чармейн потянулась за котомкой, Дэмиен помог ей одеть лямки на плечи. Из-за тяжелого живота Чармейн было неудобно наклоняться к полу.

— Готова, конечно, — ответила Милисент, стараясь сдержать дрожь в голосе. — А что за задание?

И началось. Быстрый бег по оледеневшей траве. Чармейн вовсе не запыхалась, только щеки порозовели, даром, что живот должен был сделать ее неповоротливой. Милисент часто дышала, направив все силы, что бы не отставать. Хоть жжение под ребрами стало полегче.

Чармейн бежала по ведомому ее курсу, ныряя под кустарник, сворачивая к каменистому берегу реки. Иногда она замирала, прислушиваясь, затем жестом указывала Милисент дорогу.

— Посмотри! — Милисент не удалось сдержать удивленный крик.

Они как раз проходили мимо векового дуба, нынче щедро украшенного покрывалом инея. На нижней ветви в ледяных туфельках стояла юная девушка в одеянии из белоснежных перьев, сверкающих снежинками. Милисент забыла обо всем на свете, разглядывая тонкие черты девушки (или фейри?), белые волосы до пят, развевающиеся на ветру, большие глаза цвета незабудок. И рога, ветвистые, оленьи, короной венчавшие головку. Девушка разглядывала их сверху, ничем не выдавая своего присутствия. Если бы Милисент не задирала голову, стараясь вобрать в себя как можно больше окружающих чудес, они бы ее никогда не заметили.

Чармейн тоже остановилась как вкопанная.

— Я ее не знаю, — прошептала она в изумлении.

Белокурая фейри в ветвях повернулась к Милисент, погрозила ей пальцем. Проворно перебирая ногами, залезла на вершину дуба и там ее будто сдуло ветром. Милисент готова была поклястся, что фейри превратилась в туман.

— Кто она?

Чармейн пожала плечами.

— Мы опаздываем, скорей.

Но от Милисент не укрылся нервно подрагивающий уголок губ и неуверенность во взгляде лесничей. Милисент остро чувствовала чужую перемену в настроении. Она отметила для себя скрытность Чармейн, поставила галочку в отрицательной графе, вместе с утренними допросами. Похоже подругами им не стать. Что ж, Милисент ищет не подругу, а спасительное одиночество.

Они прошли мимо трухлявой липы с большим дуплом. Чармейн заглянула в него и нахмурилась.

— Посмотри, тут был лаз, но он недавно обрушился.

Дерево изнутри было полым, на месте лаза действительно виднелась свежая земля. Под ребрами неимоверно кололо и зудело, Милисент почесала бок.

— Уже начала чувствовать огонек? — спросила Чармей. — Пока прислушивайся к зову, потихоньку начнешь его понимать. Совсем рядом, смотри во все глаза.

Они вышли к обрыву. Под весом снега случился оползень, внизу лежали вперемешку лед и свежая порода.

Чармейн увидела что-то на склоне, подвязала юбку, чтобы не путалась в ногах и принялась спускаться вниз. Милисент повторила ее движения, стараясь не дышать глубоко, так как боль в боку стала почти невыносимой. Ее всю жгло, приказывало поторопиться.

Прямо на склоне оврага чернел вход в нору, не видный сверху. Когда Милисент добралась до него она уже вся пылала. Боль поутихла вместо нее нахлынула бешеная жажда действия. Мышцы дрожали от напряжения, по жилам тек жидкий огонь.

Нору завалило при обвале. Чармейн одной рукой ухватилась за корень, торчащий из земли, второй кинула Милисент котомку.

— Достань лопату, — попросила она сквозь зубы. Видно, ей тоже приходилось нелегко.

Пока Милисент возилась с котомкой, Чармейн принялась неистово копать. Черные комья летели вниз, лесничая изловчилась и нашла удобную точку опоры, чтобы работать двумя руками. Земля была мягкая, работа спорилась. Пока Милисент разбиралась с содержимым котомки, Чармейн уже наполовину скрылась в норе, а потом достала оттуда нечто живое, похожее на собаку с длинным хвостом. Вся в черной грязи и пыли, собака извивалась, тявкала, чихала и бешено крутила хвостом как мельничьим колесом. Милисент пригляделась и узнала в животном лису.

Чармейн сквозь зубы пыталась напеть заунывный мотивчик из трех нот, но то и дело отплевывалась от хвоста, хлестающего по лицу и от комков земли, летящих от очумевшего животного. Лиса извернулась и тяпнула Чармейн за предплечье, потом взбрыкнула и невероятным прыжком запрыгнула на кромку оврага. Оттуда обижено тявкнула опять без тени благодарности, затем припадая на заднюю ногу отправилась восвояси.

— Так это ты, неблагодарная тварь? — закричала ей вслед Чармейн. — Второй раз спасаю, дуру! В третий раз не попадайся мне!

Предплечье кровоточило и Чармейн с расстроенным вздохом расправила порванный рукав.

Милисент смотрела на нее с неприкрытым восторгом. Она вдруг увидела перед собой совсем другого человека — не скрытную красавицу с двойным дном, а человека, не гнушающегося тяжелой работы, сильного и смелого. Чармейн поползла вверх по склону, не обращая внимания на рану, не делая себе скидку на беременность. Милисент последовала за ней и уже на вершине обнаружила, что жжение исчезло.

— Чармейн, дай я перевяжу тебе плечо, — робко сказала она. В котомке лопату она так и не нашла, видимо она лежала где-то внизу. Зато наткнулась на чистую тряпицу и мазь.

— Что? Не надо, оно уже почти прошло, — Чармейн задумчиво глядела в сторону убежавшего животного. — Может у лис тоже девять жизней, как и у котов?

Милисент подняла заляпанный кровью рукав. На месте укуса виднелась чистая белая кожа, без следа ран. Под ней вниз уходили две кровавые дорожки. Милисент осталось только перевязать место тряпицей, чтобы Чармейн не мерзла.

Надо же. А на вид обычная девушка.

— Прости, что сорвала тебя с места утром. Теперь нужно сделать крюк, забрать пожитки и отправиться на новое место. У Альфреда была очень уютная пещера, надеюсь тебе понравится. Главное чувствуй себя хозяйкой, расставь все, как тебе нравится. Я буду к тебе заглядывать и брать на задания.

Чармейн щебетала о том, как удобней всего обставить пещеру, а Милисент пыталась понять, как она может говорить о глупостях, когда только что случилось невероятное. Но, наверное, такова человеческая природа — практичная часть берет верх над вечным. Ей действительно нужно обставить новый дом, будь то в волшебном лесу или на луне.

Милисент пришлась по душе пещера бывшего лесничего Ахтхольма. Она будто находилась в другом измерении — странный пейзаж из красных груд камней и деревьев, похожих на зазеленевшие канделябры. Тут было намного теплее, чем подле хижины Чармейн и Дэмиена. Никакого снега, только морозный воздух и небо, застланное сплошной пеленой серых туч.