Раваш внезапно ощутил тревогу.

— Отход… — успел он произнести до того, как в отсеке взревели болтеры.

Префектор ничком бросился на палубу, чувствуя, как попадания сотрясают доспех. Не поднимая головы, он пополз вперед, стреляя наугад из болт-пистолета.

Боевые братья действовали точно так же — они рассыпали строй и отступали из центра зала в поисках укрытия, по возможности отвечая огнем. Раффель, тело которого усеяли воронки от болт-снарядов, не двигался. Еще несколько воинов получили ранения.

Карио метнулся к лестнице, пытаясь сориентироваться. Легионерам нужно было уйти с открытого места, пробиться к углублениям, где лежали убитые, — но нет, по ним стреляли из-за трупов!

Подобравшись к нижним ступеням, Раваш извернулся и оперся спиной о перила, не прекращая стрелять. Вокруг него каменная кладка осыпалась и разлеталась на куски. В отсеке стало еще темнее, к полумраку добавилась пылевая завеса.

Белые Шрамы показали себя. В блестящей от крови броне, непрерывно паля из болтеров, они сбрасывали тела мертвецов и поднимались из впадин. Еще один боец Карио рухнул, изрешеченный шквальным огнем.

Но потрясение уже миновало. Отделение префектора, сохраняя дисциплину, давало отпор врагу. Доспехи, ради чего их и создавали, отразили большинство снарядов, выиграв хозяевам драгоценные секунды на поиск укрытия. Раваш оттолкнулся от лестницы и бросился к стремительным теням, уклоняясь от новых очередей. Целью он выбрал одного из Белых Шрамов в окровавленной броне.

Всего противников было девять. Даже потеряв двоих, Карио не слишком переживал из-за соотношения сил.

«Вы не знаете, с кем связались», — подумал он, сближаясь с врагом на длину клинка.

Отступив, неприятель выхватил изогнутый меч. Раваш ударил сверху вниз, вкладывая в замах всю тяжесть сабли. Клинки столкнулись со злобным скрежетом, вдоль лезвий посыпались искры. Белый Шрам парировал умело — быстро повел оружием, поглощая силу соударения. Легионеры обменялись несколькими выпадами, их мечи кружили, лязгали друг о друга и ловко разделялись.

За пять ударов Карио разгадал оппонента. Заметив, что он чаще уходит вправо, префектор почти незаметно показал укол слева, чуть выждал, пока Белый Шрам сместится туда, ушел от него пируэтом и резко выбросил саблю вперед.

Острие клинка вспыхнуло, пробив нагрудник, чисто рассекло мышцы и вонзилось противнику в живот. Тот пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие, но Раваш уже выдернул саблю, развернул ее и широким взмахом обезглавил врага. Белый шлем с лязгом запрыгал по палубе, разбрызгивая кровь.

Карио хотел ринуться в гущу боя посреди зала, но тут на верхней площадке со скрежетом раздвинулись двери. На лестницу ворвалось создание в серо-стальном доспехе, вооруженное боевой глефой, которую окутывало расщепляющее поле. Этот воин двигался иначе, более дергано, и в нем чувствовалась грузная, машинная сила.

Осознав, что видит неприятельского командира, Раваш отсалютовал ему в старой манере: чуть опустил клинок и вновь принял боевую стойку.

— Как храбро — ждать в безопасном месте, пока твои воины умирают, — заметил префектор.

Враг, переваливаясь, сблизился с ним и занес глефу для удара. По длинному залу все так же разносились треск и грохот болт-снарядов, перемежаемый лязгом и звоном скрещивающихся клинков.

— Ты опоздал, — произнес Белый Шрам с сильным акцентом, который придавал готику странную мелодичность. — Эти корабли скоро будут в варпе.

Карио всесторонне изучал противника, анализируя тон его речи, то, как он держит себя, и сотню других незаметных мелочей, которые выдавали сильные и слабые стороны оппонента.

— Тогда поторопимся, — ухмыльнулся он под личиной шлема. — Покажи, кого я пришел одолеть.

Глава четвертая

За пожаром и гибелью кораблей Эйдолон наблюдал глазами, полученными не так давно. С тех пор лорд-командующий видел мир в более насыщенных цветах и куда тоньше воспринимал оттенки его мучений. Доспех только способствовал этому — после изменений, внесенных плетельщиками плоти в древние устройства брони, она усиливала поток восприятия, перенаправляла его и отсеивала все преходящее, оставляя лишь услаждающую сердцевину.

Легионер медлил на пороге телепортационной камеры, вне зоны прыгающих разрядов энергии. Через обзорные иллюминаторы он четко различал все, что происходило возле Врат Калия.

В пятидесяти километрах от него — буквально в шаге, по меркам космических боев, — к Замковому Камню несся эсминец Белых Шрамов со сломанным хребтом и горящими бортами. Врага терзали десантно-штурмовые корабли, вспарывая залпами остатки бронепластин на фюзеляже. Звездолет непрерывно стрелял в ответ и поддерживал темп огня, хотя его корпус плавился и распадался на атомы.

Эйдолон чувствовал ужас, струящийся из неприятельского корабля. Он улавливал запах беспримесного страха, который выходил с потом рабов-артиллеристов и смертных офицеров на мостике, продолжавших выполнять свой долг. Лорд-командующий мысленно перенес себя на место этих людей — изуродованных, зажатых под рухнувшими палубами, ловивших воздух, что улетучивался через рваные пробоины от снарядов.

У него участилось дыхание.

«Хотел бы я оказаться там, — подумал легионер. — Хотел бы, чтобы такое происходило со мной».

Вокруг Эйдолона выстроились для сражения его братья. Каждый из них носил доспехи, которые некогда были броней типа IV с золотой отделкой Третьего легиона, а теперь не поддавались описанию. По ним змеились провода, которые соединяли гротескно огромные горжеты и верхние части кирас с комплектами звукоусилителей, вставленных между перекрывающимися керамитовыми пластинами с богатой инкрустацией. Все воины имели при себе оружие одинакового типа — какофон, увесистую органную пушку с раздутыми эхо-камерами и психозвуковыми резонаторами. Установки уже гудели на низких частотах, сотрясая палубу. Незакрепленные предметы рядом с легионерами дрожали и подпрыгивали.

Создателем акустического культа был Марий Вайросеан, но со временем новые веяния распространились по всему легиону. Чем очевиднее становились разрушительные дары, полученные воинами, тем охотнее они присоединялись к шумовому братству. Сам Эйдолон, мутации которого после возрождения стали гораздо более выраженными, чем у остальных, держал сейчас в тяжелых латных перчатках громовой молот с бугристым оголовьем, окруженным загадочной псионической энергией. Она отбрасывала тошнотворно-зеленые отсветы на железные двери камеры, подрагивая в ритм с холостым ворчанием органных пушек.

Лорд-командующий по-прежнему ждал. Снаружи, в пустоте над Калием, все новые корабли разлетались на куски, выбрасывая своих обитателей в вакуум. Эйдолон видел, какой ценой космолеты из авангарда Белых Шрамов прорываются через перекрестный обстрел. Он наблюдал, как неизменно верный Коненос, покинув укрытие в тени Ожерелья, вступает в гибельный танец. Смотрел, как торпеды уносятся в никуда, будто осколки выбитых ураганом стекол, и знал, что в каждой из них находятся живые воины.

Закрыв ноющие глаза, лорд-командующий обратился в слух. Звуки достигали его даже через пустоту — демонические шепоты повторяли их в имматериуме.

…жать строй! Держать строй! Не терять… Именем Императора! К надиру! Повысить мо…

…цать пять румбов. Повторный залп. Следить за контратакой с…

…не выдержит столько, господин. Корпус треснет, промети…

…ет! Нет! Еще рано! В чем дело? Что за дьявольщи…

Они переплетались, словно нити, эти голоса из глубин. В каждом из них жили похоти и прихоти, ничтожные пред лицом эмпиреев. Вскоре говорившие люди утонут в пучине варпа, пойдут на корм голодным сущностям, что хищно кружат внизу.

— Господин, — позвал Фон Кальда по комм-связи.

Эйдолон уже знал, что спросит это создание, но не стал обрывать советника.

— Да?

— Враги пробьются через заслон, — неохотно доложил Фон Кальда. — Они теряют корабли, много кораблей, однако высадка все равно состоится. Замковый Камень укреплен, но если среди атакующих находится он…