— Да блин, какой улей? Если ты думаешь, что это как гнездо обычных пчел или ос, то нет. Фиолетовые ксилокопы не живут колониями. Это одна пчела, которая будет прилетать, бурить тоннель, откладывать туда яйца, каждое с запасом пыльцы, и улетать. Личинки развивается полностью самостоятельно, потом взрослые пчелы вылезают из бревна, и адью. Но, конечно, наши квартирные хозяева такого не поймут, — добавила Рей с грустью.

— Правильно сделают, — подтвердила Роуз. — А насколько они ядовитые?

— Пишут, что укус в шею смертелен.

— Смертелен?!

— Ты прикормила у нас на балконе смертельно ядовитое насекомое?

— Роуз, я не знаю, каким долбоклюем надо быть, чтобы выбесить пчелу, а потом подставить ей шею для укуса. Он просто летает, опыляет, я за ним наблюдаю, и все. Если не хватать его руками, он не укусит. Кстати, вон он. Вон-вон, смотрите!

Приметное черное насекомое появилось из-за широких фасолевых листьев и стало кружить по балкону. Роуз взвизгнула и вжалась в Финна, когда плотник подлетел слишком близко. Затем он направился в сторону Рей. По, стоявший рядом, на миг замер с вытаращенными глазами, потом резким движением выплеснул в насекомое остатки чая из своей кружки. Горячая жидкость тяжело ударила в листья , запачкала подставки для цветов и улетела за борт.

— Ты что делаешь, придурок?

— Кыш, кыш от меня, монстр!

Монстр успел увернуться от чая и с грозным жужжанием спикировал на обидчика.

— Так, вон отсюда! — Рей вытолкала По с балкона. — Не хватало еще, чтоб вы мне цветы опрокинули.

Практичная Роуз подхватила чай и сахар, Финну остались сушки, и вся компания эвакуировалась в комнату. Рей задержалась вытереть лужи.

Виновник этого переполоха как ни в чем не бывало собирал мед.

— Что-то ты агрессивный сегодня, — сказала ему Рей между делом. — Не стоило их так пугать.

Тот оторвался от цветка и перелетел ей на плечо. Рей привычным движением сняла его на палец и заглянула в мордочку.

— А ты самец, — проговорила она задумчиво, разглядывая его усики: два последних членика красные, последний изогнутый. — Ревнивый собственник, значит. Имеешь гарем из двух-трех самок?

Ксилокоп застенчиво потоптался на месте.

— Я никому не скажу, что у тебя нет жала, — пообещала Рей. — Не буду ронять твой авторитет.

***

В июне наступила сессия, и у Рей совершенно сбился режим.

Роуз временно съехала к Финну заниматься — ну, ясно, чем они там занимались; Рей никто не мешал, но она все равно ложилась поздно. Вставать, как раньше, на рассвете и заниматься с утра — не хватало силы воли, она едва-едва продирала глаза по будильнику, а вечером снова засиживалась над учебниками допоздна. Наблюдения за живой природой отменились сами собой, Рей едва хватало на то, чтобы поливать цветы.

В ту ночь она легла, когда почувствовала, что третий раз читает одну и ту же строчку формул.

Разбудила ее возня на балконе. Она не сразу сообразила, что это не сон.

Было очень рано и пасмурно, в такие утра заросли на балконе выглядели угрюмо. И там кто-то был. Ей не послышалась и не привиделось — за балконной дверью стоял во весь рост высокий мужчина в черном. В сумерках, сквозь тюль лица было не разглядеть, но Рей могла поклясться: она никогда не встречала никого похожего.

Она бы запомнила: широкие, немного сутулые плечи, пышные черные волосы до плеч…

Рей замерла. Она привыкла спать с открытым балконом, иначе было слишком душно. И сейчас ничего не отделяло ее от чужого мужчины вдвое крупнее ее. Как он вообще туда попал? Четвертый этаж, пожарной лестницы нет. Влезть с чужого балкона, не повредив ни одного растения, не порвав ни одной опоры? При его-то габаритах?

Леденящий страх — страх перед необъяснимым — затопил внутренности.

Пришелец качнул головой, будто решаясь — он не замечал Рей, та спала в глубине комнаты, — и осторожно, чтобы не порвать тюлевую занавеску, нажал на дверь.

Надо было что-то делать, и быстро. Рей как была, в ночнушке, вскочила с дивана и с разбегу всем телом навалилась на дверь со своей стороны.

— Куда ты лезешь, вон отсюда! — выкрикнула она первое, что пришло в голову.

Как ни странно, он отступил без борьбы. Дверь захлопнулась. Рей поневоле оказалась лицом к лицу с незваным гостем.

Он не походил на грабителя. Вообще ни на кого, кого она ожидала увидеть. Сквозь стекло и тюль на нее смотрели печальные карие глаза. Полные яркие губы были приоткрыты и чуть вздрагивали, точно собирались что-то сказать. Бледное угловатое лицо с крупным носом, который его совершенно не портил, а лишь придавал своеобразного мужественного очарования, было как будто вообще не из этого мира. Лицо сказочного рыцаря, зачарованного принца, на котором застыла растерянность и горечь: как будто, закрыв перед ним дверь, она глубоко ранила его…

Это длилось секунду, а потом незнакомец исчез. Рей вздрогнула от неожиданности: там, где был человек, возникла черная пчела, которая сначала ударилась в стекло, а потом с жужжанием сделала зигзаг по балкону, нырнула между листьев фасоли и пропала.

Это было слишком странно, чтобы как-то реагировать на то, что произошло. Рей просто легла досыпать, потом проснулась, сходила на экзамен, потом в столовую, потом в библиотеку… Вечером они вчетвером гуляли в парке и пили пиво в честь сдачи. Странное утреннее происшествие затерлось в памяти, и вскоре Рей уже не могла сказать, было оно или самозародилось в ее утомленном мозгу от недосыпа и нервного перенапряжения.

***

Три ночи спустя ей приснился Цветочный замок. Он был в точности таким, как она оставила его лет в шесть или семь, когда выросла из этой игры. В красках, в мельчайших подробностях, которых она уже не помнила наяву. И там был он — черный рыцарь с печальными глазами встретил ее в беседке из красной фасоли.

— Рей, — сказал он проникновенно, — у меня нет никакого гарема из двух-трех самок. Только ты. Ты одна.

Рей открыла рот, чтобы ответить, и проснулась.

***

Сессия кончилась. Дни пошли на убыль, а жара в гору. Красная фасоль по-прежнему цвела, хотя из прежних цветов внизу стеблей уже завязались стручки.

Фиолетовый ксилокоп не прилетал. Или прилетал, но ни утром, ни вечером, ни днем по выходным ей не удавалось застать его. Потом Рей перестала вставать на рассвете.

Потом кончилось лето.

На холодном ветру, обрывая засохшие стебли, чтобы отвязать лески и освободить балкон, Рей вдруг остро ощутила, что это — последнее напоминание о загадочном летнем приключении, о котором она до сих пор не знала, что думать.

Смутная, ноющая пустота в груди, оставшаяся от того утра, так никуда и не делась.

Загадочный незнакомец снился ей еще несколько раз, осенью и зимой. Эти сны уже не были такими красочными и живыми, как первый: они просто сидели на кухне у нее или где-то в гостях, и Рей горячо говорила:

— Понимаешь, даже если б я поцеловала тебя и ты стал человеком, что дальше? У тебя нет документов, жилья, работы… никаких средств к существованию. Я бы не смогла прокормить тебя…

Потом просыпалась с чувством жгучего стыда за эти жалкие доводы, больше похожие на запоздалую попытку оправдаться.

В апреле она достала банку с декоративной фасолью, покатала в ладони пригоршню блестящих бордовых зерен и высыпала обратно. У нее не будет второго шанса сделать то, что мучительно хотелось сделать, сказать то, что не успела сказать. Пчелы-плотники переживают зиму, но — только самки.

***

Как-то Рей вышла из подъезда вынести мусор. На ветвях чирикали синицы, где-то поодаль шоркал метлой одинокий дворник. Под стеной дома доживали последние дни отвалы грязного снега, но газоны уже зеленели вовсю, а на клумбах цвели крокусы и примулы. Над ними жужжали первые шмели.

У Рей екнуло сердце: в боковом зрении блеснуло знакомое черно-синее… На желтых цветах примулы, соскальзывая и помогая себе крыльями, возилась крупная ксилокопа. Рей поставила ведро на землю. Медленно, как в кино, насекомое оторвалось от цветка и полетело к ней.