Внутри здания одновременно могли молиться двадцать тысяч народа, а ещё восемьдесят класть поклоны своему аллаху на прилегающем к зданию дворе!
Внутри нас заставили снять обувь и мы двинулись по ковровому покрытию вглубь грандиозного сооружения сотворенным человеком.
Халиб что-то нам коряво вещал в наушники, а я начал быстро перебирать ногами, потому что холодный пол пронзал невероятной стужей.
Над моим ухом раздался голос друга:
- Паря, ты как хочешь, а у меня скоро хрен от холода отвалится!
Мне, что есть дело до этого Мухаммеда со всеми этими пророками, какая мне разница, что можно правоверному мусульманину, что нельзя.
Я только точно знаю, что если сейчас не пересцу, то начну поливать прямо на этот ковёр, на котором валяются в религиозном экстазе правоверные.
Бляха муха, он же не хрена не греет!
Я не успел ничего ответить, потому что мы подошли обратно к своей обуви и, натянув с блаженством туфли, спустились по ступенькам в подземную залу, где правоверные перед молитвой должны были пройти омовение, не гоже оказывается им грязными предаваться разговору с аллахом.
К счастью для многих, там же находились туалеты, и практически все участники экскурсии покинули гида и его бред о чистоте ислама.
Страждущие православные и примкнувшие к ним лица бросились в кабинеты, куда и их имам пешком ходит.
Выйдя из туалета, я увидел рядом стоящих и о чём-то оживлённо беседующих старшую нашей группы Галю и моего друга.
Подойдя, скоро выяснил, что Митя старательно убеждает разгневанную женщину, освободить нас от дальнейшего участия в экскурсии:
- Пойми гражданочка, у меня началась аллергия на этого недоделанного Халиба, от его рьядом, рьядом, я скоро начну изрыгать проклятия в адрес его аллаха и всех рьядом стоящих пророков, мы дальше вместе с группой не поедем, а останемся с моим другом в этом симпатичном городе и распорядимся свободным временем на своё усмотрение.
Увидев меня, Галя тут же затараторила:
- Стас, ну, убедите хотя бы вы его, нельзя нам отрываться друг от друга, мало ли, что случится, вся ответственность падает на меня!
У нас, в конце концов, общая виза на всю группу, и мы не можем по одиночке возвращаться на корабль.
Я видел, что Митя был готов снова броситься в бой и я решил найти компромисс:
- Галя, время уже подбирается к двум часам дня, пора уже обедать, а у нас с другом строгое расписание, потому что оба страдаем гастритом.
Нам уже пора принять лекарство и скушать что-нибудь диетическое, и никак не климатит где-то на ходу перехватить неизвестно чего, а потом полтора часа пилить в Рабат, чтобы посмотреть дворец, в котором проживает их король с многочисленными домочадцами, нам с другом это не кажется привлекательным.
Поэтому, давай тихонько договоримся - к шести часам мы будем на причале стоять, как штык, а Митя даёт тебе честное комсомольское, что мы тебя не подведём.
Ты же знаешь, что с английским у меня порядок, за себя постоять можем, а вечером с нас будет причитаться...
Я вдруг увидел, как женщина густо покраснела, а Митя отвернулся.
Галя, опустив глаза, проворковала:
- Ладно, ребята, я вижу вас всё равно не переубедишь.
Мы сейчас идём к автобусу, а вы, чтобы не растревожить остальную группу, незаметно отстаньте и двигайтесь в сторону океана, он отсюда хорошо виден.
Вдруг ставшая на диво покладистой старшая группы, повернулась и пошла на встречу к Халибу, двинувшемуся в нашу сторону.
Мы с Митяем вышли на набережную океана и залюбовались величественной его красотой:
- Мить, ты не знаешь, что такое произошло, но наша Галинка вдруг стала неожиданно чуткой. Отзывчивой и даже симпатичной?
Рогот Мити пересилил грохот волн
- Я ей паря, полсотни евриков в груди сунул.
- Еврики? куда?!
- Ну, чего ты на меня вылупился, сунул ей за пазуху полтинник, чего тут не понятного?
- Митька, ты чёрт с рогами, а если бы...
- Не валяй дурака, она, что не человек или нефть в Тюмени добывает?
Всё, хватит любоваться этими красотами, пора искать, где похавать и малость на грудь взять, ты ведь сказал Гале, что нам пора лекарство принимать!
Ты, паря, как я гляну, на язык не промах, палец тебе в рот не клади, уважаю!
Я не стал расшаркиваться с другом в комплиментах, а двинул в сторону не далеко стоящих зданий с яркими вывесками.
Прямо на набережной мы быстро отыскали подходящий для нас французский ресторан и не мудрствуя лукаво, заказали мясо под сыром с луком, жульен, салаты и, конечно же, бутылочку коньяку, вылившуюся нам, как позже выяснилось, в изрядную копеечку.
Митя, видя моё расстроенное лицо, хлопнул по плечу?
- Паря, ты чего приуныл, бабок за французский пузырь что ли жалко?
- Мить, ты пойми меня правильно, я не жмот и не крохобор, но отваливать за бутылку алкоголя полторы сотни евро не могу и не хочу.
Если так дальше пойдёт, мои две тысячи, что я взял с собой, скоро превратятся в мочу, а нам ещё предстоит посетить Канарские острова, Мадейру, Малагу, Рим, Геную и Марсель!
- Так, паря, понял, не дурак, больше в такой разор я тебя вводить не буду.
Впредь никаких кабаков с дорогим пойлом, а если мне блажь стукнет в мою бедовую голову, то мне эту блажь и оплачивать.
Пойдём по магазинам прошвырнёмся, надо же на вечер и на весь завтрашний день что-нибудь крепенькое скумекать.
- Мить, я, пожалуй, уже прекращу так кирять, боюсь, что скоро могу скопытиться, ведь такой марафон у меня впервые.
- Стас, я не собираюсь тебя насиловать, не хочешь, не надо, я ведь не гордый, могу и сам с собой выпить, мы же сибиряки, люди привычные.
Ты только будь рядом, прикипел я к тебе паря душой, у меня ещё никогда такого антилегентного друга не было.
- Мить, брось ты мне выписывать комплименты, чай не барышни, мне тоже с тобой общаться очень даже приятно, честное слово!
Я не стал говорить Митяю, что у меня друзья были только в детстве, а институте и на работе ими даже не пахло, там были совсем другие отношения, часто замешанные на зависти, корысти и подсиживании.
Несмотря на выписанные друг другу высокие аттестации, настроение у моего дружбана пропало, а следом и у меня.
Я понимал, что Митя вырвался на волю из рутины тяжёлой работы и не устроенного быта, что ему хотелось подарить своей душе не забываемого праздника и я все эти дни достойно справлялся с ролью хорошего напарника.
Мы понуро потягались по промтоварным отделам, ни на чём, особо, не останавливая взгляда и, наконец, зашли в продуктовый магазин.
Митя решительно схватил с полки бутылку коньяка и пошёл на кассу, где при расчёте оттолкнул мою руку с половиной цены за него.
Находясь за пределами отдела, я поинтересовался:
- Ну, чего ты на меня рассерчал, и, как ты пронесёшь эту бутыль на корабль?
Митя прищурился:
- Давай паря так, хочешь пьёшь со мной, не хочешь, только присутствуешь, но платить за горючее я тебе больше не позволю.
Ты думаешь, что Митька закоренелый пьяница и жить без этой поганой булды не может?
Ещё как могу, бывает по нескольку месяцев в рот не беру.
Но, пойми меня правильно, мне уже сорок два года, а я впервые отдыхаю, как белый человек!
В нашей Москве и то впервые побывал и всего лишь один день провёл перед этим полётом в Барселону, а тут...
Ах, не привык я распинаться и душу наизнанку выворачивать.
Митя махнул рукой и отвернулся.
От слов дружбана мне стало тепло и одновременно не ловко на душе, и я перевернул разговор на другое:
- Митяй, как ты собираешься пронести бутылку на корабль?
- А, что, меня будут обыскивать?
Зачем, ты разве не видел, что нас при входе просвечивают и сумки проверяют?