Кажется, не такое уж хитрое изобретение - эхолот. Принцип действия его прост: ультразвуковой импульс проходит толщу воды и, отраженный поверхностью дна, улавливается на судне; скорость распространения ультразвуковых волн в воде известна, значит, нетрудно определить и глубину. Но для моряков этот прибор стал их вторым, подводным, зрением. Сколько кораблекрушений, аварий избежали они благодаря эхолоту.
Пока я знакомился с оборудованием, ребята вернулись с берега. Их подбросила "Северянка", маленькое портовое суденышко. Знакомлюсь с техниками Леней Скобловым, Володей Золотаревым, Жорой Тумановым, Петей Тарасевичем. Все крепкий, рослый народ.
Тотчас же образовалась очередь в душевую. Боцман Иван Васильевич Лютиков в порту воды не жалел. Это потом, в море, один кран в целях экономии он выключил, а во второй давал воду лишь утром, в течение тридцати минут. Боцман, как и подобает ему по должности, был человеком хозяйственным.
В столовой команды мест для всех не хватает: одни ужинают, другие их поторапливают. Но банка (табуретка) боцмана пустует. Его место не занимают ни под каким видом. Боцман в столовой команды то же, что капитан в кают-компании. Он придет позже, как человек солидный, не любящий толкотни.
Жуют усердно, на аппетит никто не жалуется. Петя Тарасевич, выжимающий штангу, весом свыше ста килограммов, дождавшись своей очереди, присаживается на краешек Скамьи, придвигает к себе бачок. Половник, которым он делает несколько вращательных движений, сопротивления не встречает: мясо выловлено. "Уже протралили", - констатирует он с сожалением.
Провожание нельзя было назвать шумным, многолюдным. Пароходный гудок трижды взревел. Под винтом вздулась, забурлила зеленая вода. Медленно, осторожно пятясь, "Фарватер" отступил от причала, развернулся, и капитан перевел рукоять телеграфа на "средний ход". Началось плавание.
Первую гидрографическую вахту стояли техник Володя Золотарев и инженер Юра Медведь. Сразу же вышел из строя эхолот. Вызвали Славу Пархунова, электрорадионавигатора, огромного сильного парня. Поднявшись в рубку, он мрачно осведомился у Золотарева:
- Техминимум для детсада сдавал?
- Я, что ли, его сломал? Сам сломался...- огрызнулся тот.
- Сам не сломается,- уже спокойно сказал Пархунов, открывая крышку прибора. - Надеюсь, не пытался чинить?
- И не притрагивался!
- И на этом спасибо!
Он несколько раз ткнул отверткой в нутро эхолота, что-то ковырнул толстым пальцем - и аппарат застучал.
- Так-то,- сказал он назидательно, убедившись, что все в порядке.
И все пошло своим чередом. "Фарватер" проходил за километром километр. На штаге корабля вывесили два красных шара и белый ромб - сигнал "Веду спецработы". Инженер определялся, заполнял планшет, техник снимал глубины, оформлял эхограммы, вел журнал.
Ни погода, ни льды не помешали начать работу. Навигация обещала быть успешной. В салоне было весело. Скоблов и Тарасевич рассказывали разные забавные истории. Они вместе УЧИЛИСЬ на арктическом факультете Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала Макарова. Два старших брата Скоблова тоже выпускники "макаровки". Один закончил училище пятнадцать лет назад и уже стал кандидатом наук, другой работает инженером-гидрографом здесь же, в Тик-синской гидробазе. Тарасевич еще до училища работал на Ладоге помощником капитана буксира.
... Утром я проснулся от грохота. Казалось, рассыпалась поленница дров. Это отдали якорь - "Фарватер" стоит у берега, в виду полярной станции Святой Нос.
Спустили на воду рабочий катер, лодку-ледянку. Желающих размяться на берегу оказалось так много, что начальник отряда Владимир Ильич Чудаков распорядился, чтобы никому не было обидно, первым рейсом перевезти фанеру, цемент для полярников. Тарасовичу, Медведю и Томсону поручил определиться способом теодолитной засечки с берега. А потом уже, в два-три рейса, перевезли на берег всех остальных.
Полярники искренне радовались нашему прибытию. На станции зимой живут метеорологи, гидрологи, радисты, а летом и осенью к ним присоединяются сезонные рабочие, практиканты. Сейчас здесь живут курсанты Ленинградского Арктического училища Володя Власов и Рома Мухашаврия, грузин из Батуми, который несравненно играет в нарды. Их балок на отшибе. А дальше, у горизонта,-караван игрушечных корабликов, которые входят в пролив Дмитрия Лаптева. Суда идут гуськом, кильватерной колонной, медленно, так что их видно с полчаса. Здесь пароходам мелко, они даже поднимают винтами со дна ил.
А по другую сторону поселка, к западу.- маленькая избушка метеорологов. Все остальные живут в большом, основательно построенном бараке и в сборном типовом доме из алюминия и стекла, с вентиляцией, с комнатами на одного человека, стены которых выкрашены в голубой, розовый, зеленый тона.
Что еще есть здесь? Электростанция, дизельгенераторы которой стучат днем и ночью (шум этот настолько привычен, что никто его не замечает, полярники уверены, что живут в абсолютной тишине). Гараж на восемь вездеходов. Радиомачты, мачты флюгеров, метеобудки. Пустые железные бочки из-под бензина, солярки, горами сложенные вдоль берега,- неотъемлемая деталь пейзажа полярного поселения на побережье.
Природа скудна: голая каменистая тундра, лишь кое-где желтые, бурые стебельки камнеломки, полярного мака.
А живут здесь долго: два, три года, десять лет.,. Образ жизни полярника вырабатывает у него профессиональный тип характера. Полярник немногословен, сдержан, терпелив. И очень деятелен, вечно занят: летом заготовляет припасы на зиму - рыбалка, охота на оленей (накануне нашего приезда полярники "завалили" 23 оленя, до отказа набили мясом ледник - яму в слое вечной мерзлоты), ремонт жилья, служебных помещений, разгрузка судов, приходящих на станцию. Зимой охота на песца. Это занятие не из легких. Песец - зверь хитрый, умный, чутье у него такое, что, если вышел ставить капкан в потертых, не новых рукавицах, можешь быть уверен: зверь не попадется. А проверять капканы нужно каждый день, в метель, пургу, в любую погоду; иначе сожрут песца сородичи или он сам отгрызет защепленную лапу и уйдет. Но это все дела побочные, основное работа,
Восемь часов вахты в сутки. А иные стоят и полторы вахты, коли нужно.
Пока разгружали катер, ледянку, пока обменивались новостями, вернулись Медведь и Томсон - засечку они уже сделали. Где-то задержался Тарасевич. Но мы не волновались. Решили, что заблудиться он не может: погода ясная, небо как в Италии - станцию видно за десяток верст. Действительно, через полчаса появился Тарасевич, запыхавшийся, потный.
- На! - сказал он торжествующе и положил на стол тяжелый, в полпуда весом, кусок мамонтового бивня.
Сколько он пролежал в земле, в вечной мерзлоте? Потемнел, стал похож на трухлявую древесную чурку, расслоившуюся по линиям годичных колец.
- Навалом их там! -шумно, радостно рассказывал Тарасевич. - Катер можно доверху загрузить! Хотел я притащить целый, но он килограммов на пятьдесят.
Арктика - это большой естественный холодильник. В начале века на побережье полярных морей, на островах Новосибирского архипелага "летовали" промышленники, добывающие мамонтовую кость. Сбор ее был ремеслом довольно многочисленных артелей. Даже плавник, бревна, вынесенные в моря великими сибирскими реками и болтавшиеся в океане так долго, что комли их обились, закруглились, ничуть не тронуты гниением. Просушенные, они горят ярко-желтым пламенем, обогревают зимовщиков, охотников, геологов, оленеводов.
С полярниками Святого Носа мы обменялись фильмами. Хозяева разрешили брать любые, кроме одного, под названием "Убийство рыжего парикмахера". Это, так сказать, их собственное творчество, представляющее собой часть из "Звезды Улугбека", кусок "Женитьбы Бальзаминова", несколько кадров из "Новостей науки и техники" и каких-то других лент. Все это причудливо смонтированное действительно производило комичное впечатление. Кроме того, нас снабдили олениной, соленой и свежей рыбой.
