Изображаю радушную улыбку и произношу:
- Добро пожаловать на тот свет, мистер Беркович!
* * *
Беркович, узрев свой лик, обрамленный трауром, чуть не сошел с ума в прямом смысле этих слов. На это еще наслоились остаточный эффект от "эликсира правды", ноющее плечо и глупая шутка. Жужик видел мое фото, был уверен, что меня застрелили, и, когда разглядел при нормальном освещении, кто же его захватил, да еще и спросонья решил, что на самом деле оказался "на том конце тоннеля". Но молодая психика, сформировавшаяся на мультфильмах про Тома и Джерри, комиксах и прочих ужастиках, справилась. Вот если бы он читал в своем колледже Достоевского и Толстого с фонариком и под одеялом, то после таких вот душевных потрясений, зуб даю, не миновать парню "палаты номер шесть"! Как говорил знакомый санитар Валик Зэленый, который попал в медицину после позорного изгнания из рядов ОБНОНа : "Ебнувся б нахуй. Ту-ю-ю-т же!"
Ближе к вечеру, когда Беркович полностью отошел от допросного зелья, а я с третьей попытки всё же сумел проснуться, началась полномасштабная вербовка с использованием достижений народных методик.
По старой русской традиции, занесенной в быт гнилой интеллигенцией, пьянствуем на кухне. Мила, чуть пригубив псевдокактусовой паленки, выпорхнула из-за стола и шурует возле плиты, время от времени возвращаясь с очередной свежеприготовленной закусью.
Психотерапевтический сеанс был не прихотью моего изголодавшегося по алкоголю подсознания, а суровой необходимостью.
- Ну давай, Алан! Чиаз! - рюмка далеко не первая, и на тосты я уже не размениваюсь.
- Чиаз! - обреченно отвечает Беркович и, расплескивая содержимое, тянется через стол.
Два покойника чокаются и выпивают. Дожевываю остатки отбивной, встряхиваю практически пустую бутылку текилы под названием "Текила" и снова наливаю.
- Ты - труп! Алик, ты понимаешь, что ты сейчас - вонючий и мерзкий труп! - продолжаю я обработку, - хотя нет, не вонючий. Ты поджаренный и с корочкой труп! - парень явственно зеленеет и с подозрением глядит осоловевшими глазами на тарелку.
- Не косись, не косись! Мила у нас отличная хозяйка и человечину не готовит! - подмигиваю девчонке, уже готовой переебать Жужика сковородкой по тупой башке. А следом и самого себя, чтобы хуйню не нёс.
- Так вот, Алик, я к чему веду! - доверительно склоняюсь к Берковичу. - Ведь и я тоже труп для твоего начальства! Только ты сгорел, а меня пристрелили! Вот Мила, она еще не труп! Но стоит нашим врагам напасть на её след, и ее кости тоже растащат койоты!
Понимаю, что сбился на полнейшую ерунду, но Беркович, похоже, не улавливает тонкостей бреда, воспринимая весь ужас своего бытия в комплексе. Жужик, извернувшись на табуретке, пялится на девчонку. Та же, делая вид, что занята и не слышит, стремительно краснеет.
- Милли, - выдавливает Алан, успевший переиначить ее имя на свой лад, - Но это ужасно, мы же боремся за демократию...
- Это точно, за нее, родимую. Американец, как известно, за демократию готов угробить сколько угодно народу. Ты уже в этом убедился.
- Но я же делал все, как учили, - собутыльник с трудом ворочает языком. - А они меня решили убрать с дороги, как... как мусор...
- Ты влез в очень опасное дело, парень! - оказывается, под Клинта Иствуда косить не так уж и сложно. Сложнее не заржать в голос после очередного "перла". - Твои боссы, если найдут бомбу, не будут кричать в новостях о наследии СССР...
- СиЭнЭн... - вяло бормочет Жужик.
- И БиБиСи до кучи, - отмахиваюсь я и продолжаю, - Они ее перепрячут и используют для своих темных и грязных делишек! Видишь, они уже начали зачищать регион! А мы с тобой и попали в ебанный список "объектов зачистки".
- Что это значит, Виктор? - задает глупейший вопрос малохольный поклонник Джека Райана
- Это значит, что они ее где-нибудь взорвут.
- Оу, факкинг щиит! - переходит на родимые ругательства американец. - Что же делать, Виктор? И почему они так со мной? Бастардс...
Признаться, больше всего мне сейчас хочется недоуменно почесать репу и развести руками. Не в ответ Жужику, а констатируя упадок нравов и профессионализма у мирового буржуинства. Мне было как-то естественно наблюдать, как потихоньку снижается планка мастерства разной спецуры после гибели СССР. И у нас, и в России - что-то сам видел, об ином слышал от не склонных к пустой болтовне людей. Но то, что процесс этот - как улица с двусторонним движением - как-то не думал. А теперь вот сидит передо мной этакий оболтус, на фаст-фуде взрощенный, кока-колой выпоенный, на своего Райана молящийся. И, кажется, сейчас совершенно искренне заплачет от того, что его, сиротинушку, не бочкой варенья и корзиной печенья отоварили, а чуть не убили злые супостаты - это же нечестно! В книгах так не бывает!
И ведь Жужик уже спровадил на тот свет бедолагу Сербина, но придурковатым дитем быть не перестал ни на мизинец. В общем, это даже хорошо, меньше проблем с допросо-вербовкой , что все больше походит на застолье с винным зелием. И все равно - диковато как-то.
- Тебя предали, Алан Беркович! - кричу я почти в голос, но все-таки осторожно, памятуя о соседях. Нам только визита участкового не хватате для полного пиздеца. - Предали! И тот, кто это сделал, гораздо выше твоего шефа-резидента и даже самого директора!
- Оу, билять... - проявляя неожиданное знание тонкостей русского языка, с нечеловеческой тоской воет Беркович, обхватывает ладонями голову и начинает опасно раскачиваться на табуретке. Впрочем, мойка в этой квартире без выступающих углов, поэтому башку вряд ли проломит, даже если звезданется.
- У тебя есть два варианта, Алан! Или сбежать в Сибирь и до конца жизни обитать в тайге, - при слове "Сибирь" моего собеседника передергивает, надо было еще GULAG помянуть... - Или же помочь мне и моей организации принять меры, чтобы остановить твоих бывших коллег!
Услышав про "организацию", удивленная Мила пытается что-то вякнуть, но, напоровшись на мой взгляд, поспешно затыкается. И слава богу, нехай лучше думает, что в Русе я старательно внедрялся, а не стремительно спивался...
- Смотри, Алан, - продолжаю я. - Ты же, можно сказать, второй раз родился. А что это значит?
Беркович смотрит с таким видом, будто ожидает ответа на вопрос о смысле жизни.
- А это значит, что тебе дали второй шанс! Считай, что вся жизнь до этого была лишь черновиком, а сегодня у тебя появляется шанс переписать ее начисто, лошара ты пидносская!
Алан пораженно пялится, застыв с вилкой в руке. Осторожно отбираю вилку, кладу на стол.
- Виктор, а твоя организация может обеспечить мою безопасность? - задает Жужик неожиданный вопрос.
- Враги везде, Беркович, - внушительно отвечаю. - В такой обстановке верить нельзя никому, даже себе. Мне можно.
В цитату Жужик не врубается, но кивает.
- Да, я отлично понимаю, что никаких гарантий в столь сложной обстановке давать не следует! - он трясет указательным пальцем и с неожиданно пафосным видом заканчивает, - вот если бы ты пообещал мне все и сразу, я бы тебе не поверил! - и пьяно хихикает.
Я молчу.
Текила "Текила" закончилась. Стою перед трудным выбором. Или ложиться спать, или отправлять несовершеннолетнего гонца женского полу в ближайший ларек за новым пузырем. Долго колеблюсь, но выбираю первый вариант. К явному облегчению Милы, которое она и не пытается скрыть.
Заканчиваем посиделки крепким чаем. Налив напоследок еще по кружке, перебираемся под телевизор.
Главная тема новостей - по-прежнему Руса. К концу дня появились версии о поджоге подрядчиками для сокрытия недостачи и о разборках преступных группировок. Командирским произволом, сразу же перед блоком спортивных новостей, приказываю вырубать ящик и готовиться ко сну.
Преодолев соблазн остаться в одной комнате с Милой, разрабатываю новую диспозицию. Вернее, закрепляю сложившуюся еще с утра. Пигалица в зале, Беркович на кровати, в комнате. Себя же, проклиная ту долбанную шабашку на кладбище, что довела до жизни такой, размещаюсь на раскладном кресле-кровати, перегородив выход из комнаты Жужика. Американец, несмотря на явное согласие на сотрудничество, пока что имел статус военнопленного, а стало быть, вполне мог среди ночи что-нибудь нафантазировать и учудить. Вскоре в квартире наступает тишина, которую изредка прерывает тревожное бормотание - бесстрашный агент ЦРУ зовет во сне маму.
