Оставалась лишь одна призрачная возможность ...
Виктор взял телефон и набрал номер, который боялся хранить не то, что в записной книжке или памяти сотового - даже в самой укромной и защищенной банковской ячейке. Только в собственной памяти. Последовательность цифр, не значившаяся ни в одном справочнике, включая закрытые базы данных сильнейших и мощнейших спецслужб. Номер, который Морган знать не мог и не должен был, но все же узнал, в оплату одного очень большого и очень тяжелого долга. Причем долг оказался полностью покрыт знанием этих чисел.
После короткого телефонного разговора советник остался недвижим, один в темном пустом доме, лицом к лицу с мертвым бельмом выключенного телевизора. Виктор ждал решения своей судьбы, которая отныне полностью и бесповоротно находилась в чужих руках.
* * *
Звонок в дверь раздался меньше чем через час.
- Советник Морган! Откройте! - раздался из-за окна смутно знакомый голос.
Виктор торопливо спустился на первый этаж. Суетливо одернул костюм, запоздало поняв, что в горестях и заботах забыл сменить сорочку. Прошел по дорожке, отворил калитку. У входа стоял... глава президентской администрации. Благообразный, седовласый, до невозможности официальный и стильный.
- Вас ждут, - сдержанно, без тени эмоций в голосе сообщил приехавший чиновник. Не попросил, не спросил. Именно проинформировал. Морган нервно глотнул, чувствуя, как сухой ком прокатился по горлу. И шагнул к распахнутой двери черного "Сабербена".
В неформальных структурах, построенных на сложнейших комбинациях происхождения, классового родства и личной выгоды официальные посты и чины решают и определяют многое, но далеко не все. Те, кто пребывают на самом верху, не стремятся к известности и публичности, более того - избегают их всеми силами. Имена подлинных владык мира неведомы не только обычным гражданам, но зачастую даже главам государств.
Когда Морган понял, что ему больше не на кого рассчитывать, а запас личной удачи исчерпан, он пошел на крайний шаг - вышел напрямую на главу "оружейников" и попросил аудиенции для личного объяснения.
Похоже, что он получил согласие...
* * *
Огонь тихо потрескивал в камине, облизывая алые угли маленькими желтоватыми язычками. Кроме очага, сложенного из нарочито грубых, едва обработанных камней, иных источников света в комнате не было, и фигура человека, который сидел напротив Моргана в простом плетеном кресле терялась среди весело пляшущих теней.
Иногда пламя оживлялось и бросало отсвет на лицо собеседника. Тогда советник видел седую бороду, очень аккуратно, но без изысков подстриженную, столь же седую шевелюру и темные, не по возрасту живые глаза. Человек, сидящий напротив низкого дубового столика походил одновременно и на подобревшего Зигмунда Фрейда со знаменитого фото, и на Санта-Клауса - никакой злобы или недовольства, только спокойная, доброжелательная мудрость. Он был стар, очень стар, но в то же время не казался ветхим. Бренность тела, но не духа.
- Что ж, мальчик мой, расскажи мне все, без утайки, - мягко, без тени недовольства в голосе попросил старик.
Моргана пробрала морозная дрожь, главным образом от того, что советник наконец-то отчетливо понял - насколько силен и умен сидящий перед ним человек. Виктор знал, что будет говорить с патриархом, которому чуждо само понятие "слабость". Всю недолгую дорогу к неприметной вилле, увитой плющом, посаженным задолго до введения Сухого закона, советник Морган собирался с силами, чтобы выдержать самый главный в жизни экзамен. Но прошло буквально пару минут - и Виктор ощутил, как попал под влияние старого безжалостного мудреца.
Человек с аккуратной седой бородой налил себе немного виски в простой бочкообразный стакан из характерной бутылки. "Dalmore 64 Trinitas" - узнал советник, за последнее время поднаторевший в сортах крепкого алкоголя. Этот был если и не самый дорогой в мире, то очень близко к тому. Виктору выпить не предложили, и он счел это ненавязчивой рекомендацией побыстрее перейти к делу.
Словно на исповеди, которые он не посещал со времени поступления в колледж, Виктор поведал все, начиная с самого начала. Это оказалось очень тяжело - рассказывать без прикрас об ошибках, преступлениях, лжи. Однако советник понимал, что лгать и даже просто приукрашивать историю можно где угодно, перед любым слушателем. Но только не здесь и не перед мирным старичком. Поэтому Морган рассказывал очень добросовестно, вспоминая даже самые малые подробности. Как если бы аудитория из одного-единственного человека понятия не имела обо всем случившемся.
Патриарх не мешал ни единым словом и не задавал вопросов, однако всем видом демонстрировал неподдельный интерес. Это выглядело так естественно и живо, что Морган сам не заметил, как повесть о неудавшемся заговоре действительно превратилась в исповедь. Поучительную и назидательную историю о том, как блестящий замысел рухнул, погребенный лавиной совпадений, случайностей, людских намерений. Развалился, споткнувшись на одном маленьком человеке - этом проклятом "Вересчагене", который оказался, как говорят в боевиках, не в то время и не в том месте...
А затем, совершенно внезапно советник осознал, что - все. Больше рассказывать не о чем.
- Ты же знаешь, гордыня - грех, - с мягким укором вымолвил патриарх. - А за любым грехом неизменно следует воздаяние. Ты был слишком самоуверен, это дорого обошлось всем нам. И, возможно, обойдется еще дороже... Кстати, позволь взглянуть на тот документ?..
Советник, у которого напряженность момента пробудила невероятную прозорливость, сразу понял, о чем речь. Номерной бланк с "приказом" президента США нельзя было доверить даже самому надежному сейфу, и он лежал во внутреннем кармане, закрывая сердце подобно иллюзорной бронеплите. Морган расстегнул верхнюю пуговицу пиджака чуть дрогнувшей рукой, достал заветный лист, сложенный вчетверо и, привстав с кресла, протянул его патриарху. Тот принял бумагу двумя пальцами, едва заметно сморщив нос. Только теперь советник запоздало понял, что от напряжения взмок, как скунс после случки. И без того несвежая сорочка пропиталась потом, скорее всего им же пропах и документ
Запах страха, запах неуверенности. Очень плохо. Но как-то исправлять это было уже поздно.
Все так же, двумя пальцами, старик встряхнул бланк, расправляя его, как сложенный носовой платок и прочитал. Точнее скользнул взглядом, на первый взгляд небрежно и легко. Однако Морган не обманулся - собеседник привык работать с документами, ему было достаточно нескольких мгновений, чтобы ухватить самую суть написанного.
- Грубо, Виктор. Слишком прямолинейно, - сморщился патриарх, впрочем, его слова звучали скорее с укоризной. Так строгий, но не злой отец порицает недостойное деяние почтительного, однако непутевого сына. - Хотя отдадим должное, энергично и решительно...
Он положил бланк на стол, так, что стакан с Dalmore 64 Trinitas оказался на одном краю, а бумага - на другом.
- Чего же ты хочешь? - спросил седой человек. - Прощения?..
Он закончил вопрос на легкой ноте недосказанности, словно предлагая Моргану продолжить или уточнить.
- Помощи, - выдохнул советник. - Вице-президент давит на меня, требуя нанести ядерный удар. Но это гибельный шаг, потому что Кремль уцелел и нужной степени хаоса теперь уже не добиться. Я готов понести наказание за свою ... оплошность. Но сейчас нужно избегать бессмысленных, опасных шагов, а спасать положение.
Огонь в камине почти угас, тени скользнули из углов, наливаясь угольной чернотой. Ни единого звука не проникало сквозь окна с прочными толстыми стеклами. Словно весь мир снаружи замер и прекратил вечное движение, терпеливо ожидая слова седого человека.
- Ты знаешь, у меня есть небольшая коллекция, - неожиданно вымолвил патриарх, и Морган вздрогнул от такого резкого перехода. - В ней нет особой системы, просто... скажем так, памятные вещи. В числе прочего там имеется винтовка, из которой был убит Джон.