Он протянул мне руку.

– Сурен.

– Наташа.

Его рукопожатие было приятным… не знаю, как объяснить… но то, как человек пожимает тебе руку, говорит о многом. По крайней мере, мне.

О чём говорило это рукопожатие? О прямоте характера и цельности натуры, что, впрочем, неотделимо одно от другого, по-моему. Ещё?.. О деликатности. О нежности…

Ну, тут я, пожалуй, уже фантазирую.

Мы запивали французскую кухню – я, правда, не уверена в этом, поскольку во французской кухне не очень-то разбираюсь – красным, французским же, вином. Вино было молодое и лёгкое, настоящее. В винах меня научил разбираться мой муж.

– Вы не против, если я закурю? – Спросил Сурен.

– Я думала, вы не курите, – сказала я.

– Я бросил, но не разучился, – улыбнулся он. – А вы курите?

– Я не курю, но умею.

Сурен протянул мне пачку сигарет.

– Можно я закажу свои?

Он подозвал официанта, и я назвала марку моих любимых дамских сигарет.

Место было не очень удобным в смысле обзора окрестностей, и мне волей-неволей приходилось смотреть на Сурена. Он, словно понимая это, не отводил своего взгляда от меня. Может, то была его уловка?..

Но смущения я не испытывала – мы улыбались друг другу, как люди, которым просто хорошо и абсолютно нечего скрывать, в том числе и это.

У него была приятная улыбка и открытый взгляд.

Исчерпав возможности организма насыщаться, мы вышли из ресторана и, не сговариваясь, спустились к набережной. В открытом море светились огни прогулочных катеров.

– Вы не устали? – Спросил Сурен.

– Не успела задать себе этот вопрос, – сказала я.

– Задайте. – Я услышала улыбку в его голосе.

– М-м-м… Кажется, нет.

– Не хотите прокатиться по морю?

– Это приглашение?

– Да.

– Принимаю.

Мы выбрали сорокаминутный маршрут вдоль побережья.

Играла музыка. Море было спокойным, и даже вдали от берега воздух казался безнадёжно раскалённым дневной жарой. Только движение нашего катера создавало иллюзию лёгкого ветерка.

В городе всюду шло веселье. То тут, то там вспыхивали фейерверки. А в полночь огненное представление переместилось на центральную набережную, и в течение десяти минут море переливалось всеми цветами радуги.

От пирса было рукой подать до места нашего обитания, и мы – снова не сговариваясь – направились туда.

Я наконец-то ощутила усталость и подумала, что за всю проведённую здесь неделю у меня ещё не было такого длинного дня. И ещё: за всю мою сознательную жизнь у меня не было такого романа. Собственно, у меня и был-то всего один роман – с моим мужем. Но он был очень коротким и быстро закончился замужеством и рождением Ленки. А замужество – это уже не роман…

Стоп. Как раз обратное утверждает моя дочь: брак – если он заключён в любви и осознанности – это самый увлекательный роман.

* * *

В конце прошедшей зимы я подхватила страшную ангину и сидела на больничном. У учителей не очень-то принято болеть, но мой предмет – не математика, и даже не словесность. Считается, что для полноценного образования в области истории искусств подрастающему поколению достаточно двух академических часов в месяц. Да и то – начиная с девятого класса.

Я сидела дома и готовила лекцию по истории скульптуры для технического колледжа. Не столько для дополнительного заработка, сколько для поддержания формы.

Хлопнула соседняя дверь – это вернулись дочь с мужем. Они жили рядом – в двухкомнатной квартире, принадлежавшей когда-то бабушке моего мужа, Ленкиной прабабушке, стало быть.

Когда наша дочь вышла замуж на первом курсе, поставив нас перед фактом, пришлось попросить жильцов, снимавших квартиру, освободить её до оговоренного срока. Не отправлять же молодожёнов в общежитие, даже если у Ленкиного мужа – отпрыска одной из древнейших ветвей Индийских императоров, принца белой кости – была отдельная, полностью благоустроенная, комната.

Я помню день нашего знакомства с неожиданно свалившимся на голову, как снег… Забавный каламбур, если учесть, что Радж чёрный, как африканец – есть, оказывается, индусы светлокожие, а есть не очень…

Так вот, вошла наша Ленка и объявила:

– Ма, па, я вышла замуж.

И втащила за руку высоченного тёмного парня.

Как и любого нормального советского человека, этот факт не должен был бы нас смутить. Как-никак, мы воспитывались в духе интернационализма. Но, одно дело – идеология и теория, а другое – родная дочь.

Шок длился недолго. Мы вскоре забыли даже о том, что дочери нашей едва исполнилось восемнадцать, и вся учёба у неё впереди.

Радж был – воплощённое благоразумие и благородство манер. А русским владел едва ли не лучше некоторых, для кого этот язык является родным.

Сказать, что он был красив – значит, не сказать ничего. Высокий, атлетически сложённый, с длинными, до лопаток, густыми сияющими волосами, белозубый и с глазами, словно срисованными с древних индийских миниатюр.

На удивление, наша хиппующая дочь, не признающая иной одежды и иных манер, кроме джинсовых, выглядела вполне гармонично рядом с прекрасным сказочным принцем.

Мой муж тут же извлёк все возможные и невозможные плюсы из этого брака – он всегда умел подчинить своим интересам любые обстоятельства.

И вот им остался год до защиты диссертаций по педагогике. А после они отправятся на родину Раджа, в Бомбей, на другой край материка, и будут там учить учителей Индии. Индии очень нужны учителя.

Изредка я принималась грустить по этому поводу – по поводу скорого расставания. Но Ленкино лёгкое к жизни отношение – не легкомысленное, а именно лёгкое, открытое принятие её как данности – заражало и меня. Я училась принимать жизнь такой, какова она есть, и понимать, что такой я делаю её сама, стало быть – смиряйся или меняй, только не ной. А наш последний разговор…

Впрочем, вот тут-то он и завязался.

Хлопнула дверь. Я знала, что дочь со своим мужем вернулась из университета, пообедав где-нибудь в ведическом ресторане – они занимались пищей самостоятельно довольно редко. И что сегодня вечером они ужинают у нас по причине пятницы – традиция, заведённая и поддерживаемая на протяжении вот уже семи лет главой нашего семейства.

Мне понадобилась энциклопедия, и я пошла в кабинет мужа. На пороге я замерла от непонятных звуков: с интервалом в несколько секунд кто-то сдавленно вскрикивал.

Когда я сообразила, наконец, что звуки раздаются из-за стены, где расположена спальня наших детей, я страшно смутилась. Разумеется, я знала, что вот уж семь лет наша дочь… занимается… со своим законным мужем тем же, чем и все взрослые граждане… Но я никогда так вплотную не сталкивалась с этой стороной её супружества и, тем более, над этим не задумывалась.

Я вообще на эту тему предпочитала не думать, даже в отношении себя. Во мне – не знаю уж, откуда – гнездились пуританские комплексы, которые, впрочем, не очень меня беспокоили и вполне устраивали моего мужа.

Неимоверно расширившееся за последние пару десятков лет информационное пространство сделало доступным то, о чём многие – в том числе и я – раньше и не подозревали. Но меня по-прежнему смущали слишком откровенные сцены в фильмах, и я по-прежнему считала, что в реальной жизни так не бывает.

И вот… Моя дочь столь бурно предаётся тому, чем я предпочитала заниматься не концентрируясь на этом действе, мимоходом, только в ответ на желание мужа и, уж конечно, не выказывая эмоций. Впрочем, никаких таких эмоций и не было.

Я застыла в дверях, хотя понимала, что нужно немедленно уйти.