– Последний раз у меня шоппинг был месяца четыре назад, поэтому я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!

– Ну, прости, – уже в десятый раз извиняюсь, а она все никак успокоиться не может. Обращаюсь к бабушке: – Где старый утюг?

– Нет, нет! Я тебе его не отдам! Дед починит, или в ремонт отвезем.

Поднимаюсь и упрямо гляжу на нее. Ненавижу эту манию к собирательству сломанных и уже ненужных вещей.

– Давай сюда.

Бабушка отрицательно качает головой, а Мила брякает с набитым ртом:

– Сейчас принесу!

– Хоть какая-то от тебя польза.

– Эй! Я все слышу!

Мы улыбаемся друг другу, и Мила скрывается за лестницей. Порой, мы можем работать в одной команде.

– Максим, дед починит его.

– Делать мне больше нечего, – бубнит старик, раскачиваясь в кресле. Он уже внимательно читает какую-то бумажку от нового утюга. Ему неважно, что читать.

– Всегда ты так, Максим. Все выбрасываешь, что плохо лежит, – говорит бабушка, осторожно вертя в руках какие-то щеточки. – Твой отец был точно таким же. Как-то раз целый шкаф со старой одеждой вышвырнул, потому что ею никто не пользовался. А ведь можно было отдать нуждающимся. Гляди, это, наверное, для чистки, да?

Мила приносит старый утюг, напомнив мне нашу маму. Все, о чем бы папа не просил её, мама безоговорочно выполняла. Даже понимала его без слов, как Мила меня сейчас.

– Макс, слушай, сегодня я останусь с ночевкой у Даши. Ты отвезешь меня?

– Сегодня? – удивляюсь я, взглянув на сестру. Возможно Мила не замечает этого за собой, но уж я то точно знаю: когда её карие глаза смотрят на меня слишком внимательно, да еще и губы кривятся в такой странной улыбочке, стоит ожидать какого-нибудь подвоха. – А что вдруг случилось?

– Будем набрасывать темы для школьной газеты, – без раздумий выпаливает она.

– Почему раньше не сказала?

– А разве у нас были планы на вечер? – шепотом подмечает она. – Ты же сегодня занят.

– Её родители будут дома?

– Ма-а-акс! – протягивает Мила, сложив руки на груди. – В понедельник мы раздаем темы для материалов, а кроме заезженной проблемы о школьной столовой и убогом разнообразии блюд у нас ничего нет!

– Кому это надо вообще? – хмыкаю я, стараясь понять, что же скрывают её бегающие туда-сюда глаза. Или я опять придираюсь? – Разве эти ваши газеты кто-то читает?

– Балбесы, как ты, вообще не знают, что это такое! – огрызается она, недовольно уставившись на меня. – При поступлении в университет моя работа в школьной газете будет учитываться. Это будет еще одним плюсиком.

– А второй какой?

– Мой блог! – ахает она, таращась на меня. – Я пишу о школьной жизни, о придурках-одноклассниках и делюсь бесценным опытом с девочками, у которых есть такие же противные старшие братья, которые бесстыдным образом контролируют каждый их шаг!

– Снимай видео-блоги и быть может тогда, ты, наконец, обретешь популярность. Сейчас в моде картинки, а не тексты.

– Когда-нибудь мой блог будут читать все женщины города! Я стану известной журналисткой и тогда, ты поцелуешь мой знаменитый зад!

– Надеюсь, я к тому времени еще не превращусь в старика с тросточкой.

Лицо Милы искажает недовольная гримаса.

– Ты отвезешь меня к Даше, Макс?

– Ладно, – неуверенно киваю я. Внутреннее чутье подсказывает мне, что эта девчонка что-то задумала. Или опять я придираюсь? – Так её родители дома будут?

Мила недовольно поджимает губы и разворачивается к деду. Достает из заднего кармана сторублевую купюру и вручает ему.

– А я говорил тебе, Милочка, что так и будет, – с издевкой говорит ей дед и забирает деньги. – Максим всегда задает слишком много вопросов.

Меня накрывает громкий смех, когда Мила снова поворачивается ко мне и пускает огненные стрелы из глаз.

– Чего ржешь? Не мог по-другому ответить? Сложно что ли сказать, да, любимая сестренка, отвезу тебя к подружке и делайте что хотите!

– Стыдоба-то какая! Дед у внучки деньги забирает! – подначивает бабушка, неодобрительно покачав головой.

– Не преувеличивай. Спор есть спор, – киваю я, подмигнув деду. – Проигравший платит.

– Ты-то у нас эксперт по части споров и всяких игр, да? – ехидничает Мила. – Так отвезешь меня? – Выжидающе гляжу на нее. Если честно, иной раз быть в роли строгого-старшего-брата уж очень занимательно. – Господи, да! Родители Даши будут дома! И мы уже заказали пиццу в «Американ Хот»! Может, адрес пиццерии назвать тебе и время доставки?

– Да отвезет он тебя, куда денется! – подключается бабушка. – Но Максим, наверное, рассчитывал, что ты сегодня у него останешься, как и всегда.

– Да уж конечно, – бубнит Мила, стрельнув в меня насмешливым взглядом, – у него сегодня закрытое мероприятие в клубе. И он просто обязан там быть.

– Снова у кого-то праздник? – улыбается мне бабушка.

Перевожу глаза на сестру, что демонстративно медленно складывает руки на груди и глядит на меня с победной улыбкой, мол, давай, выкручивайся.

– Да. Ничего особенного. – И прежде, чем Мила снова попытается что-то ляпнуть, я вплотную подхожу к ней и с улыбкой добавляю: – Собирай вещи. Через пятнадцать минут выезжаем.

– Теперь ты меня жди, братец, я есть хочу, – говорит она, подтолкнув меня плечом. Достает из холодильника упаковку йогурта, молочный батончик и вытягивает из подставки чайную ложку.

Мы втроем переглядываемся и, не скрывая улыбки, наблюдаем за её обжорством. Должно быть, действительно проголодалась, пока ждала меня.

– Что? – спрашивает Мила, оглядев нас.

Дед пожимает плечами, бабушка криво улыбается, а я свожу глаза в кучу и за всех отвечаю:

– Не лопнешь? Уже джинсы по швам расходятся.

– Сейчас у тебя что-нибудь разойдется! – рявкает она. – В столовой кормят отвратительно! Я ненавижу морковку, капусту и печень. Уже неделю ничего кроме этого не дают.

– Мм, печень, – забавляюсь я, нарочно облизав губы. Вообще-то, я тоже её ненавижу, но ради мелкого издевательства стоит притвориться. – Надо будет приготовить её завтра и накормить тебя.

– Козел.

– Мила! – восклицает бабушка. – Сколько раз можно говорить?

– Я его полтора часа ждала! Уже вахтерша смену закончила, а я все сидела в пустом коридоре и с пустым желудком. Даже булочек в столовой не было!

– Ну, все-все, я понял, что плохой. – Подхожу к ней и заключаю в объятия. Когда чувствую, что её напряжение постепенно уходит, сжимаю крепче и начинаю чесать темную макушку костяшками пальцев. Мила дергается, вырывается и верещит, как поросенок.

– Детский сад! – говорит бабушка, поставив руки в боки. – Максим!

– Козел! Отпусти меня! Пож-ж-жа-а-а-алуйста! Хва-а-атит!

Люблю слушать её смех. Когда Мила была совсем маленькой, я подходил к качающемуся креслу, где она сидела как мышка, и называл пирожком. Щипал за пухлые щечки и изображал всякие рожицы, а она закатывалась в таком смехе, что потом начинала икать. Я чувствовал себя самым крутым старшим братом. А сейчас, почему-то, редко когда могу назвать себя таким.

– Балда ты, Макс, – говорит она мне, опустив глаза на испачканный йогуртом пол. – Будешь продолжать в том же духе, не сделаю себе татушку на шее.

– Мы ведь договорились! – с фальшивым беспокойством восклицаю я.

– Ну, не знаю. Иной раз ты такой противный. Боюсь, что к тому моменту, когда мне исполнится восемнадцать, а это, смею напомнить, будет через четыре месяца, ты так надоешь мне, что я точно откажусь от этой глупой затеи.

Ага, как же!

– Эй! – Поворачиваюсь к ней левым боком и указываю на свою тату на шее. – Это – ты для меня. Ты – мой пульс. И я должен у тебя быть. Мы ведь обещали друг другу.

Мила закатывает глаза и делает вид, что раздумывает.

– Вижу для тебя это очень важно, да? – серьезным тоном спрашивает она. Вот же актриса!

– Еще как, – подыгрываю я.

– Ладно. Может, тогда не будем ждать моего совершеннолетия? Поедем на неделе и нарисуем мне твой пульс, м? А то серьезно, ну достал уже своими приколами и вечными придирками. Могу и передумать.