Здесь с ним рядом были лишь двое Волков – пожилой незнакомый дядька и утренний рыжий волчонок. Вир и доктор Вильгельм пробыли недолго. Велели отдыхать и улетели. Охранники Юму не мешали, но, чтоб не осложнять им жизнь и заодно убедить Тихона в лояльности, Юм далеко от дома не отходил и на все спрашивал разрешения.
Охранники сперва удивлялись и говорили, что можно все, потом привыкли. Юм побродил среди сосен по упругому густому мху и многолетним слоям хвои, постоял у воды и вернулся на крылечко. Сидел, смотрел на голубые просветы в облаках, плывущих над темными верхушками на том берегу, следил за ветерками, рябящими серую теплую воду, разглядывал желтый мох за тропинкой и текстуру досок, из которых было сделано крыльцо. Осторожно, вприглядку, изучал топологию Сети. Потом вообще о ней забыл – думал о бустерах и волшебных журавлях, о картировании генома, о горизонтальном переносе генов – и какова мозаика сейчас. И что он сам может со всем этим поделать… И кто, когда дал ему начальные знания о генетике? Кааш? Или Сеть? Было тихо, хорошо, Сеть не мешала, обозначая информацию только если он требовал… Голова не болела – и немножко клонило в сон. Только все равно холодно, хотя он и сидел на самом солнцепеке.
Пожилой спокойно сидел в тени под сосной на лавочке, держа Юма в поле зрения, а медноволосый шустрый волчонок кружил, изнывая от скуки, вокруг домика. И вдруг он примчался, сверкая глазищами:
– Малыш! Малыш, посмотри в доме, там в коробке с продуктами банка орехов, и давай скорей!
Юм, чуть удивившись, послушно отыскал банку и принес ему.
– Пойдем тихонько, – он торопливо открутил крышку и вытащил несколько орехов, сунул банку Юму: – Неси. Ты белок видел?
На ветке сосны за домиком сидел странный большеглазый, крошечный зверек со смешным сереньким, мохнатым хвостом. Он деловито зацокал, когда рыжик протянул ладонь с орехами, и, перевернувшись вверх загнувшейся метелочкой хвоста, царапаясь по коре, спустился к орехам. Юм замер. Рыжик что-то насвистывал зверьку чуть слышно, и, шурша коготками и цокая, тот слез к самой ладони и вдруг схватил орех. Смешно извернувшись, удрал на ветку и завертел орех перед сморщившейся зубастой мордочкой – и вдруг две скорлупки полетели вниз, а маленькие темные лапки уже держали светлое ядрышко. Мелькали острые длинные зубки. Не отрывая от белки глаз, Юм тоже зачем-то разгрыз и съел орех. Орех, крупный, пахучий, ему понравился. Белке тоже. Зверек опять спустился к ладони Волчонка, схватил самый большой орех, но на ветку не потащил – неудобно держаться на ветке вверх хвостом, и он торопливо перебрался на крупную ладонь тихонько смеявшегося мальчика.
Три ореха он стрескал мгновенно, только скорлупки падали, и, поискав еще, удивленно цокнул. Юм тут же протянул бельчонку всю банку. Он затарахтел и, раскрывшись серенькой мохнатой трапецией, перелетел на Юма. Он оказался легоньким, горячим, щекотно царапаясь крохотными коготками сквозь тонкое платье, и невесомо задел щеку дымчатым хвостом. Стрескав из банки еще пять орехов, он побегал по плечам Юма, невыносимо щекотно пролез под подбородком, внезапно понюхал Юму рот. Круглые черные глазки его блестели радостно и жадно. Посуетившись, он устроился на краю банки, которую Юм прижал к груди, и принялся набивать орешками раздувающиеся щеки. Рыжик давился от смеха. Юм одним пальцем осторожно погладил белку по темной полоске вдоль спинки. Мех был шелковисто-колкий и горячий. Юм вздохнул и сказал волчонку:
– А на кораблях таких не бывает. Кошки выносливее, у меня были кот и кошка легийские, чтоб играть, рыжие, полосатые, с глазами, как изумруды. Только они играли, пока котятами были, потом обленились. Или спали, или дрались… а этот какой… белка…
Минут пять, пока бельчонок таскал орехи, Юм пытался вспомнить, где же он видел россыпь сверкающих драгоценностей и котят, раскативших по ковру крупные рубины и золотые звякающие шарики, потом сдался. Бельчонок за это время раза четыре успел сбегать куда-то высоко на дерево и разгрузить орехи. Спустившись в пятый раз, сердито растарахтелся: орехи кончились. И – улетел вверх по ражему стволу сосны. «Спасибо» не сказал. Волчонок посмотрел в пустую банку и предложил:
– А хочешь, мы костер разведем и еду на огне приготовим?
Юму понравилось собирать для костра легкие сосновые шишки и сухие веточки, а потом слушать, как трещит почти невидимый под ярким солнцем костерок. Он точно почувствовал, что видит открытый огонь впервые, таким резким и живым было впечатление, и удивлялся, почему слово "огонь" всегда пугало. Даже сам потом держал над жаркими оранжевыми углями толстенькую сосиску на палочке, стараясь не задевать белые хлопья пепла. Он согрелся у огня весь целиком и блаженствовал теперь. Горячие шкворчащие сосиски нужно было кусать прямо с палочки, и эта скучная еда для завтраков вдруг оказалось неправдоподобно вкусной, и темный хлеб тоже, и незнакомые зеленые и красные овощи. И молока много, а волчонок отламывал ему хлеб большими вкусными кусками, рассказывая про всяких здешних белок, зайцев и бурундуков. А когда Юм поел, то научил определять стороны света по деревьям, и Юм все удивлялся, когда восток или север точно совпадал с его внутренним чувством, где какая сторона света.
Потом они бегали по берегу, пока Юм не запыхался. Рыжик скинул с себя одежду, бросился в воду и долго плавал, и Юм от зависти разулся и тоже полез в озеро, но глубже чем по колено испугался заходить. Сколько много этой громадной, глубокой, холодной воды…Замочил тяжелый и сверкающий подол платья. Ноги сразу замерзли, и потом, ведь ему же нельзя босиком… Пожилому охраннику эти игры у воды тоже не понравились. Тогда волчонок притащил откуда-то надувную лодку, и они довольно долго с ней возились, пока не надули ворчащим маленьким насосиком. Волчонок засунул Юма в специальный желто-красный надувной жилет – и можно влезть в лодку, упругую, смешную. Берег плавно отступал назад, и озеро становилось большим. Пахло чем-то серебристым и зеленым, в прозрачной воде дрожали столбики солнца, в которых сновали мальки. Юм опускал пальцы в шелковую, почему-то совсем не холодную воду, жмурился на сверкающую рябь, потом просто смотрел, смотрел. Конечно, ему нельзя ничего этого хорошего, ни белки, ни лодки…Ничего нельзя…надо вернуться на крыльцо и сидеть тихо…
И вдруг проснулся уже в темноте, на берегу, но все еще в лодке, укутанный в несколько одеял. Поздний вечер, в верхушках сосен висели огромные яркие звезды, рядом сидел Вир, а невдалеке бродил Тихон, вокруг которого бегал Волчонок. Юм, роняя одеяла, застенчиво вылез из лодки, и все вдруг оказались рядом, отняли спасательный жилет, заговорили весело и громко. Вир привез к ужину коробку с интересной едой, и разрешил снова разжечь весело заскакавший рыжий костер. Юм опять собирал шишки и веточки, оглядываясь на оранжевые пятна света, густые тени и Волчонка рядом, потом пил у костра горячее сладкое молоко, и все подсовывали ему разные рулетики и колбаски. На тарелке уж не было места. Он улыбался, грелся, вежливо со всеми разговаривал, и никак не мог понять, за что ему отдельная райская жизнь. Стал подозревать плохое. Загрустил и спросил:
– Значит, мне теперь нельзя с другими детьми?
– Почему? – Вир поставил свою кружку. – Можно. Но мы решили, что проходить психологические тесты и выяснять потолок интеллекта тебе никакого смысла не имеет. В этом смысле ты нам ясен. Введем тебя сразу на последний этап, чтобы ты сам определился, куда тебя. У нас же все школы со специализацией. Вот и выберешь себе школу.
– Как?
– Километров восемь за день по лесу пройдешь? – спросил Тихон.
– Наверно.
– Тогда послезавтра утром мы тебя и высадим с первой группой.
– А что нужно будет делать, кроме как куда-то по лесу идти?
– Послезавтра узнаешь. Ничего, с чем бы ты не справился, – успокоил Вир. – Завтра еще денек здесь проведешь, в тишине…Отдохнешь. И сейчас разумнее всего лечь спать.
– Ага, – вяло согласился Юм.
