Не медля, в тот же день, известил наместника о идущих по городу слухах и о своем предположении — дело может дойти до смуты. Тот только кивнул головой, но пояснять — что собирается предпринять, не стал. Только на прощание сказал:

— Пусть ищут, если придут за серебром. Все равно не найдут — оно давно в Киеве. От князя пришла грамота — он послал часть дружины с мастеровыми в Ладогу, скоро они должны пройти мимо нас. Лес будем брать на месте, так же — я уже послал добытчиков закупать его. Так что к весне там все должно быть готово — встретят Владимира, если он сможет договориться с варягами. А ты оставайся на торгу и держи ухо востро — от народа новгородского всего можно ожидать, вдруг снова пошлет деньги или еще что-то надумает.

Следующий день прошел в напряжении — люди косились на него, перешептывались за спиной, явно чувствовал идущую от них шла неприязнь и даже угрозу. Тот же Горан, насколько приятельски не относился к юноше раньше, теперь смотрел с каким-то подозрением, как будто он украл что-то или сотворил непотребное. Но как-то обходилось до полудня, а после пришла весть о нападении черни на княжеские хоромы и разгоревшемся там сражении. Вот тогда и взялись за Варяжко — к нему в управе торга подошел старшина с Гораном, с явным беспокойством в голосе высказался:

— Вот что, Варяжко, посиди-ка под замком в лабазе Горана, а то как бы чего с тобой не сотворили — народ неспокоен. В хоромах бьют ваших — могут и до тебя добраться. Сиди тихо, как мышь, авось пронесет. Парень ты неплохой — будет жаль, если попадешь под горячую руку.

Просидел взаперти до самого вечера, пока за ним не пришел Горан. Видел на лице купца нескрываемую тревогу, на вопрос: — Что случилось? — тот ответил мрачно: — Наши убили княжеского посадника и всю дружину. Не знаю, что будет дальше, но ничего хорошего не вижу — князь не простит Новгороду их погибель. Не воевать же с ним!

Случилось худшее из того, что предполагал Варяжко от охвативших город волнений. Надеялся, что обойдется без крови — выставят наместнику какие-то требования, уменьшения дани, ожидал даже то, что изгонят боярина из города. Теперь они подставили и себя и князя — тому придется показательно наказать новгородский народ, даже вирой нельзя обойтись. Дело явно оборачивалось войной и немалой кровью с обеих сторон. Варяжко лихорадочно искал лучшее решение из этой казалось безвыходной ситуации, но ничего вразумительного не видел. Сидел на лавке, отрешившись в своих мыслях от всего вне себя, не слышал даже, что еще говорил Горан. Тот заметил состояние юноши, замолчал, не стал больше отвлекать, только следил за ним, пытаясь догадаться — что же он надумал.

Через долгое время Варяжко зашевелился, какая-то догадка проскочила на его лице. Еще через минуту выдохнул облегченно, а после обратился к Горану, выжидательно смотрящему на него:

— Думаю, можно помочь случившейся беде, есть выход. Но для новгородского народа он непростой, не знаю — захочет ли?

— Говори, Варяжко, о чем ты? — поторопил того купец.

— Народ на вече должен покаяться в свершившемся злодеянии и принести клятву верности князю Ярополку Святославичу перед высшими богами — Родом, Сварогом и Перуном.

— Но такого еще не было, чтобы народ на вече клялся кому-то! Это князья давали роту верно служить Новгороду.

— Другой путь — только война. Пусть народ выбирает — пойти под князя или против него, третьего не вижу.

— Хорошо, Варяжко, я переговорю с купцами, после созовем вече, а там как народ скажет.

После этого разговора прошла неделя. Город еще гудел от недавнего бунта, но страсти постепенно стихали, все возвращалось к прежней жизни. Только Варяжко уже никого не представлял, занимался своими делами, а не торга. Правда, Видогост привычно советовался с бывшим соглядатаем, но тот теперь напрямую не вмешивался в распоряжения старшины. Наконец, Горан известил о только что прошедшем вече. С большим трудом — не обошлось без драки, новгородцы согласились принять власть князя в городе, дать ему клятву. Теперь следовало заручиться словом князя пойти на такой шаг и приехать в город на вече. Такую заботу принял на себя Варяжко — другого выбора и не было, он остался единственным княжеским представителем в Новгороде.

Поздней осенью на попутной ладье киевского купца Варяжко отправился к Ярополку Святославичу. В поясной сумке он вез грамоту от совета старейшин Новгорода с просьбой к князю прибыть в город и принять роту в верности. Путь шел неспешно, останавливались в крупных селениях, купец что-то покупал, менял. Когда дошли до Каспли, Варяжко навестил родичей жены. Те обрадовались зятю, принялись расспрашивать о дочери, жизни в Новгороде. Весть о том, что Милава ждет дитя и скоро должна родить, приняли с заметным благодушием — Слава Роду и Рожаницам, пусть не минует их милость дочь родную. Гость похвалился еще, что живут они без нужды в своих хоромах, на торгу есть свое дело, так что у него с Милавой все ладно. Вручил родичам богатые подарки, которые приготовила жена, с тем и отбыл дальше.

Глава 7

Прибыли в Киев незадолго до ледостава. Сырым, с мелкой изморосью, вечером Варяжко распрощался с купцом и покинул ладью. Путь от пристани в устье Почайной до княжеского двора на горе прошел скоро, еще не стемнело, когда вошел в открытые настежь ворота. Поприветствовал гридня, стоявшего на часах в промокшей от дождя епанче. Тот, приглядевшись, узнал бывшего отрока, спросил недоуменно: — Какими судьбами, Варяжко? Ты же, говорят, служишь в Новгороде у посадника.

— Да, Мстивой, я из Новгорода. С посланием к князю. Впустишь? — юноша не стал распространяться подробнее о своем поручении.

— Проходи, коль по делу, — махнул в сторону хором дружинник.

Так же прошел охрану в сенях, а потом ожидал здесь вызова к князю, занятому в приемной палате с боярами. Прошел час, когда они вышли от князя, громко переговариваясь между собой. Среди них Варяжко увидел своего покровителя — Ладислава, тот, заметив своего бывшего подопечного, подошел к нему.

— Ты откуда, Варяжко, не из Новгорода? — спросил он, кивком ответив на почтительный поклон юноши.

— Да, боярин, из Новгорода.

— Слух пришел, что там буча. Верно ли? — не только Ладислав, но и другие бояре, стоявшие рядом, обратили взор на Варяжко, ожидая ответа.

— Да, боярин. Убили боярина Истислава и всю дружину. По этому делу я и прибыл к князю.

— Да уж, наворотили дел — теперь не расхлебать. Ладно, иди к князю, он там один.

— Боярин, а где Блуд? Не вижу его среди вас, — задал Варяжко далеко не праздный для него вопрос.

— Нету Блуда в дружине, с прежней зимы. Как отбил ты ему нутро, так и не оправился совсем — ходит потихоньку, усох, одна тень осталась от него.

— А кто сейчас воеводой?

— Боярин Брячислав, — Ладислав кивнул на кряжистого мужа средних лет, стоявшего в стороне и говорившего что-то княжескому тиуну.

Варяжко узнал того — он на памятном суде над ним высказался за расследование его дела, одернув явного недруга отрока. Принял для себя такую весть как добрую, а потом, подождав еще недолго, по знаку тиуна вошел в палату к князю.

Поклонился от двери Ярополку, тот позвал ближе и сразу перешел к делу: — Что там в Новгороде, Варяжко? Говори все, как есть. А то тут слухи идут невесть о чем — никто же толком не знает. Я уж гонца отправил в Новгород разузнать все.

— Беда случилась, княже, — не стал смягчать Варяжко весть о происшедшем, — люди новгородские подняли смуту. Посчитали, что боярин Истислав с дружиной повинны в пропаже купца, посланного к Владимиру с деньгами. Как прознали — не знаю, наверное, по домыслу. Напали на хоромы, погубили боярина и всю дружину. По сему делу я и прибыл к тебе, княже. Старейшины новгородские послали меня передать от них покаяние за злодеяние и призвать тебя взять город под свою руку, но не идти на него войной. Вот грамота от них.