В благородной городской среде не любили табак и тех, кто его курил. Но почти каждый вечер Луи видел Рафаэля во дворе с сигарой в руке. Он стоял в одиночестве и смотрел, как блестят в лунном свете голубые воды Дуная.

Поначалу Луи сторонился его и не желал подходить. У него хватало собственных проблем, чтобы брать на себя ещё и чужие. Однако постепенно, после нескольких месяцев пребывания Луи в Вене, они сошлись.

Обоим было по двадцать шесть, и Луи даже помнил смутно, что они играли вместе, когда были детьми, и мать Луи приезжала в Империю к родным.

Что-то подобное помнил и Рафаэль, но куда большее значение для него имело то, что с Луи можно было поговорить. Что Луи был чужд местной политике, как и он сам, и что Луи охотно слушал его, с готовностью принимая всё то новое, что предлагала ему местная жизнь.

Сначала они обсуждали местные парки, сорта кофе и особенности охоты в Венском Лесу, где пока ещё оставалась дичь. Потом постепенно перешли к вопросам философии, и Рафаэль осторожно выяснил у Луи, республиканец тот или монархист, и каковы его мысли относительно того, что ждёт их всех впереди.

— Революции в Австрии можно и нужно избежать, — сказал Луи ему в ответ, — если только мы сами первыми сделаем шаг навстречу простому народу, если не будем пить и есть за их счёт, как все прошедшие сотни лет — иначе нас сметёт неизбежно идущей к берегу волной.

Рафаэль закивал. Самому ему было всё равно, но тех же взглядов придерживалось окружение его отца — предпочитая, впрочем, лишний раз о них не говорить.

Надо заметить, чтобы создать картину о настрое в духовных интересах в Вене в конце XVIII века, что независимо от беззаветной приверженности населения к католической церкви, ее главенству и всем обрядам, на умы и высших классов, и обычных жителей города огромное влияние оказывало масонство.

Членство в ложах без каких-либо проблем совмещалось с верой, посещением месс и выполнением всех обрядов. Что прекрасно подтверждал пример великого Амадея, который совершал паломничества и проявлял истинную, идущую из глубины души набожность на протяжении всей своей жизни. Это не мешало ему принадлежать к двум ложам — Увенчавшейся надежды и Гастрономов.

Преданные вере венцы не прекращали ходить в церковь, одновременно с этим с удовольствием участвуя в жизни и собраниях масонов. Никакого противоречия в их мыслях от этого не возникало — масонство не считалось движением против Христа среди обывателей, хотя сама Церковь с тревогой наблюдала за ростом иллюминатских увлечений, а растущее влияние масонства всё более грозило подорвать ее авторитет. Однако монаршая семья относилась к этому достаточно спокойно.

В годы перед революцией во Франции те, кто обладал проницательностью и способностью к аналитике, видели, что избежать грядущую катастрофу возможно лишь оказавшись во главе волны, идущей снизу — и таким образом попробовать уменьшить разрушения, установив контроль и направив стремления народа в нужное русло.

Убедившись, что в делах политики Луи не станет ему врагом, Рафаэль легкомысленно перешёл к следующему набору тем, а именно — к делам семьи.

— Отец женил меня, едва мне исполнилось восемнадцать лет, — говорил он, — можешь себе представить, какая радость была, не испробовав ещё вкуса настоящей жизни, обнаружить в своей постели Софи?

Софи, как и им обоим, было двадцать шесть. Высокая и статная, она была рыжеволоса и обладала правильными, хотя и немного не свойственными этой местности чертами лица.

— По-моему, она весьма обаятельна, — тактично ответил Луи, которому, впрочем, возможность женитьбы на молодой и красивой аристократке казалась далеко не самым страшным, что может произойти. Сам он предпочёл бы подобную судьбу той, которая настигла его.

— Да, она… — Рафаэль запнулся, — она хороша, — сказал он наконец, — она красива. И я знаю, что многим в браке везёт куда меньше, чем мне. Но она властная, и как бы тебе сказать… всё воспринимает всерьёз. С ней невозможно общаться легко, как я сейчас общаюсь с тобой. Когда она смотрит на меня, меня не оставляет чувство, что она ждёт, что я исполню какой-то одной ей ведомый долг — и можешь поверить, постелью дело не ограничивается, там у нас всё хорошо. Но я скорее выпью яду, чем проснусь с ней в одной кровати с утра, потому что увидеть спросонья этот взгляд… — Рафаэль поёжился, — впрочем, кузен, ты не женат. Вряд ли ты сможешь меня понять.

Они обсуждали это, сидя на веранде, выходившей в сад, и, закончив свой монолог, Рафаэль сделал глоток вина, а Луи последовал его примеру.

— Наверное, мне и правда тебя не понять, — сказал он. — Чего может желать человек в нашем положении, кроме как сохранить свой статус и обрести приятную жену? Софи мрачна? Пожалуй, да. Но разве ты был бы больше рад, если бы она все вечера проводила на балах, тратила деньги напропалую и меняла любовников, как перчатки? Насколько я могу судить, она вполне достойная жена. Чего ты хочешь от неё ещё?

Рафаэль поджал губы и постучал пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел.

— Даже не знаю, говорить тебе или нет.

Луи вопросительно смотрел на него, но Рафаэль замолк и, видимо, всё же решил не продолжать.

Он, впрочем, продержался не более нескольких дней.

Теперь, присматриваясь к Софи и Рафаэлю за столом, Луи и сам всё чаще замечал этот взгляд: выжидающий, как будто Софи была уверена, что что-то должно произойти — и никак не произойдёт. Луи не был искушён в любви, всю его молодость ему было не до того, но он научился неплохо понимать людей и сейчас начинал подозревать, что знает, чего именно не хватает Софи: она безнадёжно ждала, что Рафаэль полюбит её, но тот продолжал смотреть мимо неё.

Пару раз Луи доводилось оставаться с Софи вдвоём, но он не считал допустимым расспрашивать её о личных делах — и она оставалась молчалива, хотя иногда и смотрела на него так, как будто желала что-то сказать.

В конце той же недели разговор с Рафаэлем повторился, хотя теперь они бродили по берегу реки, а не сидели в саду.

— Она душит меня, — говорил Рафаэль. Он подбирал с земли маленькие камушки и один за другим швырял их в воду, видимо, не в силах иначе выразить злость. — Я как будто в темнице. Не понимаю, почему отец так хотел, чтобы я обвенчался с ней? У нас хватает денег и без того приданного, что дали за неё…

Луи остановился, прислонившись бедром к каменному парапету, и задумчиво смотрел на друга.

— А мне показалось, она любит тебя. Может, если бы ты не отталкивал её, ваше непонимание бы прошло?

— Но я не… — Рафаэль запнулся и на какое-то время замолк. Потом вздохнул, — скажи, Луи, ты умеешь хранить тайны?

Луи внимательно посмотрел на него.

— Не думаю, что дожил бы до двадцати шести, если бы не умел.