- А скоро созовете съезд?

- Это будет зависеть от вас, россияне. Только от вас. Когда большинство комитетов окажется на нашей стороне, тогда и - съезд. Ты немножко понюхал здешней атмосферы, видишь, что тут происходит. Чтобы объединить силы, на съезд мы, искровцы, должны прийти в абсолютном большинстве.

О решетку набережной плескались волны. Яхты на приспущенных парусах спешили к берегу. Черная туча срезала горные вершины, аспидной плитой нависла над озером. Огненная трещина расколола ее, и загрохотал раскатистый гром, проникая все глубже и глубже в недра земли, как бы под озеро, еще недавно казавшееся таким спокойным.

- Гроза с востока! - кивнул головой Владимир Ильич. - Тишина, как видишь, была обманчивой.

- Пусть сильнее грянет буря! - Кржижановский рубанул воздух взмахом кулака.

- Вот-вот. По-горьковски! И нам надо спешить. Во всем. А сейчас - на вокзал, батенька, - добавил Владимир Ильич. - Пора прощаться. Да, спохватился он, а пароль к тебе в Самару? Шифр?

- Я думаю, Зина не забыла договориться с Надеждой Константиновной. Мы условились: это - ее забота.

- А все-таки надо проверить.

Снова громыхнул гром, теперь уже неподалеку; с пронзительным криком летели чайки в поисках укрытия; холодным валом напирал ветер, набирая силу, и друзья, придерживая шляпы, подхватили жен под руки и быстрым шагом направились в сторону вокзала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Рано легла зима. По Волге и Оке густо шла шуга, студеную воду превращала в снежную кашу.

Последние пароходы укрылись в затоне. На их пути развели мост, да так и не успели из-за ледостава средние плашкоуты поставить на место, и Макарьевская часть Нижнего Новгорода оказалась отрезанной.

Седьмого ноября нижегородцы, спешившие к вечернему московскому поезду, переправлялись через Оку на лодках, крупные льдины, наседавшие с шумом и треском на борта, отталкивали баграми.

- Не опоздать бы нам, - волновался остролицый паренек лет шестнадцати, густые черные волосы у него выбились из-под околыша картуза, на носу торчало простенькое пенсне. - Нажмите, друзья, на весла! Не можем же мы не проститься!

- Не кипятись, Яша, - успокаивал студент, высланный на родину "за беспорядки скопом", и вдруг рассыпал хохоток. - Валерьянки не захватил, аптекарская душа?

- Кому она нужна? Кисейных барышень на проводах не будет. А таким, у кого рыбья кровь, - не остался в долгу паренек, - жандармы поддадут скипидарчику!

- Не каркай. Не пугай: трусов тут нет.

- Пугать не привык. И глядеть на тихонь - тоже. А ну, пустите - в весла сяду.

- С веслами, робятушки, поосторожней! - предупредил лодочник с кормы.

- Не затерли бы на вокзале. Поди, оцепили...

- Прорвемся! - крикнул студент с курчавой бородкой. - Вон сколько лодок идет - сила!

Достал из бокового кармана пачку листков с машинописными строчками, оттиснутыми на гектографе, и стал раздавать гимназистам и реалистам, сидевшим впереди. - Прочтете - передавайте дальше.

Паренек в пенсне вскочил, выхватил у него остальные, потряс в воздухе, зычно крича:

- Что ж вы не на печатном станке! Надо было - тысячи! Весь город засыпать! - И, размахнувшись, кинул в соседнюю лодку. - Ловите! Повернулся к студенту. - Есть еще? Давай! - Кинул во вторую лодку. - Эх, растяпы!.. Хватайте со льдины!

Подхваченные ветром, листки, как вспугнутые белые птицы, метались в густоте снегопада. В свисте ветра перевозчики, предупреждая о беде, надрывали глотки: раскачанная лодка зачерпнет шуги, того и гляди пойдет ко дну! Но реалисты и ссыльные курсистки, повскакав, ловили листки в воздухе, выхватывали из снежной кашицы за бортом и торопливо, взахлеб читали вслух.

Яков летел глазами по строчкам: "У нас бьют нагайками студентов, которые заступаются за простой народ, бьют рабочих, которые хотят улучшить свое положение. У нас преследуют писателей, которые говорят правду и обличают начальство". Схватил руку студента с курчавой бородкой:

- Молодцы!

На соседней скамейке рыжеватый парень с едва-едва пробившимися усиками читал сиплым, простуженным голосом:

- "Мы хотим и будем бороться против таких порядков". - Потряс кулаком. - Будем!..

- Связался я с вами на свою голову! - лодочник плюнул за борт. - Да замолчите вы, ради бога!.. Господа парни! Как бы того... Не угодить бы за решетку.

Но, к счастью, на берегу в снежной крутени не было видно ни жандармов, ни городовых. А листовки уже все успели попрятать в карманы.

Лодки приставали одна за другой. Юноши с задорным смехом выскакивали на берег, помогали выбраться курсисткам. Не было ни каракулевых, ни бобровых шапок. Молодые волгари друг другу пересказывали: именитые люди устроили проводы накануне, в богатом ресторане. С тостами. С глухими упреками в адрес полиции. Говорят, все же написали какую-то петицию. А сегодня не рискнули ехать на вокзал: погода не по их носам!

Молодые провожане двинулись сначала по Александро-Невской улице, потом вверх по Московской к вокзалу. Из затона за ними пошла кучка грузчиков.

Горький, высокий, тонкий, в длинном пальто, в мохнатой островерхой шапке, шел, опираясь на палку, по неширокому перрону. Екатерина Павловна поджидала его, стоя в открытом тамбуре. Маленький Максимка, отведенный в купе, расплющил нос, прижимаясь к стеклу, нетерпеливо стучал пальцами отцу:

- Здесь я... Скорее, папка!..

Горький не слышал. Шел, сутулясь и глухо кашляя. У него с весны побледнело лицо, ввалились щеки. И вот теперь его, хворого, полиция в такую непогоду высылает из родного города. "Ввиду вредного его влияния на общество". Придумали формулировку, черти полосатые! Сначала хотели сразу турнуть в Арзамас. В уездную глушь! Потом, не устояв перед влиятельными заступниками, соизволили разрешить прожить зиму в какой-нибудь из крымских деревень. В Ялту - боже упаси. Там же рядом царская Ливадия. Пусть, дескать, и носа не показывает. Наверное, каждому полицейскому уже дали наказ: "Смотреть за ним в оба глаза!"

В Крым, слава богу, нет прямой дороги. Только через Москву. Там вагон прицепят к южному поезду. Стоянка - целый день: можно съездить в город, навестить друзей. Обязательно наведаться в Художественный. Давно не виделся с Марией Федоровной. Она с Грачом встречается... И наверняка получила свежий номер "Искры". По времени должен быть уже десятый. Только не опоздал бы поезд - в Москве дорога каждая минута.