А что ответит на известие о переговорах со Струве? Ведь еще недавно он, Георгий Валентинович, так блестяще, по-марксистски убедительно выступал против бернштейнианцев и российских "экономистов". А сейчас? На чью сторону он встанет в редакции?..
И перо Владимира Ильича быстро-быстро бежало по бумаге:
"...Дело слажено, и я страшно недоволен тем, как слажено. Спешу писать Вам, чтобы не утратить свежесть впечатления".
И сразу же - об Иуде, который ловко обошел половину членов редколлегии. Трое единодушно встали на его сторону. Трое против одного! А план его сиятельства Иуды ясен: он намерен оттереть не только тяжеловесную "Зарю", но и "Искру". Он человек обеспеченный, пишущий много, имеющий хорошие связи, и материалом он, вне сомнения, задавит, займет девяносто девять процентов журнальной площади, а они, искровцы, - при этом Владимир Ильич подумал о Потресове и Аксельроде, - лишь изредка смогут давать в "Современное обозрение" кое-что; для своей газеты и то, видите ли, не успевают писать. Иуда располагает деньгами, и в "Современном обозрении" он будет чувствовать себя хозяином, и им придется бегать по его поручениям, хлопотать, корректировать, перевозить. Он же, не теряя времени, сделает на этом великолепную либеральную карьеру.
Теперь им, искровцам, остается выбирать одно из двух. Или "Современное обозрение" будет приложением к журналу "Заря", тогда оно должно выходить не чаще "Зари", с полной свободой использования материала для "Искры". Или они продают право своего первородства за чечевичную похлебку, а Иуда будет кормить их словечками и водить за нос.
Бросив перо, Владимир Ильич стукнул кулаком, будто поставил печать в конце письма; распахнув пиджак, прошелся по комнате.
Да, чтобы хорошо узнать человека, надо съесть с ним пуд соли! Никогда не думал, что так трудно будет работать в редакции бок о бок с людьми, которых издавна привык ценить и уважать, считал столпами марксизма, не сдающими боевых позиций ни на одну пядь. Оказалось - ошибался, восхищаясь их прежними заслугами. Не подозревал, что могут пойти на компромисс. И с кем?! С Иудой! Предать "Искру", добытую из кремня с таким трудом!
Остается еще известная надежда на двоих. Приедет Юлий. Плеханов пришлет ответ на это письмо... А если и они?.. Если пятеро выскажутся "за"?.. Один против пятерых! Тогда... ради спасения "Искры" он подчинится большинству, но только наперед умоет руки.
А пока... Он не будет подписывать соглашение. Затянет дело на неделю, на две. Быть может, на месяц. Если удастся, на полгода. Той порой что-нибудь да переменится.
Владимир Ильич вернулся к столу, закончил письмо и снял с него копию, чтобы приложить к протоколу последнего заседания как заявление о его решительном протесте.
Откинулся на спинку стула. Ощущая острую боль в голове, потер виски горячими пальцами.
Нет рядом Нади. Не с кем поговорить по душам. Нет здесь близкого человека, который понял бы его.
Даже преданнейшая революционерка Вера Засулич... Невероятно. Равно какому-то наваждению.
И все же он не может относиться к ней по-иному. Уважал и будет уважать редкостную женщину. Хотя революционное движение уже пробудило и каждодневно пробуждает к активной деятельности многих других, не менее преданных, быть может более стойких, Засулич остается в первых рядах.
Плеханов не внял призыву. И даже счел нужным предостеречь: "разрыв со Струве теперь погубит нас".
Владимир Ильич по-прежнему оставался в одиночестве... Он сделал лишь единственную уступку - сдал в набор статью Струве о самодержавии и земстве, которую тот успел всучить. Она, как все в "Искре", пойдет без подписи.
И с еще большим нетерпением Владимир Ильич стал ждать приезда Нади и Мартова. В позиции жены он не сомневался.
Про себя решил: пока он подписывает "Искру" и "Зарю", вход для Иуды и его компании будет закрыт на все замки, как бы ни сопротивлялась "дружественная Струве партия" внутри редакции. И он выберет время для статьи в "Зарю" о гонителях земства и аннибалах либерализма, в которой пройдоху Струве "разделает под орех".
4
Был на исходе февраль 1901 года. Ульянов и Блюменфельд сели в поезд, идущий в Вену. Иосиф Соломонович вез два чемодана, в их стенках и под двойным дном - "Искра". Владимир Ильич ехал в австрийскую столицу, чтобы поговорить с консулом о паспорте для Нади.
Скоро день ее рождения. Хотелось, очень хотелось поздравить ее. А как? О телеграмме и думать нечего. Даже письма послать нельзя. Только через того уфимского земца, малознакомого человека. А аккуратен ли он? Не побоится ли передать? И дошла ли книга, в переплет которой была запрятана "Искра"? Сколько ни задавай себе тревожных вопросов, все останутся без ответа. Пока не приедет Надя.
А ей остается провести под надзором еще двенадцать дней. Да сборы в дорогу... Да остановки в Москве и Питере... А вдруг там ее обнаружит полиция?.. Опять - арест. За самовольное посещение столицы!.. Лучше бы не думать об этом... А не думать он не может.
Если все благополучно, Надя приедет в середине апреля. Не раньше.
Зато сколько будет новостей! О друзьях-товарищах, о кружках и комитетах, о веяниях и настроениях. И, главное, о новорожденной газете. Надя непременно узнает, что говорят об "Искре" рабочие.
Ролау не вернулся, и на душе тревожно. Похоже, что на границе жандармы схватили его.
Если так, то все три тысячи экземпляров первого номера "Искры" попали в руки полиции. Очень похоже... Что же тогда?.. Переиздавать?
Да, если понадобится. Хотя в кассе и без того - швах.
На венском вокзале Владимир Ильич расстался с Блюменфельдом, простившись коротким, как бы мимолетным, взглядом, мысленно пожелал ему по-охотничьи ни пуха ни пера.
А через три недели в очередном письме Владимир Ильич поделился с Аксельродом большой радостью: Фельд едет обратно! Благополучно исполнил все поручения. Второй номер "Искры" пользуется в России успехом. И уже обильно идут корреспонденции. Из всех краев страны.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Ходили коробейники по "ситцевой вотчине" фабрикантов Морозовых, ходили в зимнюю пургу и в летний зной, в апрельскую ростепель и в октябрьскую непогодицу. Пели коробейники издавна полюбившуюся песенку:
