Они не оглянулись.
Когда двери за ними закрылись, Плеханов облегченно вздохнул:
- Слава богу, ушел Мартын с балалайкой!
И мартовцы лишились еще двух своих сторонников.
"Как-то поведут себя мартовцы дальше? - тревожно думал Бауман, звавшийся на съезде Сорокиным. - Что предпримут во время выборов? Неужели в угоду своей оппозиционности попытаются и дальше вставлять палки в колеса?"
Перед выборами мартовцы собрались отдельно.
"Что же будет? - продолжал спрашивать себя Бауман, идя на совещание большевиков. - Неужели произойдет окончательный раскол? Мартов должен бы одуматься. Ведь три года работал вместе с Лениным и Плехановым. Как мог он скатиться к оппортунизму? Или его только здесь, на съезде, попутал бес уязвленного самолюбия и беззастенчивой амбиции?"
На совещании Бауман обвел взглядом всех присутствующих, подсчитал: двадцать четыре голоса! Они-то и составляют теперь твердое искровское большинство! В их руках дальнейшая судьба съезда. У них стойкие лидеры Плеханов и... Нет, теперь уже Ленин и Плеханов. Так вернее!
На тридцатом заседании перешли к выборам. И первым попросил слово делегат Бакинского комитета двадцатипятилетний Кнунянц. Он предложил, как было записано в повестке дня, выбрать путем тайной подачи записок две тройки: одну - в ЦК, другую - в редакцию "Искры". И сразу же ринулись в атаку мартовцы. Безудержно и изворотливо говорливый двадцатичетырехлетний Троцкий потребовал разделить вопрос на два и сначала назначить редакцию. Не менее говорливый Гинзбург, присутствовавший с совещательным голосом, тотчас же внес резолюцию об утверждении старой редакции. И никто не нашелся оспорить его право потому, что с самых первых дней съезд, согласившись с Мартовым, иногда позволял всем голосовать наравне с делегатами, обладавшими правом решающего голоса.
"Вон с каких пор Мартов начал подбирать себе сторонников! - отметил Бауман. - И теперь его подручные ратуют за утверждение старой редакции для того, чтобы у них, мартовцев, было там четыре голоса из шести. Явная попытка парализовать влияние Ленина и Плеханова, связать им руки и протаскивать свои оппортунистические взгляды".
А Мартов, оглядываясь на каждого нового оратора, своего сторонника, так азартно кивал головой, что пенсне едва держалось на носу. Словно по команде, раздавались такие взрывы криков, что секретарю пришлось записать в протоколе: "В зале поднимается неимоверный шум, ничего не слышно". Мартовцы, потрясая кулаками, сгрудились перед столом. Их уняла только нервно вскинутая рука самого Юлия Осиповича.
- Я и другие три редактора уходим из собрания. Без нас т-товарищи, он заикался чаще обычного, - смогут в-высказаться б-более непринужденно.
За ним направились к выходу Аксельрод, Потресов и Засулич. Плеханов попытался остановить их, но они, отмахиваясь, ушли.
"На что рассчитывает Мартов? - снова задумался Бауман. - На то, что Плеханов и Ленин тоже уйдут? Да, так и есть. Большинство остается без лидеров и теряет три голоса. А у них? У них остался Троцкий, этот наболтает и нашумит за десятерых. Ничего. Наше большинство будет сплоченным. Компактным. И победит".
Дейч, потрясая кулаком, кричит:
- Посмотрим, кто решится голосовать против всей старой редакции! Запомним.
- Не пугайте! - отвечает ему побагровевший Шотман. - Решим по-рабочему.
- Две тройки! - подхватывают сразу несколько голосов.
Колокольчик уже бессилен. Красиков схватывает трость Плеханова, оставленную на столе, и, призывая к порядку, бьет ею по столешнице.
Шум постепенно утихает, и Кнунянц, отстаивая свое предложение о двух тройках, говорит, что съезд собрался не для взаимоприятных речей, не для обывательских нежностей и опасения, как бы кого не обидеть, а для создания деятельных органов партии. И опять вскакивает Дейч. Но оратор, напрягая голос, продолжает:
- Я удивляюсь, почему именно Троцкий, а не кто иной, нападает на выбор троек? Вспомните, не он ли защищал порядок дня съезда? И ни словом тогда не упомянул о такой ереси в нем, как выбор троек.
"Вот это удар! - обрадовался Бауман. - Интересно, как вывернется Троцкий? Ведь не утерпит. И не покраснеет, балаболка!"
Троцкий не заставил себя ждать. И решил сначала выбить из седла своего оппонента.
- Я хочу возразить, - начал, манерно поклонившись в сторону Кнунянца, - молодому революционеру Русову...
- Не употребляйте таких выражений! - громогласно прервал его делегат Бакинского комитета. - Это еще вопрос, кто моложе, он или вы!
- Прошу спокойствия! - вскинул обе руки Троцкий. - Русов утверждал, будто я защищал так называемую идею двух троек. Это неправда!
"Даже глазом не моргнул!" - потряс головой Бауман и поднял руку, прося слова.
- Как быстро все изменилось! - раздраженно воскликнул Гусев, не сводя кинжального взгляда с Троцкого. - Несколько дней тому назад проект Ленина никого не смущал, а ведь предложение Русова буквальное повторение проекта Ленина.
"Вроде бы неловко говорить в отсутствие Мартова, - думал Бауман о своей будущей речи. - Но молчать больше невозможно. Правда всего дороже".
И когда пришел его черед, начал с горячим накалом:
- Я понимаю страстность настоящего спора. Но зачем же крайности? Разве позволительно поведение товарища Дейча? Он пытался демонстративно пригвоздить к позорному столбу всех не согласных с ним. Вот и создалась невозможная атмосфера.
Переждав новый всплеск шума, продолжал:
- Теперь о Мартове. От него первого я узнал о проекте двух троек. Он говорил, что этот проект был утвержден им самим и еще другим редактором. Протянул руки к залу, как бы ища ответа. - Зачем же так? Сегодня - одно, завтра - другое. В угоду отдельным личностям отказываться от своих слов, как это сделал Троцкий...
Шумные дебаты продолжались до позднего вечера. Голосование отложили на утро.
6
Перед входом в зал кучкой стояли делегаты. Курили. Возбужденно продолжали не оконченные накануне споры.
Пришли Ульяновы. Поздоровались общим поклоном. Вера Ивановна, вскинув голову, отвернулась от них; попросив у Мартова сигарету, прикурила от своей затухающей, окурок придавила носком ботинка.