- Володино письмо вспомнила. Ты ведь читала: "...если мне не удастся на Волгу, - надо поволжанам сюда". И где-то у него там тоже "есть хорошие места, хотя в другом роде". Конечно, не родная река. И не знаю еще...

- Поедешь, мамочка. Беспременно поедешь. Это же решено... Сначала к Ане...

- Даже не знаю куда и как...

Дома на столе осталось недописанное письмо:

"Третьего дня послала я тебе, дорогая моя Анечка, открытку, а сегодня пишу больше. Беспокоюсь только о том - доходят ли письма наши к тебе, правильно ли пишу адрес, а то ты затревожишься, родная моя, не получая вестей от меня... Хоть бы ехать скорей, ужасная вещь эта неопределенность!.."

Придержав перо, задумалась. Поездка дальняя. С пересадками. Для ее возраста это непросто и нелегко. В дороге всякое может случиться. Лучше бы вдвоем. Но департамент полиции не разрешил Маняше отлучиться из Самары. Подала прошение от своего имени - департаментские чиновники молчат...

Снова склонилась над бумагой:

"Не знаю, как и поступить: ехать разве, не дождавшись ответа? А вдруг да на другой же день отъезда он придет! Подожду еще несколько дней..."

...Отдохнув возле Волги, вернулись в лес, среди кустов тенистой ложбинки, где долго лежал снег, нарвали ландышей. Их листочки еще хранили утреннюю росистую влагу. Сели на скамейку возле старого дуба, достали из корзинки яйца, две булочки и бутылку квасу. Долго слушали кукушку. Маняша даже загадала: "Если эта прокукует больше пятнадцати раз, то мамочка скоро получит..." Кукушка умолкла. Лучше у другой посчитать... Но мать вдруг спросила:

- Так ты твердо решила уходить из земской управы?

- Надо уходить... Хотя тебя сопровождать все равно не разрешат.

- "Сопровождать"... - У Марии Александровны дрогнула голова. - Я еще могу и одна. А вот ты как останешься? Стали негласно подсматривать. Думаешь, тебя не уволят?

- Глеб... - Маняша оглянулась: нет ли кого подозрительного поблизости? Поправилась: - Грызун советует уволиться самой. Обещает найти другую работу.

- Сам-то встал бы на ноги. Булочка, - Мария Александровна назвала жену Кржижановского, - рассказывала, операция была тяжелой.

- Да, он в больнице ужасно похудел. Но теперь ему значительно лучше. Говорит, на строительстве сельскохозяйственного училища скоро освободится для меня место счетовода. Буду ждать...

- Ему бы теперь к башкирам на кумыс.

- Не может он. Знает: без него тут трудно...

- Булочка управится... Ей энергии-то не занимать. Да и ты поможешь, если поездку не разрешат.

Из глубины леса повеяло прохладой; подобно туману, расползался между деревьями легкий сумрак. Где-то совсем недалеко попробовал голос соловей: буль-буль-буль, чок-чок-чок...

- Я говорила - запоет!.. В таком лесу не может не петь. Послушаем немного и пойдем на конку.

- Уже свежо. Пойдем.

- Еще минутку...

Утром почтальон принес добрую весточку - у Ани все прояснилось, и Мария Александровна села заканчивать письмо:

"Сейчас получила письмо твое от 20/V, merci за него, дорогая! Ты хорошо сделала, что переехала в более здоровую местность, там ты скорей поправишься! Я люблю очень сосновый лес, и с каким удовольствием погуляю там с тобой!.. Ты все боишься, что дорога утомит меня, но поеду я с комфортом, в I-ом классе, и могу отдыхать дорогой..."

На тревожный вопрос Анны о ее муже ответила:

"Марк все еще не уехал на новую службу в Томск, ждет билетов и обещал дать нам телеграмму в день отъезда, чтобы мы могли выйти к нему на вокзал... Вероятно, мы увидимся с ним на днях и передадим ему и карточку твою и наставления твои относительно здоровья его".

О Мите теперь можно не тревожиться: получил хорошее место - помощник заведующего земской грязелечебницей в Холодной Балке. Часто бывает в соседней Одессе. Собирается жениться. Но и о нем она, мать, не может не думать. Какой-то будет его подруга жизни? Повидать бы ее...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Владимир Ильич продолжал знакомиться с Лондоном. Он изучил его по карте и заранее составлял для себя очередной маршрут. В те дни, когда почта оказывалась небольшой и когда не надо было писать ответы агентам "Искры", Надежда отправлялась вместе с ним. Ей в особенности полюбились прогулки по обширным паркам, которыми издавна гордилась британская столица. Без них город начисто лишился бы обаяния.

Кенсингтонские сады сливались с Гайд-парком. Через улицу от него начинался Грин-парк. И так добрых четыре версты, до самого Букингемского дворца, протянулась в центре Лондона широкая зеленая полоса. Легкие города!

В Гайд-парке возле пешеходных дорожек могучие платаны, дубы и липы раскинули шатры густой листвы. Шарообразные "майские" кусты были усыпаны мелкими алыми цветочками. На длинном, изогнутом, как сабля, озере плавали утки с пушистыми утятами. По круговой дорожке возле чугунной решетки один за другим мчались денди на рысистых лошадях...

В том же парке, возле Оксфорд-стрит, - пресловутый "уголок ораторов", которые приходят сюда по субботам да воскресеньям, как проповедники в церковь. Некоторые со своими трибунками высотой с табуретку.

Ульяновы уже не однажды бывали там, вслушивались в произношение каждого слова, хотя по-прежнему понимали далеко не все. Слушателей бывало не много. Подойдут пять-шесть человек - оратор уже доволен. Сегодня один призывает вступать в "святое братство" баптистов-субботников, другой расхваливает проект города-сада, где вокруг каждого коттеджа будут расти деревья, третий... А вот третьего-то надо послушать повнимательнее - он критикует министра финансов за высокие налоги! Горячится больше всех. Выговорится до конца - отправится спокойно спать. Да еще будет кичиться так называемой демократией по-британски. Демократией для богачей!

Возле четвертого оратора столпилось человек десять. Интересно, о чем он там?.. Подошли поближе - болтает о социализме! Какими путями двигаться к новому обществу? А идти, оказывается, совсем не надо. И в борьбу вступать не надо. Благоразумие подсказывает: терпеливо жди! Господь бог, всеведущий и всемогущий, узнает о твоем ожидании. Он из хаоса сотворил небо и землю - он же приведет нас в царство социализма.