– Знаешь что, – обратился я к студенту, – погуляй в коридоре.

После его ухода между мною и экзаменатором возник разговор следующего содержания:

– Поставьте ему тройку!

– Но он ничего не знает по терапии!

– Ваша принципиальность приведёт к тяжёлым последствиям для этого студента. Он сломается, сопьётся, а может быть, и бандитом станет! Парень он сильный! Пусть занимается массажем! Полезная же для людей профессия!

– Уж не знаю, что делать… Надо же быть справедливой в оценке знаний у студентов!

– Согласен, но от вас сейчас зависит судьба именно этого студента! Эйнштейн и Чехов учились весьма посредственно, и если бы их выгнали из учебных заведений, то мир бы не узнал ни того ни другого. Люди бы ещё долго подходили к проблеме относительности времени, а «Чайку» никогда бы не поставили на сцене!

– Я ещё на занятиях убедилась в силе вашего логического мышления! – промямлила она.

– Это хорошо, что вы вспомнили то прекрасное время, когда студентам вашей группы я преподавал хирургию.

– Но не все стали хирургами! Я вот выбрала терапию!

– И правильно сделали, ибо эта профессия была для вас желанной! А для этого парня такой является мануальная терапия! Вы же не хотите быть массажистом?

– Нет!

– Но она нужна людям! Так дайте ему им стать!

– Не знаю, что делать…

– Зачем нужно, чтобы он вас возненавидел, а? Пусть завершает учёбу! Как знать, может быть, когда-нибудь он поможет вашему здоровью, сделав целебный массаж! А справедливость – это далеко не однозначное понятие! Мало того, в человеческом обществе она вообще невозможна! Среди роботов – да, а среди людей – нет! – улыбаясь, сказал я.

Глаза у коллеги подобрели. Она вздохнула и пробормотала:

– Вы правы! Принципиальность не всегда несёт добро… Я потребую от него, чтобы он выучил темы, на которые не ответил.

После возвращения студента в помещение коллега ему сказала:

– Я поставлю тебе тройку, но ты должен мне дать слово, что выучишь терапию!

– Конечно выучу!

– Больше дело до отчисления из института не доводи! – посоветовал я.

– Хорошо! – промямлил студент.

Глаза коллеги пристально взглянули на меня. В них был и упрёк, и благодарность. Упрёк за то, что я заставил её поступиться принципами учителя, а благодарность за то, что она это сделала – ради счастья этого ученика.

– А ты память всё же развивай, – посоветовал я ему. – У тебя компьютер есть?

– Конечно!

– Но когда ты его купил, то в процессоре были только программы и ни одного твоего файла! Так вот и твоя голова Богом подготовлена для усвоения информации, а программа для него находится в информационном поле Земли – это доказал Чижевский, а затем развила эту мысль академик Бехтерева! Надо стремиться к наращиванию файлов, которые свяжут тебя с глобальным процессором мышления и усвоения информации, находящимся в Космосе.

– И каким образом?

– Читать и запоминать, читать и запоминать, и ещё раз читать и запоминать!

– Но я читаю информацию по медицине в смартфоне!

– Смартфон – это шпаргалка, которая не даёт развиваться памяти! Ты когда читаешь информацию на его экране, то вряд ли задумываешься над ней. Тебе хочется лишь обмануть преподавателя, а не запомнить её для жизни! Он хорош для воспоминания, а не для запоминания!

– Мне кажется, что я её запоминаю.

– Если бы запоминал, то сейчас не краснел бы на экзамене от беспомощности!

– Я учту ваш совет!

– А если не учтёшь, то не станешь врачом! У врача должна быть хорошо развита не только зрительная и слуховая память, но и интуиция! А она приходит во время общения с пациентами, пребыванием на конференциях, чтением профильных журналов, монографий, руководств и других профессиональных познавательных источников.

– Как трудно будет это всё же делать!

– А другого способа развития интеллекта просто не существует!

У меня не было никакого раскаяния в том, что я помог этому студенту. Ведь я помог не уголовнику, а несобранному юноше, который имеет определённую цель в учёбе, и к которой, кажется, упорно стремится, если допускает унижение в получении положительной оценки на экзаменах.

После экзаменов я, как всегда, принялся анализировать прошедший день и не нашёл ничего предосудительного в своём поступке. Уже не раз случалось так, что я поступал наперекор принятому мнению. Самым ярким было нарушение Устава КПСС.

В трагические годы нашей страны, когда горбачёвская перестройка потерпела фиаско и к власти пришёл Б. Н. Ельцин, а затем наступил распад СССР и запрет КПСС, я работал начмедом районной больницы и одновременно возглавлял партийную организацию медработников района. Это теперь, когда президента В. В. Путина и премьер-министра Д. А. Медведева можно постоянно увидеть в Храме Христа Спасителя рядом с Кириллом или в других Святых Местах и этому никто не удивляется, то в те годы существования нашего государства КПСС сохраняла свою власть над умами граждан и оберегала чистоту своих рядов. Ведущее своё предназначение она видела в неустанной борьбе с «религиозным мракобесьем».

В абсурдности этого насильственного нагнетания страстей в борьбе с религией я убедился на личном примере.

Однажды в мой кабинет ворвалась рыдающая женщина. Вид её был ужасен – она была на грани безумия.

– Мой ребёнок умирает в детском инфекционном отделении! Спасите его! – запричитала она, хватая меня за руки.

– Но там хороший специалист, а я хирург, а не инфекционист! – опешив, пробормотал я.

– Она не смогла ему помочь! Пыталась, но у неё ничего не вышло! Тогда я обратилась к Богу и пригласила священника! Только он спасёт его! Но заведующая отделением не допускает его в палату к сыну! Помогите!

– Но я не могу разрешить посещение больницы священником, так как это категорически запрещено Уставом КПСС.

– Для вас глупые партийные постулаты дороже жизни моего сына, да?! Но в нашей стране Церковь отделена от государства, и я имею право пригласить кого хочу к своему умирающему сыну!

– Но он находится на лечении в государственной больнице и его врачи – государственные служащие и должны соблюдать законы!

– Вот мы сейчас ведём дебаты, а мой сын умирает, а его спаситель стоит у порога отделения, врачи которого бессильны ему помочь!

Она с ненавистью уставилась на меня. Её взгляд просто испепелял меня! Я понял, что назревает трагедия. Если ребёнок умрёт, то мать будет обвинять в этом Советскую власть и КПСС. То есть произойдёт дискредитация власти в СССР на уровне этого городка. А вот этого я не имел права допускать! Я не верил в то, что мальчика спасёт поп, а не врач-специалист, но принципиальность становилась в данной ситуации просто чрезмерно ущербной и губительной в судьбе этого ребёнка!

– Нет! Дороже жизни, и тем более ребёнка, ничего нет. Пойдёмте, я разберусь в ситуации!

В сопровождении матери я отправился в инфекционное отделение. У его порога стоял человек в рясе. Навстречу вышла врач-педиатр:

– Что тут у вас происходит? – спросил я.

– Ребёнок этой женщины в крайне тяжёлом состоянии, и она хочет, чтобы я допустила к нему священника, но я это сделать не могу!

– А кто это может?

– Вы!

Ни слова больше не говоря, я отправился в палату и нашёл ребёнка в агональном состоянии. Рядом в истерике билась пришедшая со мною его мать. Сложилась дикая ситуация. По Уставу КПСС доступ священника в больницу был запрещён и при разрешении мне грозил строгий выговор по партийной линии и даже увольнение с работы. При отказе же – не только Божье наказание, но и презрение родителей мальчика ко мне, а по сути дела и к существующей власти, так как я был её носителем.

Мать и врач уставились на меня в ожидании решения:

– Хорошо, – обратился я к священнику, – под мою ответственность я разрешаю вам пройти в палату к больному и свершить священный обряд!

Произнеся эти слова, я вдруг почувствовал, как тяжесть свалилась с моих плеч, и мне стало легко, словно я помолодел на десятки лет. Священник посмотрел на меня с благодарностью. Лица матери я не разглядел, но зато увидел лицо заведующей отделением – на нём застыла маска негодования. Она явно осуждала меня, но мне было уже безразлично её мнение.