Марго повернулась ко мне:

— Итак, оказалось, что Винсент, этот коварный негодник, рассказал отцу о нашей встрече и о моей… ситуации.

— Да, коварный негодник — это, должно быть, я. — На пороге с подносом в руках возник Винсент. Он казался расслабленным и довольным. — Луиза, приятно встретиться снова.

Я кивнула и наконец-то смогла улыбнуться.

Так странно было видеть людей в этой квартире, обычно такой тихой и спокойной, где всегда были только мы с Марго и Дин Мартин, но никогда не было ни Винсента, в клетчатой рубашке и галстуке «Пол Смит», с нашим обеденным подносом в руках, ни высокого мужчины с длинными ногами, с трудом уместившимися под кофейным столиком, ни женщины, украдкой оглядывавшей гостиную круглыми от изумления глазами.

— Знаешь, они застали меня врасплох. — Голос Марго слегка охрип и сел от слишком долгого разговора. — Он позвонил и сказал, что проезжает мимо и хочет заскочить. Я подумала, что это Винсент, а потом дверь открылась чуть шире и… Нет, не могу… Вы все, наверное, просто в ужасе от моего вида?! Я ведь даже не успела переодеться! Как-то напрочь об этом забыла и только сейчас вспомнила. Но мы чудесно провели день. Так чудесно, что невозможно передать словами. — Марго протянула руку, и Фрэнк нежно сжал ее; его подбородок подрагивал от наплыва чувств.

— О, это просто настоящее чудо! — воскликнула Лэйни. — Нам нужно столько всего наверстать. Я уверена, нас свела вместе рука Господа.

— Ну, скорее, Он и «Фейсбук», — философски заметил Винсент. — Луиза, кофе хотите? В кофейнике еще немного осталось. Я принес печенья на случай, если Марго захочет перекусить.

— Ой, она такое не ест. — Черт, опять не успела прикусить язык!

— Да, Луиза совершенно права. Винсент, дорогой, я действительно не ем печенья. Печенье скорее для Дина Мартина. Ведь шоколадная крошка — это не настоящий шоколад, так?

Марго говорила без остановки. Она совершенно преобразилась. Казалось, всего за один день эта старая дама помолодела на десять лет. Колючий блеск глаз куда-то исчез, взгляд стал мягким, проникновенным, и она непрерывно щебетала веселым, захлебывающимся голосом.

Я попятилась к двери:

— Ну что ж, пожалуй, не буду вам мешать. Думаю, вам есть о чем поговорить. Марго, крикнете, если я вам понадоблюсь. — Я остановилась, беспомощно свесив руки. — Было очень приятно познакомиться. Очень рада за вас всех.

— Мы считаем, что самым правильным решением будет, если мама вернется с нами, — заявил Фрэнк-младший.

В комнате вдруг стало тихо.

— Вернется куда? — не поняла я.

— В Такахо, — уточнила Лэйни. — К нам домой.

— И надолго? — (Они переглянулись.) — Я только хотела узнать, как долго она у вас пробудет. Чтобы собрать ее вещи.

Фрэнк-младший продолжал держать мать за руку:

— Мисс Кларк, мы потеряли уйму времени. Мама и я. И мы оба считаем, что сейчас нам следует извлечь максимум возможного из того, что у нас есть. Поэтому нам нужно сделать… определенные приготовления. — В его голосе прозвучали собственнические нотки, словно он уже начал предъявлять свои права на Марго.

Я посмотрела на Марго, и она ответила мне безмятежным взглядом:

— Все верно.

— Погодите. Вы хотите уехать… — начала я и, не получив поддержки, продолжила: — А квартира?

Винсент сочувственно на меня посмотрел, затем повернулся к отцу:

— Папа, может, на сегодня довольно? Нам всем нужно много чего переварить. У нас впереди масса работы. Да и Луизе с бабулей наверняка есть о чем поговорить.

На прощание он легонько коснулся моего плеча. Что было немного похоже на извинение. После слов Винсента вся семья сразу засобиралась домой. Мне показалось, что именно он стал инициатором столь поспешного ухода, поскольку его родителям явно не хотелось расставаться с Марго.

— Знаешь, мне кажется, жена Фрэнка довольно приятная, хотя и не умеет одеваться, бедняжка. Если верить моей матери, в молодости у него были совершенно ужасные подружки. Она какое-то время рассказывала мне о них в письмах. Но белая хлопковая водолазка! Нет, ты можешь представить себе этот кошмарный ужас?! Белая водолазка!

Скорость, с которой тараторила Марго, выражая свое возмущение столь абсурдной манерой одеваться, неожиданно вызвала у нее приступ кашля. Я принесла ей стакан воды и дождалась, пока кашель не успокоится, после чего бессильно опустилась на стул:

— Ничего не понимаю.

— Все это наверняка стало для тебя неожиданностью. Луиза, дорогая, случилась невероятная вещь. Мы все говорили и говорили, даже пролили одну-две слезинки. Он остался прежним. Как будто мы вообще не расставались! Он такой же, как в детстве. Слишком серьезный, спокойный, но очень добрый. И его жена очень на него похожа. Представляешь, совершенно неожиданно они предложили мне переехать к ним. У меня возникло смутное подозрение, что они все решили еще до своего прихода сюда. Ну я и согласилась. — Марго подняла на меня глаза. — Ой, только не куксись! Мы ведь знали, что это не навсегда. И там есть чудное местечко в двух милях от их дома, куда я смогу переехать, когда мне станет совсем трудно.

— Совсем трудно? — переспросила я.

— Луиза, ради всего святого, перестань надо мной причитать! Короче, когда я не смогу себя обслуживать. Когда мне будет совсем плохо. Если честно, не думаю, что мне удастся провести с сыном больше нескольких месяцев. Подозреваю, они именно поэтому так охотно пригласили меня к себе. — Марго сухо рассмеялась.

— Но… но я ничего не понимаю. Вы ведь говорили, что никогда не покинете эту квартиру. А как же все ваши вещи? Нет, вы не можете вот так взять и уехать.

Марго выразительно на меня посмотрела:

— Это именно то, что я могу сделать. — Ее старая костлявая грудь болезненно вздымалась и опадала под тонкой тканью. — Луиза, я умираю. Я старая женщина, и я долго не протяну. Мой сын, который, как я считала, потерян для меня навеки, был настолько великодушен, что, забыв о гордости, повернулся ко мне лицом. Ты можешь себе представить? Ты можешь себе представить, как это благородно с его стороны?! — (Я вспомнила о Фрэнке-младшем, как он сидел рядом с матерью, не сводя с нее глаз, его руки сжимали ее прозрачные ладони.) — И чего ради, скажи на милость, мне оставаться здесь, если я могу провести время с сыном? Просыпаться и видеть его за завтраком, и болтать обо всех вещах, которые прошли мимо меня, обнимать его детей… Винсента, моего дорогого Винсента. Кстати, ты знала, что у него есть брат? У меня двое внуков. Двое! Ну да ладно. Мне нужно извиниться перед моим сыном. А ты знаешь, как это важно? Я должна сказать «прости». Ох, Луиза, можно лелеять свою обиду из какой-то дурацкой гордости или признаться в своих ошибках и насладиться тем драгоценным временем, которое отмерено тебе судьбой. — Она аккуратно сложила руки на коленях. — Вот что я планирую сделать.

— Но вы не можете. Вы не можете вот так взять и уйти. — И неожиданно для себя я разревелась белугой.

— Ой, моя дорогая девочка, я рассчитываю, что ты не будешь волноваться из-за таких пустяков. Не сейчас. Ради бога, только никаких слез! Я хочу попросить тебя об одном одолжении. — (Я вытерла нос.) — Пожалуй, сейчас будет самый тяжелый момент. — Марго с трудом сглотнула. — Они не берут Дина Мартина. Они оба ужасно извинялись, но у них аллергия или вроде того. Сперва я собиралась сказать им, что все это глупости и Дин Мартин поедет с мной, но, положа руку на сердце, я страшно переживаю, что с ним будет после моей смерти. Ведь, как ни крути, ему еще жить да жить. В отличие от меня. Итак… я хотела бы знать, не могла бы ты взять его себе. Он, кажется, тебя любит. Один Бог знает почему, учитывая, как ты третируешь бедняжку! Это несчастное животное — олицетворение всепрощения.

Я удивленно посмотрела на Марго сквозь слезы:

— Вы хотите, чтобы я взяла Дина Мартина?

— Хочу. — (Преданно сидевший у ее ног мопс с немым обожанием смотрел на хозяйку.) — Я прошу тебя, мой друг… присмотреть за ним… вместо меня.