Не услышать слова любви в последний раз.

Слезы текут по моим щекам. Все произошло слишком быстро. Я собиралась извиниться в ту ночь. Я все спланировала. Его любимый ужин, его любимое пиво в холодильнике, наша музыка. Я собиралась извиниться, но у меня не было возможности.

— Холлин, скажи мне, — поворачивая меня, Джейс хватает за плечи, слегка встряхнув, заставляя посмотреть на него. — Мы честны друг с другом, помнишь? Скажи, что происходит, чтобы я мог тебе помочь.

С тяжестью в сердце я говорю:

— Перед тем как Эрик умер, я сказала, что ненавижу его. Это было последнее, что я сказала, и что он слышал. Я ненавижу тебя.

— Холлин, он знал, что ты так не думала.

— Это не имеет значения, — произношу я. — Это было последнее, что он услышал от меня. Он пошел на тренировку в тот день, думая худшее о нашем браке, обо мне. Что, если... — я задыхаюсь от рыдания. — Что если сказанное отвлекло его? Что, если я причина его смерти, потому что он не был сосредоточен? Я сделала это с ним.

— Не надо, — Джейс поднимается и сжимает мое лицо сильной рукой, заставляя посмотреть на него. — Не смей обвинять себя в его смерти. Ты ничего не можешь с этим сделать.

— Но что, если…

— Что, если это пустая трата времени. Не разрушай свою жизнь мыслями «что если». Как ты сказала, жизнь — это намного больше.

— Жизнь — это намного больше, — соглашаюсь я. Он кивает, его рука все еще на моем лице, его другая рука касается моего бедра.

— Он знал, что ты любишь его, Холлин. Сложно этого не знать. Из того, как ты говорила об Эрике, ясно, что у тебя была страсть, связь с ним. Это пустые слова, которые были сказаны сгоряча. Это ничего не значило. Как ты сказала, не обесценивай, мы все совершаем ошибки.

Он замолкает после этих слов. Качая головой и закрыв глаза, он хихикает.

— Черт, я ненавижу тот факт, что наши переживания так похожи, и в то же время отличаются.

— Как будто мы должны были найти друг друга. Помогать друг другу.

— Словно мы собрались вместе в этом мире, в самые трудные времена в нашей жизни, чтобы злиться, но с определенной целью.

Есть что-то волшебное в том, как он повторяет мои слова. Как будто он на самом деле слышит меня, а не просто успокаивает. Он умеет выслушать.

— Именно.

Вздыхая, он притягивает меня ближе.

— Он любил тебя, Холлин. Но думаю, пришло время применить некоторые из твоих слов. Жизнь — это намного больше. Живи. Люби… докажи свое существование.

Я ищу его глаза, полные искренности, понимания, страсти.

Он первый человек, с которым я сблизилась после смерти Эрика. И впервые с тех пор, как я произнесла эти три несчастных слова Эрику, мне кажется, что двигаться дальше не так уж и страшно. Не с Джейсом, который направляет меня. Эрик знал, что я люблю его. Он знал.

Чувствуя необходимость прыгнуть, о чем мы говорили ранее, я пробегаюсь руками по груди Джейса и говорю:

— Поцелуй меня.

Его брови поднимаются в недоумении. Я не виню его, эта мысль пришла неожиданно, но мне нужно двигаться дальше. Мне нужно доказать себе, что я могу это сделать. Что я могу простить себя за свои слова. В глубине души я знаю, что Эрик всегда будет со мной, но мне нужно снова научиться жить. Потому что жизнь — это намного больше…

Я не жду, пока он сделает шаг. Вместо этого я хватаю его за челюсть и тяну ближе, пока наши губы не соприкасаются

— Я думал, что ты не готова, — говорит он рядом с моими губами.

— Я делаю шаг ближе. Пришло время серьезно отнестись к этой программе и действительно доказать свое существование. Поцелуй меня, Джейс. Заставить меня чувствовать снова.

Он улыбается, прежде чем наши губы соприкасаются. Этот поцелуй затмевает затяжную и понятную вину, борющуюся во мне. Освободиться от чувства вины потребует времени, как и желание двигаться дальше. Прошло почти два года. Я двигаюсь дальше. Одним поцелуем с Джейсом я доказываю свое существование.

Картер

— Это не дворец, но меня устраивает, — я пожимаю плечами, чувствуя себя неловко. Зачем я привел ее сюда?

Она осматривается, замечая каждую маленькую паутину в углу потолка, каждую пылинку и потертости на моей полуразрушенной мебели.

Если я хотел произвести на нее впечатление, то я делаю довольно дерьмовую работу.

Что? Мне нужно произвести на нее впечатление? Поэтому я привез ее к себе домой? Если это так, то мне нужно ударить себя по яйцам. Потому что привести ее сюда, чтобы произвести на нее впечатление было довольно глупым решением.

«Эй, Дейзи, посмотри. Вот здание, на стены которого мочатся бомжи. И пока ты там, проверь матрас, на котором я сплю. И раздолбанную кухню, на которой мне, как профессиональному повару, стыдно готовить. И этот сквозняк, чувствуешь? Ага, это особенное. Называется подхватить пневмонию. Это прекрасно, правда?»

Нахер.

— Вот это да, — наконец-то она говорит, глядя на меня.

Это — вот это да «я не могу поверить, что ты живешь в этом сраном месте»? Или… да кого я обманываю? Это — вот это да «я не могу поверить, что ты живешь в этом сраном месте». Нет другого варианта, когда дело доходит до моей жизни, моего жилья, моей чертовой удачи.

Я хватаюсь за затылок, избегая смотреть на нее.

— Да, это единственное место, которое я мог найти в то время.

— Почему ты это делаешь? — спрашивает она, указывая на мою руку, которой я тру шею.

— Ты о чем?

Она имитирует мое действие.

— Волнуешься. Почему?

— Разве это не очевидно? — она смотрит на меня непонимающе. — Ну же, Снежинка, это место — дыра. Не знаю, зачем я привел тебя сюда.

Она хмурится и морщит нос. Это выглядит мило. Черт, я хочу снова ее поцеловать.

— О чем ты говоришь? Я сказала «вот это да», потому что ты живешь один. Это так удивительно. Осмотрись, — она поворачивается, широко расправив руки, когда ее волосы развеваются. — У тебя есть все это. Это твое. Тебе не нужно беспокоиться о соседке по комнате, о бабушке или о сестре и ее женихе. И, кстати, я слышу, как они занимаются сексом, — она вздрагивает. — Ты можешь ходить голым, если захочешь, оставить молоко, не переживая об этом, и тебе не нужно беспокоиться о том, что ты потревожишь кого-то другого. Ты действительно живешь.

Она садится на один из шатких барных стульев на моей кухне и несколько раз стучит по стойке.

— Да, это здорово.

Она сейчас серьезно? Я осматриваю свою квартиру, убеждаясь, что вижу то же самое, что и она. Она думает, что моя квартира — это здорово? Это вообще возможно?

— Снежинка, это место — дыра.

Она качает головой.

— Ты не так на это смотришь, — она встает и идет в мою сторону, сцепляя наши руки, указывая на мою жилплощадь. — Ты можешь видеть потертости на полу или старую, сломанную мебель, но то, что я вижу — это свобода, — она поворачивается ко мне, с великолепной улыбкой на ее прекрасном лице. — Это твое святилище. Для тебя, это может и немного. Это просто твое пространство. Понял? — она повторяет мои слова, заставляя меня улыбаться.

— Понял.

— Хорошо. Она хлопает в ладоши от радости, посмотри, как я учу тебя любить свое пространство. О! — она поворачивается ко мне со сверкающими глазами. — Это может быть что-то новое, чему ты научишься для «Дорогой Жизни».

— Да ладно. Ты знаешь, я не участвую в этом.

— Да, твоя «доска мечты» на салфетке была очень выигрышной, — саркастически говорит она.

— Это заняло у меня много времени, — говорю я со смехом.

— Уверена в этом, — она ходит по квартире, касаясь вещей, изучая. — Почему бы не поучаствовать? Ты должен ходить на встречи и писать письма. Так как ты уже здесь, то можешь присоединиться.

— Я сделал достаточно.

— О, забыла, — она играет с листами на моих окнах. — Ты Картер Кроуфорд. Ты не участвуешь, ты слишком крут для этого. Вместо этого, твой вклад в общество заключается в том, чтобы люди не витали в облаках, и возвращаешь их на землю твоим веселым настроем.