– Но Дейл называет себя профессионалом.

– То, чем он занимается, – строго заметил отец Джордан, – вульгарно, опасно и абсолютно одиозно. Но в целом он, разумеется, неплохой парень. По крайней мере, так мне кажется. Совсем даже неплохой человек.

– Наверное, вы хотели сказать мне что-то еще, да? – спросил Аллейн.

– Хотел, но как-то не решаюсь. Не уверен, стоит ли. Вы будете смеяться надо мной, если я скажу, что в силу своего опыта или же, возможно, благодаря некоему инстинкту я особенно чувствителен к… духовной атмосфере.

– Не совсем понимаю, почему я…

Отец Джордан перебил его:

– Хотел сказать, что чувствую: здесь что-то явно неладно в плане чисто духовном. Я использую именно это слово, потому как являюсь священником. Общаюсь со многими людьми и научился чувствовать это.

– Чувствуете и сейчас?

– Да, и очень отчетливо. За всем этим кроется некое невыразимое несчастье, – ответил отец Джордан. – Вот только никак не могу определить, от кого оно исходит.

– От мисс Эббот?

– Не знаю, не знаю.

– Пусть так, – заметил Аллейн. – Но ведь вы не это собирались сказать.

– Вы тоже очень чувствительны, – отец Джордан не сводил с него пристального взгляда. – Останетесь ненадолго, когда вечеринка закончится?

– Конечно.

И тут отец Джордан произнес так тихо, что Аллейн едва его расслышал:

– Вы ведь Родерик Аллейн, я прав?

В опустевшем салоне пахло окурками и недопитым спиртным. Аллейн отворил дверь на палубу: на небе блистали звезды, среди них покачивалась корабельная мачта, и ночное море билось о борта судна.

– Простите, что задерживаю вас, – произнес за его спиной отец Джордан.

Аллейн затворил дверь, и они уселись.

– Позвольте сразу же заверить, – начал отец Джордан, – что уважаю вашу анонимность… хотя нет, анонимность, наверное, не то слово. Ваше инкогнито, так будет лучше?

– Я не слишком придирчив к выбору слов, – сухо ответил Аллейн.

– Можете не беспокоиться, что я вас узнал. Это страннейшее из совпадений. Так могла бы сказать ваша жена при встрече.

– Неужели?

– Нет, я с ней не знаком, но большой поклонник ее живописи. Относительно недавно посетил ее персональную выставку, и один маленький портрет произвел на меня неизгладимое впечатление. Картина была без названия, но мой брат-священник, отец Коупленд из церкви Святого Эгидия, что в Уинтоне, знакомый с вами обоими, сказал, что это портрет мужа художницы, знаменитого инспектора Аллейна. Я очень хорошо запоминаю лица, и сходство неоспоримое. Уверен, что не ошибся.

– Трой, – заметил Аллейн, – была бы очень благодарна за такую оценку.

– Ну и еще одно. Это пари мистера Мэрримена было не спонтанным, а организованым специально, не так ли?

– Боже ты мой! Похоже, я просто осрамился!

– Нет, нет. Не вы. Вы были крайне убедительны. Это капитан.

– Да, пожалуй, он немного перестарался.

– Вот именно. – Отец Джордан подался вперед и спросил:

– Скажите, Аллейн, ради чего вы завели разговор об этом Цветочном Убийце?

– Ради забавы. Чего ж еще?

– Значит, не хотите мне говорить.

– По крайней мере, – небрежно произнес Аллейн, – у вас имеется алиби на пятнадцатое января.

– Но вы мне, конечно, не доверяете.

– Не стоит затрагивать этот вопрос. Вы ведь уже выяснили, я полицейский.

– Очень вас прошу, доверьтесь мне. Вы не пожалеете. Вы ведь можете проверить мое алиби, верно? Ну а другой случай, с этим несчастным дитя, которое ходило в церковь, с ним что прикажете делать? Это было двадцать пятого января. Тогда я был на конференции в Париже. Вы можете это выяснить, не составит труда. Вы, несомненно, поддерживаете связь с коллегами. Так что можете узнать через них.

– Думаю, это можно будет сделать.

– Так сделайте! Я вас умоляю. Если вы здесь инкогнито, как я подозреваю, вам нужен человек, которому можно довериться.

– Это не всегда оправдывает ожидания.

– Наших женщин нельзя оставлять одних. – Отец Джордан поднялся и смотрел на палубу через стеклянную дверь. – Вот, пожалуйста, полюбуйтесь.

Миссис Диллингтон-Блик решила прогуляться по палубе. Проходила мимо освещенных иллюминаторов над моторным отсеком и вдруг остановилась. Ее серьги и ожерелье мерцали, алый шарф, накинутый на голову, трепетал от ночного бриза. Тут из тени под мостиком вышел мужчина и направился к ней. Взял ее под руку. Они развернулись и скрылись из вида. То был Обин Дейл.

– Вот видите, – заметил отец Джордан. – И если я прав, таких вещей допускать нельзя.

– Сегодня у нас седьмое февраля, – сказал Аллейн. – А преступления совершаются с десятидневными интервалами.

– Но пока их было всего два.

– Была еще одна попытка пятого января. В прессе о ней умолчали.

– Вот как! Значит, пятого, пятнадцатого и двадцать пятого. Получается, что со дня последнего убийства прошло уже больше десяти дней. Если вы правы (и интервалы в конечном счете могут оказаться всего лишь совпадением), тогда опасность велика.

– Напротив. Если версия о десятидневных интервалах верна, то миссис Диллингтон-Блик в данный момент не грозит никакой опасности.

– Но… – Отец Джордан уставился на него широко раскрытыми глазами. – Вы хотите сказать, были еще преступления? Со времени нашего отплытия? Почему же тогда…

– Примерно за полчаса до отплытия этого судна и в двухстах ярдах от него. В ночь с четвертого на пятое. Убийца удивительно пунктуален, рассчитывает все до минуты.

– Боже милостивый! – воскликнул отец Джордан.

– На данный момент никто из пассажиров и команды, за исключением капитана, не знает об этом. И если только кто-либо не озаботится сообщить эту новость по телеграфу в Лас-Пальмас, так ничего и не узнают.

– Четырнадцатое… – пробормотал отец Джордан. – Так вы считаете, до четырнадцатого февраля мы в безопасности?

– Остается лишь надеяться. Может, выйдем немного подышать свежим воздухом перед сном? Думаю, стоит. – Аллейн распахнул двери. Отец Джордан последовал за ним.

– Я тут подумал, – заметил он, – вы, наверное, считаете, я люблю вмешиваться в чужие дела. Это не так. Просто у меня особое чутье на зло в любых его проявлениях. И еще я всегда считал своим долгом по мере сил предотвратить его, не допустить греха. Я, своего рода, духовный полицейский. Разумеется, с вашей профессиональной точки зрения, все это полная чушь.

– Почему же, я уважаю вашу позицию, – сказал Аллейн. Секунду-другую они молча смотрели друг на друга. – И вот еще что, сэр. Я очень бы хотел вам доверять.

– Ну, хоть какой-то шаг вперед, – произнес отец Джордан. – Оставим все как есть, пока не проверите мое алиби?

– Если вы не против, конечно.

– Разве у меня есть выбор? – спросил отец Джордан. И через секунду добавил: – В любом случае получается, у нас сейчас перерыв. До четырнадцатого февраля, так?

– Если эта наша версия о временных интервалах верна. Но она может оказаться неверной.

– Полагаю, психиатр…

– Да, доктор Мэйкпис, к примеру. Я уже подумываю проконсультироваться с ним.

– Но…

– Да?

– У него нет алиби. Он сам так сказал.

– Нас всегда учили, – заметил Аллейн, – что виновный в такого рода преступлениях человек никогда не признается, что у него нет алиби. У него оно всегда найдется. Ну, хоть какое-то. Так выйдем на палубу?

Они вышли. Легкий бриз все еще дул, но холодно не было. Корабль пробирался сквозь тьму, слегка подрагивая и раскачиваясь, жил собственной жизнью, издавал все положенные при этом звуки, но в целом на нем царили тишина и спокойствие. Аллейн и отец Джордан прошли по правому борту до кокпита, и тут пробили склянки.

– Полночь, – произнес Аллейн.

Мимо них бесшумно проходили матросы. В дальнем конце палубы на миг возникли миссис Диллингтон-Блик и Обин Дейл, они направлялись к пассажирскому отсеку. Пожелали всем доброй ночи и скрылись из вида.

Отец Джордан, щурясь, всмотрелся в циферблат своих часов.