Жалко! Отличный корабль был. Их и так не слишком много: кораблей с литерой «М», означавшей, что судно оборудовано М-реактором. Надеюсь, диспетчерские службы уже рассчитывают траекторию падения и скорректируют, если надо, чтобы он не рухнул куда-нибудь на жилой посёлок. Время для этого у них есть. А вот что делать мне? Если бы я не израсходовал так бездарно газовый запас ранца, можно было бы попытаться добраться до «Марс-3», благо её было пока хорошо видно.
Свет под косым углом, обтекал тёмную сферу станции с проблесками огоньков в иллюминаторах блок-секций, почти неразличимых в лучах далёкого солнца, и падал на планету, превращая видимую часть поверхности в загибающееся по краям назад выпуклое блюдо, поданное космосом. Говорят, раньше с этой высоты над северным полушарием можно было увидеть вулканические равнины и ударные кратеры. Но теперь, из-за уплотнившейся атмосферы – результат совместных усилий террамодуляторов и марпоники – разглядеть что-либо, кроме протянувшейся равнины и чёрной пропасти одного из семи тысяч сохранённых колоссальных каньонов, я не мог. Невооружённым глазом, по крайней мере.
Довольно компактная поначалу масса корабельных обломков стала разваливаться. Одни отстали, другие ушли вперёд, часть отправилась в космос, часть к планете. Не очень-то хорошо для меня: намного легче засечь группу объектов, чем крохотную фигуру в металлопластиковом скафандре. Искать меня, конечно, будут, вот только найдут ли? Электроника скафандра как не работала, так и не работает, потому и молчит рация. Энергобатареи разряжены даже у аварийного маяка, почему и бездействует спас-сигнал. Благодаря почившему ранцу, где располагалась система фильтров очистки, углекислый газ приходилось стравливать вручную через клапан аварийного сброса, нажимая затылком на клавишу в задней части шлема и выпуская наружу отработанную кислородную смесь, отчего меня начинало вращать то в одну, то в другую сторону. По моим прикидкам, при таком расходе дышать оставалось часа четыре. К счастью, работали впаянные в скафандр тёмные прямоугольники гелио-ячеек, не давая замёрзнуть или свариться.
«Сниму шлем, когда начну задыхаться», – решил я. Всё-таки зрелище замороженного покойника предпочтительней синюшного удавленника с высунутым языком и выпученными глазами в облаке кровавых мёрзлых шариков.
«Тебе не всё равно? – мелькнула мысль. – Какая тебе разница, в каком виде найдут тело?»
А его рано или поздно найдут, возможно, через много лет, когда вокруг Марса будет не протолкнуться от спутников, зондов, станций – всего того, что сейчас натолкано у Земли, где находят даже обломки первых ракетоносителей, по каким-либо причинам не упавшие вниз. Такое бывало, пусть и очень-очень редко.
С другой стороны, промёрзшая фигура в светлом пластике, летящая над багровой планетой, если раньше не упадёт на эту самую планету или не унесётся в космос, может породить кучу легенд о Загадочном Страже, хранящем Марс от коварных поползновений ледяной пустоты. Нет, пока не кончился кислород, на будущее надо смотреть оптимистично. Например, внезапный толчок в спину раскрытого лепестка магнитного захвата, затем мягкий рывок, останавливающий осточертевшее вращение, и вот меня уже влекут к мембране воздушного шлюза челнока марсианской спас-службы движки индивидуального поискового зонда. А внутри поджидают взволнованные спасатели. Врач с развёрнутой капсулой системы жизневосстановления и пилот, высокая, длинноногая блондинка с огромными синими глазами…
Что-то с силой ударило в спину, и тут же последовал резкий рывок – мягкие пластиковые зажимы шлема не удержали мотнувшуюся взад-вперёд голову, и я чувствительно приложился носом о стекло. Как говорится: деньги к деньгам, так и к рассечённой брови разбитый нос. Шлем придётся выбрасывать. И помечтать не дали.
В голову лезли самые идиотские мысли.
Меня ещё раз качнуло из стороны в сторону, потом перестала вращаться панорама, усыпанная белыми гвоздиками звёзд, и я почувствовал, как что-то плавно повлекло меня назад и вверх, если пользоваться привычными аналогиями. Я притих как мышь, молясь про себя, чтобы это было правдой, а не бредом спятившего от страха человека, который цепляется с надеждой за любую спасительную соломинку, даже призрачную. Следовало просто поднять руки и потрогать плечи, но я ничего не делал, настолько оторопел вначале. Интересно, и за что такая милость богов глубокого космоса? Вёл, что ли, себя хорошо? Я бы, наверное, напыжился от гордости, если б не боялся сглазить. Космонавты – народ довольно суеверный, хотя и тщательно это скрывают, как, впрочем, и спортсмены, и ещё куча людей иных профессий, а я ничем не лучше других.
Нет, конечно, хорошо порассуждать на форумах информсети о превалировании материи, поважничать перед девчонками и приятелями цитатами из давным-давно почти никем не читаемых, зато до сих пор почитаемых, классиков. Особенно веков девятнадцатого-двадцатого. Небрежно упомянуть пару-тройку трудов философов древности, не забывая и современных, и гордо объявлять себя материалистом, на дух не переносящим адептов любой конфессии. Но это там, на Земле, в уютной безопасности здорового социума и благ цивилизации, а не среди ледяной пустоты и одиночества. Были случаи: люди сходили с ума, несмотря на все тренинги, проведя в пространстве несколько часов – слишком тяжелой для психики оказывались давящая бесконечность пустоты и подтачивающее разум ощущение безнадёжности. Были. Но не все, люди – они разные.
К примеру, Дарья Светлова, слушатель четвёртого курса Высшей космической академии имени Нила Армстронга, несколько лет назад угодившая во время индивидуального тренировочного полёта в рой космического мусора. Никто и предположить не мог, что в специально отведённый квадрант учебно-тренажёрной связки Старт-комплекс-2 – Селена – Старт-комплекс-2 вторгнутся обломки давным-давно уничтоженного спутника. Военного, как удалось установить впоследствии. Историки раскопали в архивах, что когда спутник отработал свой ресурс, была отдана команда на самоуничтожение, после которой часть останков военно-шпионской мысли должна была сгореть в атмосфере, а не успевшие – благополучно затонуть в одном из секторов Тихого океана.
Неизвестно, что пошло не так, но ничего не сгорело и не затонуло. Вместо этого обломки взорванного спутника отправились в круиз по Солнечной системе, чтобы несколько десятилетий спустя вернуться к породившей их планете. В них-то и угодил челнок Дарьи. Почему – другой вопрос, и ответа на него, кажется, до сих пор не нашли. Челнок, стандартная трубчатая решётка м-аккумулятора, в целях безопасности никто не монтирует м-реакторы на такую мелочь, увенчанная прозрачной кабиной рубки пилота, был прошит в нескольких местах, и развалился. Девушка не пострадала, но оказалась одна в тридцати тысячах километрах от Земли с суточным запасом воздушной смеси. К счастью, любые полёты, отслеживаются, а индивидуальные учёбные с особой тщательностью. Точнее, за курсантами следит не только диспетчерская служба, но и часть преподавательского состава академии, и Спас-служба, и пилоты-наставники. Собственно, последние не просто следят, они страхуют своих подопечных в пространстве, хотя Спас-служба и уверяет, что в случае неожиданно возникших трудностей справится быстрее и лучше.
Поэтому само крушение засекли сразу, и на поиски челнока отправились модуль Спас-службы и страховавший полёт курсантки аэрокосмический катер Академии. К довершению всех несчастий, у Дарьи было повреждено приёмо-передаточное устройство связи, и девушка оказалась одна-одинёшенька в безмолвной пустыне за тысячи километров от Земли. Пока просчитали траектории всех видимых на радарах обломков, пока до них добрались, что, кстати, было делом отнюдь не быстрым, тем более, искать-то начинали с наиболее крупных, минуло восемнадцать часов. Дарью подобрал катер Академии. Поговаривали, что после того, как АКК доставил девушку на одну из Спас-станций, в изобилии натыканных над родной планетой, и удостоверившись в её здравии, пилот-наставник проворчал: «Наши лентяи и в космосе причину найдут, лишь бы не учиться!». Но это он от радости, а скорее всего, просто фольклор.
